До выхода оставалось пятнадцать минут, и звёзды – не мировой величины, но всё-таки – многих из них я только вчера видела по британскому телевидению, а уже сегодня – вживую, – томились у передвижных трейлеров в ожидании своего выхода на красную дорожку. Кто-то делал селфи, кто-то просто стоял, уткнувшись в экран крутого мобильника, и почти никто ни с кем не общался.
Через десять минут мне это наскучило, и я заявила Ларри, что должна отойти на минутку. Он хмуро взглянул на меня, но уточнять куда и зачем не стал. И на этом спасибо.
Уборную я нашла без труда, к ней вели указатели. Оформлено здесь всё было по высшему классу, словно мы были в шикарном отеле – зеркала в пол, подсветка сверху и по бокам, бесшумные сушилки для рук.
Поправив наряд перед зеркалом и мысленно настроившись на нужный лад, я дёрнула дверь, но она не поддалась. Я напряглась и дёрнула чуть сильнее. Ещё сильнее. Закрыто.
Прежде чем до меня дошло, что случилось, я всё ещё дёргала дверь, пытаясь понять, не заклинило ли замок, и в ту ли сторону я толкаю. Но вскоре сомнения были развеяны. Меня заперли. Скорее всего.
Ну и что теперь делать? Кричать, как ненормальной, чтобы меня выпустили? Или надеяться, что кому-то ещё приспичит зайти сюда перед самым началом церемонии, и этот кто-то позовёт ещё кого-то, чтобы открыли дверь…
И в этот момент до меня донеслись звуки музыки.
– О, нет, – процедила я, морщась как от кислого лимона. Торжественная церемония началась. А я тут.
Блин!
И что там делает Ларри?
Пойдёт теперь без меня?
Вот блин!
В этот самый момент мой телефон завибрировал, и я увидела его имя.
– Ты скоро? – без предисловий осведомился он не слишком добрым, впрочем, привычным уже тоном.
– Я бы с удовольствием оказалась сейчас рядом с тобой, но, видишь ли, меня заперли, – стараясь не поддаваться панике, процедила я.
– Что? – переспросил он.
То ли не расслышал, то ли… расслышал. Кажется, такой поворот для него тоже стал неожиданностью.
– В какую сторону ты пошла?
– В туалет.
– Я понимаю. В какой?
– А сколько их тут? – совсем раскисла я. Теперь меня точно никто не найдёт.
Как можно подробнее я попыталась описать свой маршрут, после чего Ларри бросил короткое:
– Ладно. Постараюсь что-нибудь придумать, – и отключился.
Прошло долгих десять минут, во время которых я вся извелась. Меня уже мало заботил мой внешний вид. На глазах набухали слезы, и только небольшая надежда на то, что я всё-таки выйду отсюда засветло, не давала мне разрыдаться. Не хочу показываться людям в таком виде.
Я подвела Ларри. И Пола.
Но разве могла я подумать, что всё обернётся вот так? Что, я не могу даже в туалет спокойно сходить и всё время вынуждена ожидать подвоха?
Ключ в замке зашевелился, и я тотчас обрела боевую готовность.
– Побыстрее, пожалуйста, – донесся до меня приглушённый голос Ларри, и в этот момент дверь открылась.
Я увидела темнокожего парня в форме рабочего, который открыл мне дверь с широкой белоснежной улыбкой, и стоящего за его спиной Ларри – с полностью противоположным выражением лица.
Он без лишних церемоний вытащил меня на свет Божий со словом:
– Быстрее, – и потащил в сторону массового скопления знаменитостей.
Не оборачиваясь, мы в унисон крикнули парню «спасибо» и помчались к выходу на красную дорожку.
Блин, у меня, наверное, глаза заплаканные…
– Я нормально выгляжу? – на ходу поинтересовалась я, почти постоянно глядя себе под ноги и стараясь не вывернуть ноги на шпильках. На такой скорости и на плоской подошве есть шанс упасть, что уж говорить про мой «сногсшибательный» во всех смыслах образ.
Ларри бросил на меня быстрый взгляд и ответил привычно и коротко:
– Нормально.
У места, где мы ожидали своего выхода, почти никого не осталось.
– Таннер! Где тебя носит? – подскочил к нам мужчина с бейджем, как видно, организатор. – Вы следующие. Вы уже пропустили свою очередь, так что пойдёте сейчас. Вперёд!
Он буквально вытолкнул нас из-за шторки под свет супермощных прожекторов.
Секунда – и я оказалась на красной дорожке под сотней взглядов и тысячей объективов, под руку с Ларри Таннером. Отступать слишком поздно. Я должна притвориться счастливой. И неважно, что я пережила только пару мгновений назад.
Разогнув руку, Ларри переместил свою ладонь мне на талию, и когда его пальцы коснулись моей обнажённой кожи на спине, мне стало немного неловко. Но жутко приятно. У него были нежные пальцы. И я бы, наверное, не отказалась, если бы однажды у нас всё случилось по-настоящему. Чтобы он обнимал меня без этих камер и смотрел в глаза – по-другому, не так, как обычно, когда мы остаемся наедине. И характер имел чуть помягче. Или не чуть.
Так, стоп! О чём это я думаю?
Аня, ты бредишь! Это просто роль. Ты сражаешься за свою цель, Ларри пытается отвоевать своё место под солнцем. И если завтра у каждого из вас это получится, вы станете не нужны друг другу. И ни капли романтики в этом нет. Такая вот правда жизни.
Когда мы наконец прошли эту бесконечно длинную, битком забитую репортерами дорожку и заняли своё место за столиком перед главной сценой с огромным экраном, где будут транслировать фильм, я наконец смогла выдохнуть.
– И как ты это провернул?
Ларри пару секунд смотрел на меня, словно пытаясь понять, о чём речь, а потом хмыкнул и неожиданно выдал:
– Мне нравится твой акцент.
– Прекрасно, – покачала головой я.
– Я серьёзно.
– Ты знаешь, я сегодня сосчитала и получилось, что ты уже тысяча восемьдесят седьмой человек, который говорит мне об этом. Это что, английская вежливость?
Ларри засмеялся и в этот момент как будто превратился в какого-то другого парня. В настоящего Ларри. Правда, совсем ненадолго.
Фильм оказался наискучнейшим. Вроде бы поучающим о том, как надо жить, но слишком навязчиво, а потому не слишком успешно. С демонстрацией неприкрытой правды жизни. Со множеством спецэффектов и матерной бранью. Фу!
Я заметно скисла, и это не укрылось от моего спутника.
– В восторге от фильма? – поддел меня Ларри. – Хочешь, открою секрет, как стать счастливей? – наклонившись к моему уху, прошептал он. – Вот тебе кола. А это круассан. Держи. Ешь, – произнёс он и широко улыбнулся.
Пожалуй, эта улыбка развеселила меня больше всего. И я с удовольствием откусила от булочки.
– Лучше есть, чем смотреть этот бред.
Тем более бесплатно.
Тем более если ты в стране на птичьих правах, и каждая копейка у тебя на счету.
Ларри не стал комментировать моё мнение по поводу фильма, поэтому я так и не узнала, понравилось ему или нет.
На вечеринку в честь премьеры мы не остались. Водитель завёз домой сначала меня, потом Ларри. Напоследок я сказала ему «спасибо» – больше за момент с круассаном (ну и за спасение, конечно), чем в целом за вечер, потому что всё остальное время Ларри был привычно молчалив и словно бы равнодушен. Однако и это было хоть что-то!
Ларри недоумённо взглянул на меня, а потом его лицо посетила слабая полуулыбка.
– Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, – улыбнулась я и по порыву сердца потянулась к нему и чмокнула в щеку.
Просто потому, что девушка имеет право поцеловать своего парня. А раз с нами есть посторонний, то мы и должны играть, правда?
Дома вся магия вечера окончательно утратила силу. Оставшись в одиночестве, я буквально физически ощутила на себе, насколько тяжёлым оно бывает.
Где-то неподалёку завывала собака. Изредка по асфальту шумели шины. Телевизор, обычно служивший мне фоном, в этот раз не спасал.
Я сидела одна в чужой квартире, в чужой стране, и рядом не было ни одного человека, который мог бы ко мне прийти.
Проворочавшись с боку на бок десять минут, я включила ночник и зашла в Интернет с телефона. Побродив по сайтам, зашла в посвященную Ларри группу. Там уже было достаточно наших фото, в том числе с только прошедшей красной дорожки.
Выглядела я, на собственный весьма придирчивый взгляд, неплохо. Но вот комментарии… Они снова убили всю веру в себя. И я в сотый раз поклялась никогда больше их не читать, заранее зная, что нарушу обещание и в сто первый. Было несколько и приятных – вероятно, от тех поклонниц, которые ценят музыку Ларри, а не его самого как заветного принца из сказки. Но в основном… зависть, ревность, ущемлённое чувство гордости. Особенно задел меня ответ на вопрос предыдущего комментатора:
«И что он в ней нашел?»
«У красивых парней всегда „особые“ девушки».
Это же надо – оскорбить с такой изощрённостью!
И, словно этого мало, телефон в моих руках завибрировал, и на экране высветился незнакомый, но местный номер. Сердце предчувствовало неладное, но палец уже уткнулся в кнопку «ответить».
– Алло.
– Это Энн? – без предисловий выдали на том конце провода.
Худшие опасения подтвердились.
Это уже не первый звонок, и не первый мой номер. Не знаю, как они вычисляют. В ФСБ им не было бы цены.
И плевать им, что на часах уже полночь и для звонков время не самое лучшее. Кажется, доставить мне дискомфорт стало их целью жизни.
– Да, а вы кто? – осторожно спросила я.
– Я – подруга Ларри.
– Что-что?
Это что-то новенькое. Так и представляю себе эту шестнадцатилетнюю школьницу с крашенными прядями, которая сидит сейчас на кровати, поджав под себя ноги, напротив на стене – плакат Ларри Таннера, и, что самое страшное, она сама почти в это верит.
– Я – подруга Ларри. Знаешь, куда он поехал после премьеры? Он не любит тебя! Мы были вместе. И будем.
Похоже, насчёт возраста я всё-таки промахнулась. Не больше тринадцати.
Девушка явно ждала истерики, ревности, визга, расспросов или угроз. Но, обламывая все её коварные планы, я равнодушно сказала:
– Да? Ну поздравляю, – после чего повесила трубку и, поставив телефон на полную беззвучку и убрав подальше, погасила свет, повернулась к стене и неожиданно быстро уснула.
Удивительно, но этой ночью я спала абсолютно спокойно, и даже бегущие за мной толпы разъярённых фанаток и хмурое лицо Ларри не снились. Иммунитет, что ли, стал вырабатываться?
Утром меня ждала эсэмэска: «Доброе утро! Признавайся, какой из тебя декоратор ёлок?»
И пока я задумчиво пялилась на сообщение, пытаясь понять его смысл, мне позвонил Пол и сообщил, что сегодня нас снова ждёт фотосессия. И не одна. Рождественская (хотя католическое Рождество только через полгода!) – как будто бы в нашем доме. Хм… Может, журналисты думают, что к этому времени мы соберёмся жениться, а тут они – бац! – первые с горяченьким материалом. Интересно, обрадовалась бы мама, узнав, что я «живу» в Лондоне с парнем?
Вторая фотосессия была назначена на последобеденное время в гольф-клубе. И так как я никогда в жизни в гольф не играла и имела весьма слабое представление о том, как это делается, решено было выстроить концепцию так, будто Ларри обучает меня этому.
Так как времени на то, чтобы добраться в неизвестное мне место съёмки было мало, пришлось вызвать такси.
Домик оказался весьма привлекательным, в исконно английском стиле, с небольшим садиком, почтовым ящиком, доверху забитым корреспонденцией, в два этажа, с балконом.
Войдя внутрь и гадая, действительно ли здесь живёт Ларри, я обнаружила прямо в холле большую разномастную команду мастеров своего дела, среди которых затесались Ларри и Пол.
Ларри на удивление не был угрюм. Увидев меня, улыбнулся и помахал рукой. И только сделав ещё пару шагов вглубь дома, я поняла, что причина не в его хорошем расположении духа, а потому что фотографы уже здесь.
Парень сделал пару шагов навстречу, приобнял меня за талию и чмокнул в щёку.
– Это твой настоящий дом? – спросила я шёпотом.
Девушке, вообще-то, полагается это знать.
Ответить Ларри не успел. К нам подскочила невысокая девушка с высоко поднятыми и уложенными в замысловатую причёску волосами, с мишурой в одной руке и стаканом воды – в другой. Поприветствовав меня улыбкой, она затараторила на бодром английском, так что я едва могла разделять слова и вникать в их смысл:
– Привет, я Глория. Ну как вам здесь, нравится? Жаль, что мы не можем снимать в вашем настоящем доме, потому что это запрещено контрактом Ларри, но зато постарались всё сделать так, будто это реальный дом двух влюблённых. Если есть идеи – будем лишь рады. Пока нет? Ну ладно, осматривайтесь. Скоро начнём. И пусть это будет нашей маленькой тайной, – подмигнула нам девушка (кем она тут являлась?), и убежала также неожиданно, как появилась.
Вокруг суетилось много народу: осветители, стилисты, декораторы, которые уже заканчивали украшать необыкновенно красивую ёлку. А фотограф делал первые пробные кадры.
– Почему нельзя проводить съёмку в твоём доме? – воспользовавшись моментом, шепнула я Ларри. – Боишься пускать посторонних?
– Потому что никто не знает, где я живу. И я не хочу, чтобы это всплыло.
– На Итон Террас, верно? – словно между дел вставила я.
Он удивлённо моргнул и смотрел на меня пару секунд в недоумении.
– Откуда ты знаешь?
– Мне уже довелось пообщаться с твоими фанатами. И, как ни странно, это не я им сказала, где ты живёшь, а они меня просветили.
Ларри закусил губу, и, помолчав немного, произнёс:
– Однажды меня уже вычисляли. Я тогда жил по-другому адресу. Фанаты караулили меня за забором, выкрикивали моё имя, даже разбили под окнами лагерь и провели там почти двое суток. Соседи начали жаловаться, а я не мог просто выйти из дома. Пришлось вызвать полицию. И поменять место жительства.
– Сочувствую. Наверное, это не очень приятно, когда всё время приходится быть начеку и притворяться.
– Ты это скоро узнаешь, – «подбодрил» он.
Несколько часов практически без перерыва мы позировали у ёлки, притворяясь влюблённой парой. Переодевались и снова позировали.
Нас заставили перемерить кучу одежды, в том числе и весьма нелепой, на мой взгляд.
– Мне как-то не по себе в этом, – честно призналась я, оглядывая безразмерный свитер грубой вязки, почти до колен, к которому прилагались белые носочки. Даже боюсь взглянуть в зеркало.
– Тебе идёт, – едва сдерживая смех и подтверждая худшие мои опасения, выдавил Ларри. – Прямо девушка с обложки.
И я поспешила в импровизированную гримёрку, потому что позировать в этом не согласилась бы ни за какие коврижки. Даже если в Лондоне это – самый пик моды.
О проекте
О подписке