– Шестнадцать тысяч по расписке, да проценты еще. Вот и получается, что все двадцать потянет долг.

Анастасия Куприяновна с силой стукнула кулаком по куче бумаг.

– И куда же деньги ушли? – «Анна» положила свою руку поверх руки «матери». Та внимательно поглядела на дочь, потом на их скрещенные руки.

Уже давно приходила в ее голову мысль использовать способности дочери вести денежные дела семьи. Но раньше ей гордыня мешала. Хотя знала, что Анна хорошо разбирается в финансовых вопросах (спасибо свекрови, с детства приучала к делам) и могла бы посоветовать дельное. За долгие годы Анастасия привыкла сама вести денежные дела, не советуясь с мужем. Она долгов наделала, думая, что расплатится из наследства. А вот как получилось – ни с чем осталась. Подходит время выплаты по векселю князя, через неделю-другую Павел потребует вновь денег, а где брать?

Анастасия безнадежно поглядела на сложенные бумаги. Перекладывай, не перекладывай, толку чуть. Так и хотелось ей взять всю кучу и бросить в камин. А там будь, что будет.

– И никакого выхода, кроме моего замужества вы не видите?

«Мать» поднялась со своего места, прошлась по библиотеке. Потом подошла к окну. Уже осень, а там незаметно подкрадется зима. Многие из соседей отправятся на зиму в Москву, Петербург, где их ждут балы, увеселения разные. А они вынуждены будут остаться здесь, в глуши, довольствуясь редкими развлечениями да сплетнями. Разве о такой жизни мечтала в юности Анастасия? Но и сейчас еще не поздно все изменить. Только для этого нужны деньги, много денег. Вот если бы наследство им с Афанасием досталось, тогда другое дело: можно было купить дом в Москве, обставить его, нанять французского повара. А потом за главное приняться – найти достойную невесту для Павла. В Москве богатых невест прорва! Да и сама она еще хоть куда, чего ж свою красоту в глуши хоронить?

Анастасия Куприяновна обернулась и тяжелым взором уставилась на «дочь».

– Выход другой, спрашиваешь? Как же есть, – голос ее стал неприятно-скрипучим, кровь отлила от лица. – И другой выход найдется, стоит только поискать.

«Анне» почудилась угроза или издевка. Что еще придумала эта женщина?

В два шага «мать» приблизилась к «Анне» и встала у нее за спиной.

– Наследство тебе досталось, но распорядиться ты им не можешь, так? Стукнулась ты головой, памяти лишилась, то есть рассудка. А это значит, что можно тебя признать недееспособной. В таких случаях вопрос о наследнике пересматривается по закону. Что скажете, Анна Афанасьевна?

Вот этого я и боялась. Ах, ты стерва! Дай тебе волю, так ты меня в психушку запрешь, а денежки к рукам приберешь. Такая ни перед чем не остановится. Дал же Бог родителей Анне! Отец – подкаблучник, мать – змея подколодная. Бедная девочка, видать, доставалось тебе!

Анастасия Куприяновна снова отошла к окну, отвернулась: ей неуютно стало под взглядом, которым проводила ее «дочь». Она давно обратила внимание, что теряется, и зябко ей делается, когда «Анна» вот так смотрит на нее. Чудится ей, что та все знает, только молчит до поры, до времени. Раньше глаз от полу не поднимала, а сейчас вон как уставилась, словно насквозь тебя видит.

– Я скажу, маменька, что мою недееспособность еще доказать надо, а так как я начинаю припоминать кое-что, то вероятно вспомню, кто меня с лестницы столкнул.

«Анна» блефовала, но что ей оставалось делать? Игра пошла в открытую, и надо было показать свою силу, иначе «мать» почувствует свою неуязвимость и натворит дел.

Анастасия Куприяновна вздрогнула, как от удара. Испуганно загородилась руками и непроизвольно взглянула в окно: там, красуясь перед дворовыми, гарцевал Павел. «Анне» с ее места была хорошо видна его самодовольная ухмылка, его растрепанные волосы, взбугрившаяся мышцами рука, стягивающая повод. Взгляд «матери» явно выражал страх за любимое дитя, которое могут у нее отнять.

– Что ты такое говоришь, на что намекаешь…Чтобы я свою дочь…Плохо ты меня знаешь.. – Анастасия Куприяновна схватилась рукой за сердце.

Странно, я была почти уверенна, что это она пошла на преступление. Неужели Павел? Не может быть! А почему не может? На свете масса обаятельных подлецов. Если я млею в его присутствии, то это вовсе не значит, что он не мог столкнуть Анну. И все равно не верится.

«Анне» стало неприятно от одной мысли, что Павел способен на убийство ради денег. Лучше, решила она, не торопиться с выводами. Есть время разобраться. Вначале надо решить вопрос с замужеством.

– Сядьте, маменька. Взаимными угрозами дела не решишь. Давайте обсудим, как нам поступить, чтобы и вам, и мне было хорошо.

Тяжело дыша, Анастасия Куприяновна подошла к столу и села на прежнее место:

– Дело говоришь, доченька.

«Анна» усмехнулась. Она решила больше не притворяться покорной и послушной дочерью, каковой была, видимо, настоящая Анна. Её натура пересиливала, играть становилось скучно.

– Скажи мне, – обратилась она к «матери» на «ты», – откуда такие долги?

Щеки Анастасии полыхнули, но она промолчала на такое обращение. Тут уж не до политесу, из ямы надо выбираться, с долгами рассчитываться.

– Имение почти ничего не дает, – женщина скосила глаза в сторону, – хозяйствовать-то твой отец не мастер. Павел тоже в траты большие вводит.

– Покажи мне книги, бумаги. Я хочу сама разобраться в делах. Все же не напрасно меня бабушка учила, – «Анна» вновь заметила испуг на лице Анастасии. Было видно, что той очень не хотелось раскрывать всю подноготную. Значит, есть, что утаивать.

«Анне» самой стало удивительно, что она заговорила о расходных книгах и прочих финансовых документах. В прежней жизни бухгалтерия меньше всего интересовала и увлекала ее. Но сейчас другое дело. Сейчас от этих исписанных бумажек зависело ее будущее. Придется напрячься и выяснить, куда деньги уходят. За то время, что она здесь живет, особых трат не наблюдалось. Расходы по минимуму, никаких излишеств в виде дорогих вещей, украшений, дорогостоящих развлечений. Где дыра, в которую рекой уходят деньги?

Медленным шагом Анастасия Куприяновна подошла к столу странной формы, имеющему множество ящиков и ящичков. Один из них она открыла снятым с пояса ключом и вытащила оттуда книгу в синем переплете с кожаными уголками. Половинки книги закрывались на маленьких крючок. «Анне» с ее места было видно, что книга не запылилась, следовательно, ее недавно вытаскивали из укрытия. Анастасия положила книгу на стол, нервно забарабанила пальцами по жесткому переплету в нерешительности: отдать в руки дочери документ деловой жизни поместья или в очередной раз проигнорировать ее способности финансиста, выработанные свекровью. Потом все-таки решилась:

– У меня от тебя секретов нет. Мы одна семья, и решать проблемы должны сообща. Что непонятно, спросишь, – и она решительно отошла от стола.

«Анна» раскрыла книгу, нашла, где записи заканчиваются, обратила внимание на дату 1 сентября 1803 года. Первая запись доходов-расходов была сделана 25 февраля 1801 года. Даже просмотр всех записей займет несколько часов, анализ – и того больше.

– Оставь меня, – не поднимая головы от стола, проговорила «Анна». – Здесь работы до ночи.

Анастасия Куприяновна в нерешительности двинулась к двери библиотеки, но «Анна» ее остановила.

– Мне бы счеты.

Через полминуты небольшие отполированные счеты лежали перед ней. Косточки счет приятно бегали под пальцами, приглушенно щелкали, словно белочка орешками. «Анна» с улыбкой вспомнила свою мать Елену Сергеевну, которая в молодости приносила работу домой и ночами щелкала на счетах в их маленькой кухне. Наташа тоже научилась складывать и отнимать в пределах тысячи. Потом в моду вошли арифмометры, которые сменились электронными машинками. Вот бы сейчас микрокалькулятор сюда, дело пошло бы веселее.

Дверь за Анастасией закрылась, а «дочь» и головы не подняла. Она неторопливо читала записи, представляла, сколько в натуре будет «фунт», «пуд», «мера», «сажень» и прочее. Некоторые статьи расходов повторялись с завидным постоянством из месяца в месяц. Например, первого числа каждого месяца стояла строчка «деньги в уплату», а раз в полгода можно было прочитать «прочие расходы». И первое, и второе выражались трех– и четырехзначными суммами. Интересно, что стоит за этим? Сложив цифры по статьям «деньги в уплату» и «прочие расходы» за два года, «Анна» обнаружила, что общая сумма равняется половине всех доходов, что приносит имение. Кстати, в противовес сетованиям «матери», доход имение приносило, оброки собирались, излишки продавались по хорошей цене. Отчего такие долги? И зачем было врать, что имение дохода не дает? Надо внимательно посмотреть расходы Павла. Может, здесь собака зарыта?

Расходы на Павла были небольшими по сравнению с «деньгами в уплату» или «прочими расходами», если только нет у него тайных долгов, не отмеченных в книге. Возможно, мать не пишет их, но деньги брату дает в погашение долгов и скрывает это под «деньгами в уплату» или «прочими расходами». Но не может того быть, чтобы из месяца в месяц у Павла были долги на одну и ту же сумму. Надо узнать, что скрывается за двумя этими статьями расходов.

Часа через четыре Анна со стоном расправила затекшие плечи, потянулась и привычно скривилась от боли в спине.

Продолжу завтра. На сегодня хватит. Да и в глазах от напряжения мушки мельтешат. Кстати, а со зрением у меня неважно. Наверное, очки понадобятся. Теперь придется чаще сидеть над бумагами. Богатые люди, как показывает практика, много времени проводят в подсчетах, расчетах и прочем. Стану самостоятельной, никому не доверю собственную бухгалтерию.

В дверь тихо вошла Анастасия Куприяновна с подносом, на котором стояли чайные чашки и все, что нужно для приятного чаепития. Даже маленький графинчик.

– Я подумала, что не помешает чаю выпить. С «бенедиктином». Не возражаешь?

– Нет. На сегодня хватит, а завтра я пораньше начну, после завтрака. Ты не возражаешь?

«Анна» заметила, как опять вздрогнула «мать» от её небрежного «ты». Что ж, пора приучать домашних к тому, что именно она богатая наследница. Немного жестковато, но правильно по сути.

Анастасия склонила голову в знак согласия и, не глядя на дочь, стала разливать чай по чашкам. Поставила одну перед «Анной», придвинула ближе вазочку с вареньем и блюдо с сахарным печеньем.

– Скажи, правда, что ты по утрам теперь кофе пьешь? Раньше ты не любила.

– У меня по утрам голова болит, а кофе помогает взбодриться.

Анастасия понимающе кивнула. Она уже знала (ничто в доме не скроется от взгляда ее верной Глафиры), что Павел по просьбе сестры привез кофе самого лучшего и дорогого сорта, какой только нашел. Еще отыскал мельницу для зерен, и теперь дочь сама или горничная с вечера мололи утреннюю порцию напитка. «Мать» еще не знала, что, кроме кофе, Павел привез (опять по ее заказу) разных специй, которые она добавляла в блюда. Она всегда любила душистые травки хоть в свежем, хоть в сушеном виде, и блюда без них ей казались пресными. Собираясь с «отцом» на ярмарку, она уже запланировала отыскать там семена пряных трав и посеять весной на огороде. Пусть это будет еще одной из её причуд.

За чаем Анастасия Куприяновна хотела продолжить разговор о финансах, но «Анна» перебила её:

– Мне еще со всем этим, – шлепнула ладонью по гроссбуху, – разобраться надо как следует. Давай лучше поговорим о князе, моем женихе.

Ее интонация не оставляла ни малейшего сомнения в том, как она относится к этому браку.

– Скажи, – запивая ложечку варенья, спросила «Анна», – у вас договор с князем?

– Да, я намекнула ему, что выдам тебя за него, – «мать» совсем отринула всякую деликатность в разговоре с «дочерью», – но он до свадьбы отдаст нам векселя на весь долг. Приданое за тобой богатое, с него не убудет.

– А что получу я, если выйду замуж?

Анастасия Куприяновна вся подалась вперед

– Княгиней станешь. А там, глядишь, молодой вдовушкой останешься, – «мать» замельтешила глазами, пальцы ее нервно теребили оборку платья на груди, щеки вспыхнули румянцем.

«Анна» чувствовала, что ее собеседница скрывает от нее что-то важное.

Знаешь и скрываешь. По всему видать, не дожить мне до того, как вдовой стану, скорее князь вновь вдовцом останется, да начнет новую жертву подыскивать.

– Я только стать невестой князя согласилась, – сказала она с усмешкой, – а ты меня уже вдовой сделала.

«Мать» отпрянула:

– Да, я так, что ты.. я в мыслях не держала…

– Ладно, не смущайся. Все правильно. Мы же понимаем друг друга. Я согласна выйти за князя, – «Анна» глянула ей в глаза.

Впервые в жизни Анастасия Куприяновна испугалась. И кого? Семнадцатилетнюю девчонку! Опять этот взгляд! Почему раньше она не замечала этого тяжелого взгляда? Может потому, что девчонка и глаз поднять не смела на нее раньше? Что же случилось сейчас? Откуда эта смелость? Откуда эта бездна, обдающая могильным холодом?

Женщина даже руку подняла, чтобы перекреститься. Но совладала с собой, взяла со стола колокольчик и резко позвонила. Минута прошла в молчании, потом послышались шаги, и в комнату вошла одна из девушек в белом переднике и розанчиком на голове.

– Пригласи барина сюда, да поскорей, – приказала «мать». – Скажи, что дело важное, откладывать нельзя.

Девушка заинтересовано взглянула на барышню, присела и исчезла за дверью.

– А ты, матушка, не поторопилась? Может, я еще передумаю? – «Анна» издевалась.

– Значит, мне показалось? – Анастасия мигом пришла в бешенство.

Она резко поднялась со своего места и заходила взад-вперед по кабинету. Дыхание ее было прерывистым, она судорожно выдыхала из себя воздух, выражение лица уже не контролировала. Куда подевалось её спокойствие и достоинство, надменность и самомнение? «Анне» стало ясно, что нервы «матери» на пределе. Страх перед разорением, исчезающая мечта открыть Павлу путь в высшее общество, потеря контроля над беззащитной прежде дочерью – все навалилось на Анастасию Куприяновну и грозило лишить ее самообладания, а может, и рассудка. «Анна» в глубине души даже пожалела несчастную, запутавшуюся женщину.

Если все-таки именно она столкнула дочь с лестницы, то представляю, какой ад сейчас в ее душе. Можно, конечно, в состоянии аффекта убить человека, но жить рядом с тем, на кого покушалась, каждый день бояться, что правда всплывет, кому под силу? Как бы она с психу еще чего похуже не натворила. Лучше всего сейчас для нас обеих заключить соглашение о добрососедских отношениях. Я пойду ей на уступки, но попрошу и ее уступить мне в кое в чем.

– Я выйду замуж за князя, – «Анна» смотрела на «мать», – но дай мне слово, что с этого дня ты не станешь вмешиваться в мои дела.

Анастасия на это только головой качнула.

Никто и никогда еще не брал верх над нею. Ну, может, в свое время свекровь. Да когда это было! Она всегда была уверена, что справится с любой проблемой, сметет любого, кто встанет ей на пути. А тут! Девчонка, калека ушибленная подчинила себе, диктует свою волю. И главное, она не может не подчиниться ей. В дочери пробудился характер Лыковых. А она, Анастасия, имела возможность убедиться в его силе и непобедимости в первые годы жизни с Афанасием. Лыковым перечить – себе дороже!

– Звала, матушка? – в дверях переминался с ноги на ногу Афанасий Петрович. Его глаза перебегали с лица жены на лицо дочери и обратно. Он понял, что Анастасия не в себе, а вот «Анна» спокойна как никогда. Неужели ему опять придется выбирать между ними двоими? Опять сердце надвое резать?

– Батюшка, мы вас позвали, чтобы сказать, что я согласна выйти замуж за князя. Благословите.

«Анна» ожидала, что при этих словах «отец» обрадуется, но не тут-то было. Он в отчаянии взмахнул руками, лицо его покрылось красными пятнами, а губы под пшеничными усами задрожали.

– Да как же ты надумала, доченька, – Афанасий приблизился к «Анне», бережно взял ее руку. – Не пара он тебе по всему. Это мать тебя уговорила, а я не согласен. Тебе ли красавице, умнице да в кабалу к подлецу и тирану! Чтобы жизнь свою в самом начале загубить? Не будет этого!

Отец говорил все громче, бросал сердитые взгляды на жену, а та так растерялась от невиданного раньше неповиновения со стороны мужа, что молчала, хлопала своими длинными ресницами и судорожно поправляла волосы.

– Я был плохим тебе отцом, – распалился Афанасий Петрович, – вся забота о тебе была на покойной Елизавете Федоровне. Она бы не допустила, чтобы ты связала жизнь свою с этим чудовищем. Молчать! – закричал «отец», увидев, что Анастасия Куприяновна пытается возразить. – Раньше я молчал, соглашался, но теперь мое слово твердое: выйдет Анна замуж только за того, кого сама выберет!

Афанасий крепко сжал локоть «дочери» и повернулся лицом к жене: голова упрямо наклонена, усы воинственно топорщатся, глаза густыми бровями занавесились.

Вот это тихоня, вот это подкаблучник! Где ж ты раньше был, почему своего слова раньше не сказал? Нужно было дочери калекой стать, чтобы ты вспомнил о своих правах хозяина и мужчины!

– Ты…ты..ты.. – только и смогла вымолвить «мать».

– Я сама так решила, отец, – «Анна» строго посмотрела на Афанасия. – Уговоры здесь нипричем. Скрывать не буду, раньше была против этого брака, но по трезвому размышлению пришла к убеждению выйти именно за князя. И не ругайтесь, – «Анна» подвела «отца» к стоявшей столбом «матери», – поцелуйтесь и благословите меня с легким сердцем. Господь меня не оставит, да и сама я себя в обиду не дам.

Но в последнем своем утверждении «Анна» не была так уверена, как бы ей хотелось, и за преждевременное бахвальство могла поплатиться. Не видела и не знала она князя Ногина, но чувствовала, что ее жизни и здоровью грозит серьезная опасность. Может, она еще пожалеет о своем решении, но сейчас у нее выхода нет: или князь с бабушкиным наследством, или тайная смертельная битва с «матерью» за то же наследство. Кто даст гарантию, что в этой битве победит она, семнадцатилетняя девушка, потерявшая в результате падения память? Анастасия Куприяновна не испугалась столкнуть дочь с лестницы, так побоится ли она её, например, отравить?

Афанасий Петрович удивленно смотрел на дочь, и вдруг до него стало доходить, что перед ним незнакомый человек, вместо милой Анечки. Когда успела она вырасти, стать личностью, в одночасье взять верх над своими родителями? Он уже сейчас готов полностью подчиниться ей, но это не диво. Диво то, что и его жена приняла это положение. Теперь, он видел, ему не придется защищать дочь от гнева и упреков Анастасия, потому что Анастасия не посмеет ни в чем упрекнуть «Анну», а тем более показывать свой гнев.