Но накануне этого почти недельного отчуждения у меня все-таки состоялась встреча с Димой: вечером того же дня, когда я поцапалась на пляже с Динкой. Как и договаривались, я явилась к нему домой в строго назначенное время с целью отдать искомые пятьдесят копеек. Меня явно ждали. Димка стоял на крыльце и залихватски курил. Голову он точно вымыл перед самым моим приходом. Волосы были еще влажными и источали горьковатый запах ромашки. Он широко улыбнулся и распахнул дверь.

– Привет. Заходи.

– Нет. Вот деньги. Я пошла.

– Ты что, меня боишься? Ну, на минуточку, – он почти умолял.

– Не боюсь. Просто не понимаю – зачем? Как думаешь, зачем мне лишние неприятности?

– Неприятностей не будет. Я гарантирую.

Не зря Алена говорила, что Димка мертвого уговорит. Я зашла. Любопытство взяло верх над благоразумием. Зайду на минуточку, может, жилище подскажет, что за человек этот Дима. Обстановке я удивилась. В комнате было все разбросанно. Повсюду валялись детские вещи и игрушки.

– Извини, не успел убрать. Брат вечно бордель устроит.

– У тебя есть брат?!

– Да. Родители на старости лет совсем сдурели. Мало им было проблем со мной одним.

– А сколько ему?

– Салага. Три года только исполнилась.

– А как зовут?

– Ян. Родители и тут выпендрились. Я ведь их как людей просил, давайте Серегой или Лехой назовем. Нет, надо все по-своему сделать, – ворчал Дима, но я улавливала теплые нотки в его голосе.

«А ведь он любит своих родителей и брата», – сделала я открытие. Получается, ничто человеческое ему не чуждо. Может, не так уж и плох парень?

– А где они сейчас?

– Они в это время на площадку детскую ходят. Яна выгуливать перед сном. Садись. Компот хочешь? С обеда остался. Щербет бери, не стесняйся. Любишь?

– Ага. Особенно с фундуком. – Я почти освоилась.

От шмата в форме параллелепипеда Димка отхватил большой кусок аппетитного щербета с крупными орехами, поставил блюдо на стол, расчистил мне место на стуле, сбросив на пол какие-то мелкие детали детского конструктора и пластмассовые кегли, и еще раз извинился:

– Черт. Повсюду брата заначки. Прошу прощения. Гоняю его, гоняю. Все без толку. Мелкий еще…

– Ничего. Я привыкла.

– Ну да. У тебя ведь сестренка. Тоже, видать, как все раскидает…

– Нет… У нас норки.

– Норки?!

– Ага. Я так обычно игрушечные залежи называю. У Ирки удивительная способность засовывать свои вещи в совершенно неожиданные места. То в моем письменном столе обнаруживаются ее лоскуточки-тряпочки, пупсики и прочая канитель, то в папином ящике для инструментов сестра устроит зоопарк из плюшевых зверей. Однажды она умудрилась свить кукольное гнездо в духовке. Может, знаешь, печка такая есть, «Мечта» называется.

– Ага, знаю.

– Мы вообще-то редко ей пользуемся. А тут маме приспичило. Она пытается пирог в духовку запихнуть, а он туда и не лезет даже. Поскольку все противни заняты под жилплощадь для Иркиных кукол. Ведь она там целую трехуровневую квартиру им устроила со всеми удобствами.

– Норки… Надо же. Смешно, – сказал парень, но при этом даже не улыбнулся.

Уж не знаю, в честь моего прихода, или просто так совпало, но сегодня он сменил свою вечную майку с Команданте Эрнесто, на новую. Правда, все того же черного цвета. Зато на груди теперь красовался ярко-огненный профиль благородного индейца. «Чингачгук – Большой Змей» – безошибочно определила я. Этот факт почему-то меня сильно умилил: ведь я и сама поклонница мудрого и храброго героя. И пусть хозяин футболки выглядит в ней слегка по-детски, но что плохого в том, что отличительным символом на свою одежду парень выбрал именно Чингачгука? Между прочим, у легендарного индейского воина имеется еще масса положительных качеств: к примеру, он добр и справедлив, а еще его уважают друзья и боятся враги…

«Оказывается, на своей территории Димка абсолютно другой, совсем простой, спокойный, без всяких закидонов», – радовалось я. Да, видно, рано радовалась. Вдруг лицо его стало напряженным и бледным, и без всякого перехода он признался:

– А тебе идет красный купальник. Я как с пляжа вернулся, весь день только и делаю, что тебя представляю. В красном купальнике и на каблуках. Нет. Я с ума сойду от тебя!

– Дурак ненормальный! – в сердцах выкрикнула я и бросилась к двери.

– Точно, дурак. Язык мой враг. Опять не те слова подобрал, – взялся за лоб Димка. – Никак не найду, как с тобой обращаться. Прости… Полина, ну, пожалуйста. Не уходи. Какой же я кретин…

– Да пошел ты!

Я была раскалена и оскорблена до предела. Вот уж точно – большой змей! Коварный, хитрый, скользкий змей, который опять запросто обвел меня вокруг пальца. А так безобидно все начиналось. Приятное, ни к чему не обязывающее, дружеское общение. Щербет, братишка, сестренка… Усыпил мою бдительность, паразит, а сам со своими пошлыми фантазиями!

Я хлопнула дверью и выбежала на улицу, оставив юношу наедине с его бесплотными мечтаниями. Возвращаться домой в таком разъяренном виде с пламенеющим лицом было бы глупо: пришлось завернуть на берег, чтобы хоть немного остудиться. Я уселась на свободную скамейку, скрытую от глаз густыми зарослями шиповника, в стороне от излюбленного маршрута отдыхающих, непременно прогуливающихся после ужина, и, оказавшись в полном одиночестве, надолго задумалась… В какой-то момент мне стало немного жаль странного парня. Ведь ждал меня с намытой головой. Может, и правда не знает, как себя вести? Не обучен. Ну, где же тогда логика? С Диной своей он общается, судя по всему, давно, раз у них там давно все «схвачено». Конечно, удобно, когда своя «баба» под боком: видать, ему так сподручнее претворять в жизнь его эротические фантазии. Вот пусть бы и любовался своей Диной. «И флаг ему в руки», как сказала бы Алена. Подруга, бедная, из кожи лезет, чтобы усладить его, Димкин, взор, а он… Чего еще, дураку, надо? Вон, и красится она броско, и одевается просто роскошно, в отличие от меня и Алены. Еще и переодевается по двадцать раз на дню. К примеру, с утра в столовой я видела ее в стильных бархатных бриджиках, а на пляж девушка явилась в сарафане из полупрозрачного шелка. Ткань струилась и обвивала ее фигуру, как обвивает тончайшее полотно античную скульптуру. На мой взгляд, было очень даже красиво.

Обида на Димку постепенно таяла. Мне вдруг захотелось такой же сарафан, и непременно – чтобы Алексей увидел меня в нем. Интересно, вот если бы он признался мне, что хочет видеть меня в купальнике и на каблуках, я бы оскорбилась? Я попробовала представить себя Лешиными глазами в том самом экстравагантном виде, от которого снесло крышу у грешника-Димки, и нашла, что ничего пошлого в этом нет. Еще бы только купальник поновей, а не мой выгоревший, лаковые туфельки и помадой подкрасить губы. Я даже ясно увидела, как восхищенно вспыхнули глаза Алексея. Ему бы тоже понравилось. «Тоже! – резко оборвала я себя. – Я не должна сравнивать Алексея ни с кем! Никогда!!!»

Все, что связано с моим любимым, должно быть свято и неприкосновенно.

Расставались без слез. В полной уверенности, что на будущий год встретимся вновь, на нашей базе. Обменивались адресами. В эйфории клялись, что будем писать друг другу чуть ли не каждый день.

– Я реально буду скучать. В следующий раз хватай своего друга в охапку, и к нам! – возбужденно тараторила Алена.

– Правда, Полина. Нам надежные парни в команде нужны. Ведь на будущий год планируем по Тунгуске сплавляться… – вторил ей Костя.

С Аленой я расцеловалась. Костя крепко пожал мне руку.

Рассаживались по разным автобусам. Один шел в аэропорт, другой на вокзал.

– Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону… – шутливо пропел мне вслед Костя, но в глазах его мелькнула грусть.

Дима и Дина тактично стояли в сторонке. Ждали, видно, когда я запрыгну в автобус, чтобы без посторонних свидетелей распрощаться со старыми друзьями. Димка не поднимал глаз. А Дина не удержалась и зыркнула на меня злыми зелеными глазищами. Я не стала им мешать, последний раз махнула рукой Алене и Косте и влезла в ПАЗик вслед за своими родителями, почему-то споткнувшись о ступеньку – с расстройства, что ли?

В глазах чуть-чуть защипало. Вот еще! Договорились же, что следующим летом непременно увидимся. Я прошла в конец автобуса и уселась где-то там, в хвосте, намеренно выбрав противоположный ряд сидений, так, чтобы больше не видеть площадки с провожающими.

Все! На сегодня мне достаточно сцен прощания.

Нам предстояло лететь одним рейсом вместе с Димой и Диной. А я и забыла, что мы из одного города. Что ж, придется потерпеть их еще. Впрочем, зря я напрягалась: вместе этих двоих, как привычную неразлучную пару, я больше не видела. Каждый из них в самолете воссоединился со своими родными, а их семьи оказались в разных концах салона. Между собой молодые люди не общались, будто никогда не были знакомы.

Лайнер приземлился. В окошко иллюминатора я видела, как по трапу сбегает Димка, держащий на руках спящего толстого мальчишку в шапке с балаболкой, а сзади с неподъемными сумками спускаются его родители. Он не оглянулся. Ну и ладно. Больше, похоже, мы никогда не увидимся. У Димки все устаканится. Дина успокоится, перестанет злиться. Потом они поженятся, будут жить долго и счастливо и умрут в один день. А я про них очень скоро забуду. Я вдруг испытала двоякое чувство. Вроде бы, с одной стороны облегчение, что никого теперь больше не раздражаю, а с другой – сожаление, разочарование и даже чувство вины. Мне все казалось, что мы могли неплохо дружить с Димой и даже с Диной, если бы познакомились поближе. Возможно, если бы я была чуть откровенней и рассказала им об Алексее, все бы было по-другому.

Но пути Господни неисповедимы. Зернышко веры, которое однажды в меня заронила Генриетта в то, что в жизни ничего не бывает случайного: ни случайных встреч, ни случайных знакомств, проросло еще больше. Дело в том, что мы встретились с Димкой. И произошло это довольно скоро. Спустя всего каких-то четыре месяца после нашего отъезда с базы. Но об этом несколько позже.

А пока мне предстояло настроить себя на школу, ведь у порога уже маячил «День знаний». Этой осенью я и мои ровесники отправлялась первый раз в последний класс…

…«Когда это было?

Когда это было?

Во сне? Наяву? – плыла над моим ухом заводная мелодия, и в голове крутились до боли знакомые слова, —

 
Во сне, наяву
По волне моей памяти я поплыву»…
 

Сквозь дрему я слышала песню, но упорно продолжала цепляться за сон и качаться на сладких волнах утреннего забвения.

– Полина, вставай!

Я открыла один глаз и увидела Ирку, скачущую передо мной в жеваной пижаме с включенным переносным магнитофоном. Причем, моим! Вообще-то, доступ к нему сестре был строго воспрещен.

– Какого черта? Сделай потише! – раздирая второй глаз, я с трудом выбиралась из блаженных пут.

– Вставай! Сегодня же первое сентября! Тебе в школу, ты забыла? А я тоже сегодня первый раз после отпуска в садик иду! – хвастливо сообщила шебутная девчонка.

– Поздравляю, безумно за тебя рада, – я натянула на голову одеяло. – Все. Отстань. Будильник еще не звенел.

– Ну и что! Сегодня особенный день. Все люди должны вставать раньше будильника.

Боже, за что ты наказал меня такой беспокойной сестрой! Ира, в отличие от меня, была жаворонком. Накануне ответственных событий она всегда подскакивала ни свет, ни заря и поднимала на уши весь дом. Размышляя о повадках моей сестры, я полностью пришла в себя.

Да, пожалуй, она права, сегодня особый день. Впервые за последнее время я подумала об этом с подъемом. После переклички все мои тревоги улеглись. Будто там, на площадке перед школой, прошла генеральная репетиция первого учебного дня. Все было, как всегда. Никаких глобальных перемен. Класс не расформировали. Ученики никуда не делись. Учителя все те же. Закрепленный за нашим 9 «Б» родной кабинет остался прежним. Только панели из скучного серого цвета перекрасили в приятный светло-бежевый, да табличку на двери поменяли на 10 «Б». Теперь меня и моих товарищей распирала гордость при взгляде на нее. Выпускной класс – не баран начихал!

По пути я завернула в детский сад, сбагрила Ирку воспитательнице вместе с огромным букетом, который утром мне навязала мама. Терпеть не могу гладиолусы. По причине того, что они зацветают на исходе лета, когда все хорошее уже позади. А еще своей яркой напыщенностью гигантские колосья лишний раз напоминают, что вот-вот наступит сомнительный праздник – «Первое сентября».

Теперь уже налегке – в портфеле лежала лишь одна тетрадка – я, не спеша, направилась к цели. По дороге я почему-то очень волновалась, но еще больше гордилась собой, сознавая важность момента. Впрочем, для ученицы выпускного класса такое возбужденное состояние вполне объяснимо. Но, чем ближе я подходила к школе, тем сильнее колотилось сердце и пылали щеки. А уши горели так, будто я совершила что-то преступное. Мне подумалось: «Наверное, они сейчас под цвет комсомольского значка, что пламенеет на моем белом парадном фартуке». Быстренько перебрав в уме все свои последние деяния, я пришла к выводу – не грешна. Разве что отдала Ириной воспитательнице букет, предназначенный для классной? Так это ж благо! Вера Ивановна всегда нам говорит: «Ребята, милые, вы меня опять цветами завалили. Хоть цветочный магазин открывай. Понимаете, мне их ставить некуда. Приходится выбрасывать. Всегда плачу и выбрасываю, плачу и выбрасываю».

Стоп… здесь, как видно, дело не в цветах! И тут меня озарило: «Есть контакт! Это Леша! Это он провожает меня первый раз в последний класс». Просто начался сеанс невидимой связи с ним, и у меня опять возникло то необычное состояние, которое уже посещало меня не раз. Спасибо, родной, что ты помнишь, какой у меня сегодня ответственный день.

«Вот и стали мы на год взрослей…», – лились из рупора слова очень старой и очень доброй песни, когда мы, отвыкшие за три месяца от какого-либо порядка, бестолково пытались построиться на линейке во дворе школы. Мне бросилось в глаза, что учителя все будто сжались за лето. Верно, оттого, что многие парни и некоторые девчонки переросли их на целую голову. Молодые люди надели настоящие взрослые костюмы, сменив короткие курточки, в которых раньше смотрелись подстреленными воробьями, на модные пиджаки. Девчонки в одночасье превратились в видных красоток. Все поголовно с модными стрижками и накрашенными ресницами. Некоторые сегодня имели смелость одеться не по уставу, и не на каждой можно было увидеть привычную коричневую форму. К примеру, моя подруга Соня вырядилась в шерстяное платье приятного горчичного цвета, а поверх – кокетливый гипюровый фартучек, совсем короткий, отчего вообще не походила на школьницу, а скорее тянула на пухленькую официантку из дорогого ресторана. Однако вели себя ученики и ученицы выпускных классов слишком беспечно для взрослых людей. Задние щипали передних, или строили рожки, или дергали за гигантские банты тех, которым было, куда их навязать или прицепить. Мои одноклассники, с их простоватыми лицами, с обезьяньими ужимками и легкомысленными заигрываниями показались мне сущими детьми. Про себя я точно знала, меня не касается их глупая возня. Наблюдая за сомнительными, с точки зрения прогресса, изменениями в поведении некоторых сверстников и подмечая разные детали в их внешности, я напряженно пыталась все переварить. Вдруг сзади подошла моя первая учительница и взяла меня за плечи.

– Как ты повзрослела! – изумленно воскликнула Варвара Никаноровна и всплеснула руками.

С давних-давних пор все ласково называли ее «бабушкой». Уж лет пять, как старая учительница не работала, все болела и еле ходила с тросточкой. Но Первое сентября и Последний звонок оставались для нее святыми датами.

– Ой, здравствуйте!

– А я давно тебя заметила, но поначалу совершенно не узнала. Ведь всех узнала: и Сережу Сизикова, и Свету Попову, и Колю, и Танюшу, и Сонечку Розенталь, а тебя вот нет… Думаю, что за новенькая в 10 «Б» появилась? Не по годам девушка серьезна. А уж неприступна! Стоит, не шелохнется, не улыбнется. Вся в себе. А это, оказывается, моя Полина!

– Милая Варвара Никаноровна! Как я рада вас видеть! Нет, я не неприступная. Я просто немножко задумалась.

Мы обнялись. Сухонькое, хрупкое тельце дрогнуло. Сердце мое сжалось. Как она постарела!

– Нет, Полина. Я не случайно к тебе подошла. Ты изменилась, милая, сильно изменилась. И взгляд стал иным. Ты выросла, детка!

– А я? А я? А я? – раздавались со всех сторон жизнерадостные выкрики шебутных моих товарищей. Налетели, как стая птенцов. Им бы все дурачиться!

– Ну, конечно, дорогие мои! Вы стали совсем большими. Но к концу учебного года вы еще больше подрастете и расцветете, – обещала «бабушка» и сетовала: – А я вот, дети, к сожалению, теперь уж только вниз расту.

Она грустно улыбнулась. Но великовозрастные дети ее печали не заметили. Как только объявили, что всем пора расходиться по кабинетам, они шумной гурьбой ломанулись в класс и чуть не снесли по пути свою седенькую, легкую, как пушинку, первую учительницу. Да и нынешнюю классную руководительницу чудом не зашибли. Женщину внушительного роста и крупной кости.

Праздничная линейка закончилась.