Кино оказалось не самым удачным. Ничего нового в нем не показали. Сюжет был банальным, зато актерский состав пришелся мне по душе. Правда, раздумывать о фильме мне особенно было и некогда. Рядом сидел Игорь, и я нет-нет, да и поглядывала на него, стараясь сделать это как можно незаметнее. Мне было хорошо. Хорошо оттого, что на улице всё ещё хорошая погода. Оттого, что я в кино с парнем – и не просто с парнем, а с Игорем, о котором мечтают десятки девчонок, а выбрал он почему-то меня. Ну, как выбрал… Пригласил в кино, по меньшей мере. А это что-то, да значит.
Я пыталась убедить себя, что Игорь к моему безмятежно-счастливому состоянию не имеет никакого отношения, но это было не так.
После просмотра фильма парень вызвался меня проводить, и я решила, что раз уж позволила себе сходить с ним в кино, то, хуже не будет, позволю ему проводить меня домой.
– Расскажи о себе, – вдруг озадачил Игорь, едва мы перешагнули порог кинотеатра и снова оказались в тёплом сентябре.
– Что именно?
– Всё, что захочешь, – неопределенно выдал он, пожимая плечами.
– Это потребует времени.
– Я готов, – решительно отозвался мой спутник.
– Ну ладно. Начну с главного. Я родилась восьмого января в роддоме №1. Несколько лет ходила в детский сад. Потом подросла и стала ходить в школу. Особенно мне нравились литература и музыка. Я всегда мечтала стать великой художницей или поэтессой, потом артисткой… Но никаких особых талантов у меня не наблюдалось. Разве что стихи иногда пробую писать.
Игорь не сдержался и прыснул:
– Прости, что?
Увидев моё обиженное лицо, он поспешил исправиться и произнёс, едва сдерживая рвущийся наружу смех:
– Извини, я не хотел тебя обидеть. Просто не думал, что в наше время кто-то ещё способен на такие сентиментальные вещи. Или ты про природу пишешь? Ну, там, «травка зеленеет, солнышко блестит…» Нет?
«Вот ду-у-ура… И когда, спрашивается, я научусь следить за своим языком?» – со злостью на саму себя подумала я.
Игорь был не из тех людей, с кем можно откровенно побеседовать на любую тему. Зря я это вообще затеяла.
– И про травку пишу, и про любовь, – в тон ему ответила я, надеясь побыстрей отвязаться. – Мы пришли уже. Вон мой дом. Дальше сама доберусь, не маленькая.
– Лиз, ну ты чего? Обиделась что ли? Я ж не хотел. Ну извини меня.
Я не слушала. Отвернувшись, гордо прошествовала к подъезду, даже не удосужившись попрощаться. Я уже жалела, что подпустила его так близко, приоткрыла свою душу, а он танком прошелся по тому, что мне дорого, оставив рубцы и причинив боль.
Сентиментальные вещи! Да много ли он понимает в этом? Я пешком поднималась на пятый этаж, злясь на себя и на Игоря. Лифт, как всегда, не работал, но сегодня я почти не обратила на это внимания. Моё внимание было занято другими, куда более важными мыслями.
Игорь
Многоквартирные дома я не люблю. Спать здесь приходится под звуки дрели соседа сверху, пианино соседа снизу, громкого телевизора соседа слева и скандалов соседей справа. Здесь очень много жизней вокруг, и мне иногда кажется, что в одном моём доме народу живёт больше, чем в какой-нибудь деревушке.
Раньше мы с родителями каждое лето выбирались в деревню к бабушке. И какое же счастье это было! Как вспомню, даже не верится. Огромное поле, усеянное ромашками, огромный огород с ровными грядочками огурцов, помидоров, редиса. Просыпаешься утром от свежего, пьянящего воздуха и ослепительного солнечного света. Бежишь на летнюю кухню, а там уже бабушка хлопочет: холодное молоко без пенки, блины, за которые я хватался, едва бабушка снимет их со сковородки, обжигая пальцы и поспешно засовывая в рот.
– Обожди, горячие же, – смеялась она.
Она всегда так говорила: «обожди», «ступай». Ещё у неё было смешное, на мой, детский, слух, слово «нехай».
– Нехай идёт, бегает, пока молодой да беззаботный, – говорила он родителям, когда они упрямились и боялись отпускать меня одного на луг.
Дорогу до луга за много лет я выучил так хорошо, что, пожалуй, мог бы пробежаться по ней с закрытыми глазами и нигде не споткнуться, несмотря на множество выступающих коряг и разбросанного по пути щебня.
В деревню мы перестали ездить с тех пор, как мне исполнилось десять. С тех пор, как у родителей появился бизнес. Сначала у отца, потом у матери. Им стало не до длительных поездок, а потом и не до меня…
Пару лет назад бабушка умерла, и её дом продали. Теперь с деревней нас связывали только воспоминания.
Я отмахнулся от внезапно возникших ностальгических мыслей и стал поспешно собираться в школу, не забыв положить в карман приготовленные заранее билеты в кино. Это должно сработать. А вот пачку сигарет пришлось выложить – искушение, а курить мне сейчас никак нельзя. Немного подумав, я смял её и бросил в мусорку. Давно хотел бросить, а тут прямо к стенке припёрли – откладывать некуда. Раньше я просто баловался, время от времени затягиваясь сигаретой, потом как-то незаметно подсел.
Не то чтобы эта девчонка заставила меня бросить эту привычку, скорее – подтолкнула. Появился стимул.
В класс я влетел ровно за пять секунд до звонка. Сел, достал тетрадку, успел отдышаться. И только потом посмотрел на вторую парту первого ряда.
Лиза была на месте. В строгой блузке, с высоким конским хвостом – само прилежание. Смотрит на учителя, как будто ничего интереснее в жизни не слышала. Неужели ей не скучно?
Я ещё раз неспеша оглядел её, пользуясь удобным моментом. Лиза отличалась от девчонок в классе. Она не красилась, не курила, никогда не позволяла себе бранных слов. Она была абсолютно неконфликтной, но в то же время в ней было чувство собственного достоинство и врождённая грациозность, которая если есть, то есть, и приобрести её нельзя. Другие вон пыжатся-пыжатся… Та же Алёна…
Я нетерпеливо вздохнул и взглянул на часы. Скорее бы перемена. Нужно сбегать в буфет, выпить кофе покрепче…
Хотелось курить.
Я опять перевёл взгляд на Лизу и обречённо вздохнул. Нет, надо держаться.
– В 1775 году были приняты меры по укреплению дворянства в центре и на местах, – вещала преподша. – Впервые в российском законодательстве появился документ, определивший деятельность местных органов государственного управления и суда. Эта система местных органов просуществовала до реформ шестидесятых годов девятнадцатого века.
«Да закругляйся уже! Сколько можно сушить мозги этими реформами?» – подумал я, в очередной раз глядя на циферблат часов.
Когда прозвенел звонок с последнего урока, я вздохнул с облегчением. Оставалось только решить вопрос, когда лучше всего подойти к Лизе. Рядом с ней постоянно вертелись её подружки и, честно говоря, мне не слишком нравилась перспектива быть отшитым на глазах у свидетелей. В том, что слишком легко она не сдастся, я уже не сомневался. Но попытка не пытка.
Я вышел из школы и занял наблюдательный пост у ворот. Мимо проходили мои одноклассники, протягивая руку для прощания, проскочили Лизины подружки, косо посматривая в мою сторону.
«Если Лиза не с ними, то где?» – подумал я.
И тут же возникла новая мысль: «Если Лиза не с ними, значит, она пойдет одна, а это мне как раз на руку», – после чего я принялся ждать с удвоенным усердием.
Она действительно вышла одна, пусть и не слишком скоро. Интересно, что за сила может удерживать человека в школе после уроков? Неужели такая огромная тяга к учёбе? Тогда всё ещё хуже, чем я предполагал.
Конечно, она снова не удостоила меня своим вниманием, всем видом показывая, что стремится поскорее от меня отвязаться. Но когда я надавил на жалость и протянул билеты, в ней всё же взыграла врождённая женская жалость к тем, кто просит, чтобы его согрели и пожалели.
Кинозал был почти свободен.
В середине сеанса я придвинул к Лизе ведёрко с попкорном и шепнул:
– В следующий раз фильм выбираешь ты. Такой дурацкой комедии я давно не смотрел. Мне противопоказано выбирать самому.
Она улыбнулась, продолжая смотреть на экран, и спокойно отчеканила:
О проекте
О подписке