– Понятно, – слышу я спокойный голос Демьяна. – Сейчас бессмысленно разговаривать. Закончим, когда остынешь. Курицу не перевари. Больной ребёнок супа хочет, – снова наступает тишина, следом хлопок. Ушёл. Кто-то явно не любитель оправдываться.

Стою, не шелохнувшись. "Больной ребёнок" царапает не хуже, чем "малолетка". Даже больнее. Да. Для него я ребёнок. Ни разу не девушка. Хоть в трусах перед ним прыгай, хоть голышом. Обидно.

С ватной головой и лёгким ознобом натягиваю на себя шорты и выхожу к брату, ковыряющемуся у разделочной доски среди нарезанной тонкой соломкой морковки и лука. Даня слышит меня, но не оборачивается.

– Тебе следует перед ним извиниться, —застываю позади.

– В самом деле?

– Ты правда всё не так понял. Я сама к нему выперлась. Он лишь помог довезти продукты.

– Ну да. Оно и видно.

– Брось. Ты сам слышал, я для него ребёнок.

На меня хмуро оборачиваются.

– А ты бы хотела, чтоб было иначе?

– Ну… – теряюсь. Заметно теряюсь.

С одной стороны, такое равнодушие действительно уязвляет. С другой… у меня ведь нет видов на Игнатенко. Его типаж в принципе мне не импонирует. Да, красавчик, но красавчик закрытый, холодный и не понимающий шуток. А его интонации? Сразу папу вспоминаю с командорскими замашками, рядом с которым чувствуешь себя вечно виноватой.

Однако мою заминку брат воспринимает по-своему.

– Том, держись от него подальше.

– Почему? Потому что он твой друг?

– Потому что ты его не знаешь. Он… не такой, как ты думаешь. С ним… небезопасно.

Оу.

– Пролёт, Радов. Если хотел напугать, затея провалилась. Только интриги нагнал.

– Какая к чёрту интрига? – психует тот. – Прямым текстом говорю: он не для тебя. Он из другого мира, в который тебе соваться не стоит.

Ну… Я, конечно, догадываюсь, что чувак, разъезжающий на Гелике добряшкой-миссионером, живущим во благо процветания нашего общества вряд ли окажется, однако совсем уж нагнали на его персону таинственности. Прям какого-то мафиози делают, честное слово.

– А тебе можно? – резонно замечаю я. – Вы же кореша. Когда спелись правда непонятно, ведь я про него узнала-то только вчера. Как вы познакомились? И что за Леся?

Моя осведомлённость Дане не нравится.

– Подслушиваем, да?

– А то не знаешь, что я это делаю лет с тринадцати. Так что за девица?

– Неважно.

Ага. Кто-то стыдливо глазки прячет. Есть от чего краснеть?

– Это ласковое: не суй морду не в своё дело?

– Это вежливое: не задавай лишних вопросов.

– Прекрасно. Тебе очень повезло, что я сейчас не ахти соображаю. Так что живи. Пока что. Но допрос не окончен. Помни про это.

Мой потный лоб накрывает тёплая ладонь. Ого. Меня сегодня прям все жаждут полапать.

– Ты ж температуришь, – доходит до братика.

– Чё, правда? Офигеть инфа. Прям новинка.

– Язва.

– Тызва.  Мызва. Больше скажу, ты только что запорол мне халявный куриный бульончик, сделанный старательными мужскими руками. Так что марш за плиту и чтоб без горячей тарелки передо мной не появлялся. А я пошла валяться. А то ща в обморок грохнусь.

Три дня. Меня запирают дома на три дня, приговорив к лечению через скуку и антибиотики. Все планы по одному месту, не говоря о том, что запасные ключи Даня у меня временно забирает. Чтобы вирусная бактерия не шаталась по городу, пока окончательно не оклемается. Просто я в тот же день лыжи успеваю навострить в сторону Петропавловской крепости, когда жар чуток спадает, но сбежать не получается. Нянька ловит в подъезде.

А на следующий день сваливает на работу, сажая меня под арест. Зашкаливающее веселье. Не имея другой возможности развлекаться, дорываюсь до генеральной уборки. Масштабной. Брат, когда вечером возвращается, едва не оказывается погребённым под баррикадой мусорных мешков, возвышающейся опасно накренившейся Пизанской башней.

Зато квартиру теперь не узнать. В комнатах даже светлее становится после того, как я выдраиваю до слепящего блеска старые двухкамерные окна, едва не сигая ласточкой вниз, вслед за уроненной тряпкой. Под перестиранной, выглаженной и убранной в шкафы одеждой проступает новая мебель. А под завалами многочисленных коробок со строительным мусором, оставшихся со времен ремонта, свежий паркет. Недурно. Видно, что после покупки в хату вложили ещё миллиончик на косметический марафет. Где только такие деньги взялись.

За время "изоляции" дважды натыкаюсь на загадочную девушку из дома напротив, но оба раза она ускользает быстрее, чем успеваю среагировать. Шустрая. Ничего. Я прям загорелась, поэтому караулю её весь следующий день, сидя на подоконнике и делая зарисовку противоположной жилой стены в скетчбуке. Со всеми деталями: котом на втором этаже, свесившим лапки в открытую форточку, старым СССРовским абажуром в горошек с третьего и умирающим от нехватки солнца фикусом в синем горшке на четвёртом.

Старания себя окупают. Замечаю знакомый силуэт и резво подскакиваю на месте, размахивая руками, как ветряная мельница. Замечает. И замирает в нерешительности. Жестом прошу её подождать и лечу в комнату, к рабочему столу брата. Где там я у него бумагу А4 для принтера видела?

"Я ЕГО СЕСТРА", приклеивается к стеклу надпись, выведена большими чёрными буквами.

Девушка смеётся. Делает ответный жест, типа, "ван сек" и через минуту мне приходит сообщение тем же способом:

"ПРИВЕТ" и улыбающийся смайлик.

"Я ТОМА", пишу на обратной стороне.

"КРИСТИНА".

Начинаю писать новое сообщение, но листа не хватает. Да, это вам не текстовой файл. Ладно. Тыкаю ей вниз, во дворик, делаю пальцами "топ-топ" и изображаю, будто пью чай. По-моему, всё предельно доходчиво. Девушка ребус тоже разгадывает, согласно кивает и скрывается из виду.

Наскоро одеваюсь, закидываю в рюкзак кошелёк и… вспоминаю, что запасных ключей у меня по-прежнему нет. Блин, запамятовала. Так… окей, пойдём по сложному пути. Я его тут обнаружила, когда окна вылизывала.

Распахиваю настежь скрипучую створку на кухне, без особого воодушевления гляжу на укатанный внизу асфальт, и перекинув ноги через раму, хватаюсь за старую скрипучую лестницу, пролегающую по внешней стороне дома. Ей не пользовались, наверное, со времён строительства. Надеюсь, дряхлый метал выдержит.

Ну да, я чеканутая шизойдная бестолочь, мечтающая стать красивой кляксой у парадной ради стаканчика кофе с незнакомкой. Приятно познакомиться.

– Ты сумасшедшая, – Кристина встречает меня внизу с ошалевшим взглядом.

– Как сказал самый известный пират в мире: да и слава богу. Нормальному не пришло бы такое в голову, – последние полметра спрыгиваю в пустоту и отряхиваю покрасневшие от натуги ладони. Уф, не сорвалась. Выдержала лесенка. Хорошая лесенка. Замечательная лесенка. Один раз страшно просела, конечно, но ничего. Всякое бывает. Зато какой адреналин. Ни с каким парашютом прыгать не надо.

– А почему не по нормальному?

– Потому что мой брат тиран и абьюзер, – насмешливо подмигиваю удивлённой девчонке.

Ха, девчонке. Ну так-то она старше меня. Наверное, ровесница Дане будет. И вблизи ещё миловидней. Лицо такое симметричное, женственное, а глазки добрые-добрые. Причёска красивая. Цвет переливается в двух палитрах тёмного шоколада, а кончики каре завиваются, озорно играя по обнажённым плечам. На Кристине надета тонкая маечка. Без нижнего белья. Тот случай, когда оно и не нужно. Всё целомудренно, без вульгарности.

Везёт куколкам с мини-формами. С моими размерами, причём не такими уж внушительными, я даже дома не могу позволить себе ходить и трясти чреслами. Папа и брат – это мужчины, в первую очередь. Только потом родственники. Так что у нас такое было не заведено и сколько себя помню приходится пережиматься натирающими лифчиками.

Поправляю убежавшую на локоть лямку джинсового укороченного комбинезона, под которым прячется кисло-зелёный топик. В тон шапке. Тонкой, лёгкой, машинной вязки. Люблю шапки. Можно сказать, у меня на них небольшой фетиш. Моя скромная коллекция насчитывает штук двадцать различных кепок, шляпок, бандан и вот таких "гондончиков с мешочком сзади".

С детства питала к ним слабость. Не знаю. Может казалось, что они дают защиту. Ну как шапочки из фольги, не дающие телепатам пробраться в голову. Но это тогда, сейчас же всё куда прозаичнее. Волосы у меня длинные, корни пачкаются быстро, мыть замучаешься, а так нацепил шапку и можно не париться. Отличная отмазка когда лень с феном прыгать.

– Ну что, Кристина, – хитро играю бровями, беря её под ручку и увлекая к арочному проёму, ведущему в цивилизацию. – Пошли сдаваться. Давно живёшь тут?

– Месяца четыре.

– И сколько из этого времени ты влюблена в моего брата? – ловлю застуканный с поличным сконфуженный взгляд. Кто-то готов под землю провалиться.

– Что, так заметно?

– Что ты вуайеристка, подглядывающая за мужиками? – хихикаю я, дружелюбно пихая её бедром. Если от стыда можно воспламениться, то кое-кто уже на подходе. Несите огнетушитель. – Да расслабься. Я б за красивым парнем тоже подглядывала. Ещё и с биноклем. Да я б к нему на балкон залезла, чего уж. По-соседски соли одолжить. Вдруг прокатила бы большая светлая любовь с первого взгляда.

Выходим на оживлённую улицу, мгновенно теряясь в шумном ритме города. Машины едут, промоутеры завывают в рупоры, с экскурсионных теплоходов играет музыка, народ галдит, солнце слепит, тучки то набегают, то суматошно разбегаются, а от каналов тянет тиной и прохладой – всё, как и положено Санкт-Петербургу в конце первого летнего месяца. Отпад. За три дня я соскучилась по этой атмосферности.

Увлекаю Кристину к Каменному мосту, а через него по Гороховой улице к Красному, но переходить его не переходим. Сворачиваем налево и дальше идём по набережной.

– Я не специально, правда, – оправдывается Кристина, когда "Магазинъ у красного моста" с возвышающейся остроконечной башней остается позади. – Просто мне хорошо видно по вечерам, как он готовит на кухне… Всегда один.

Готовит, гы. Заварить "Ролтон" – это ещё не готовка.

– А почему не пробовала познакомиться?

– Не знаю. У меня работа, ординатура, дома редко бываю. Он на мои окна в жизни не смотрел, а караулить… ну…

– Поняла. Караулить парня у подъезда с цветами – это только я могу, – хмыкаю я, в очередной раз ловя её удивление. – Да там парень был как девочка. Ноющая и жалкая. Вот я с ним и расставалась соответствующе. Постебать хотела.

Доходим до широкого Синего моста и, минуя Мариинский дворец, сворачиваем к памятнику Николая I, окруженному высокими автобусами возле которых толпятся галдящие китайцы с фотиками. Туристы, хех.

Делаем кружок, ненадолго тормозя возле мемориального столба с отметками уровня воды и идём уже целенаправленно к скверу возле Исаакиевского собора. Закупаюсь у бабульки-торгашки семечками. Чуть дальше у дедка клубникой и черешней. Всегда покупаю у стариков, даже если в магазине стоит дешевле. Совесть не позволяет пройти мимо. А вот милостыню не даю. Двойные стандарты.

Финальной закуской становится пакет маринованных огурцов. Не спрашивайте, зачем. Просто купила. И это я от квашенной капусты отказалась. Подумала, что руками есть не очень будет. Я ж не хрюня.

Зависаем в цветущем сквере, в стороне от лавочек. Народ часто устраивает себе привалы на газоне, тоже самое делаем и мы. Чистый кайф. Не передать как это круто: валяться на скошенной траве и поедать условно помытую заботливыми стариковскими руками клубнику, заедая всё малосолёными огурцами.

Разговор с новой подружкой у нас клеится складно. Без неловких пауз. В этом деле я мастер, любую брешь заткну словесным поносом. Но не скажу, что прям часто использую суперсилу. Кристинка оказывается нормальной. Своей, так сказать. Без понтов.

И скромняшкой. Практически запихиваю ей в рот черешню, а то сама она брать, видите ли, стесняется. А смеётся красиво. В отличие от меня. Я если ржу, то все ослы разбегаются, а у неё утончённо получается, как у благовоспитанной барышни.

Узнаю, что Кристина родом из Ростова. Приехала сюда в прошлом году, продолжает учиться. Работает стоматологом в госклинике где-то неподалёку, потому и квартиру выбирала так, чтобы пешком можно было дойти.

Зубодёриха. Жесть. Кто бы мог подумать, что такое хрупкое нежное создание на самом деле монстр со сверлом? Я только представила этот звук, а у меня уже две мои дырки с отковырянными пломбами заныли. Привет последствиям любимой сгущёнки.

Мы сидим так часа два, не меньше, наслаждаясь погодой, видами и теплом. И купленным в передвижном фургончике на колёсиках кофе. Солнце потихоньку начинает уходить за собор, чьи монолитные колонны и сверкающий золотом купол вызывают прямо-таки неподдельный трепет. Будь я одна, зарисовала бы, но ничего. В следующий раз.

Про телефон вспоминаю случайно, когда лезу за семечками. И обалдеваю. Восемнадцать пропущенных с двух разных номеров. Один узнаю сразу – Данин, помню его наизусть, но на новую симку пока не занесла в контакты. А вот второй неизвестный. Он же начинает снова бесшумно звонить прямо в руках. Эй, а звуки где? По ходу опять напортачила с громкостью, пока видосики в туалете смотрела.

Осторожно нажимаю зелёную кнопочку. Вдруг рванёт.

Рвануло.

– Сподобилась, наконец! Ты, блять, где? – орут на меня. Голос знакомый.

– Эээ… Я, блять, здесь. А ты, блять, кто?

– Конь в пальто. Не слышу ответа!

Всё. Вкурила. Уж эти властные ноты-то спутать! Тут я, конечно, дала маху. Кто ж Демьянушку-то не узнает и его командорские замашки?

– И не услышишь. Я же уже говорила, харе орать. Я тебе кто, собачонка?

– Ты заноза в заднице, – в динамиках раздаются характерные помехи, как если бы трубку отобрали, после чего мне отвечает совсем другой голос. Вот его узнаю сразу. – Радова, где ты?

– По жизни или по геолокации?

– РАДОВА, ТВОЮ НАХРЕН ЗА НОГУ!

Чуть отстраняю телефон от уха, чтоб не оглохнуть.

– У Исаакиевского я. В парке.

– Сиди там и жди нас. Только попробуй рыпнуться, урою… У Исаакиевского она, – приглушённо бросают кому-то, догадываюсь кому, после чего звонок обрывается. Успеваю напоследок услышать рёв мотора и злобное водительское: "Куда ты прёшь, мудила? Видишь, я еду?".

Удручённо присвистываю, встречаясь взглядом с озадаченной Кристиной.

– Принц твой мчит на всех парах со сварливым скакуном в комплекте, – коварно скалюсь я. – Сейчас знакомиться будешь. Учти, слов обратно не берём и заднюю не сдаём. Он мирный, хоть и с придурью. Весь в меня. А рядом со мной, если чё, даже попугайчик Кеша страшный в гневе пеликан.