Глава 8. На Край света

Капитан «Грозного» мощным толчком сдвинул свой корабль с мелководья, ловко перемахнул через борт – и оказался на веслах лицом к лицу со мной. Он начал энергично грести, и наше судно стало живо отдаляться от земли. Я помахала рукой и мысленно пожелала Соне и всем, кто остался на приветливом солнечном берегу: «Счастливо оставаться! Не поминайте лихом! А я отправляюсь в далекое путешествие по этим зеленым, исполненным величия волнам, не спеша катящим свои воды неведомо куда».

Совсем скоро мы оказались на приличном расстоянии от берега: его беспокойные звуки слышались теперь в отдалении. А здесь почти тишина: только осторожное касание весел, плавный шелест от скольжения по воде и ритмичное дыхание спутника. Мы молчали… Незнакомец вдруг перестал грести, и лодка почти замерла на месте. Он с усилием дергал за шнур, пробуя завести мотор, и вслух комментировал свои действия:

– Схватывается все-таки! Значит, шанс, хоть и ничтожный, но есть. Мотор, конечно, малосильный, но попробовать надо. Все не на веслах упираться.

Боже, опять этот сводящий с ума голос! Правда, сейчас я переживала знакомое мне явление значительно легче. В сидячем положении все-таки не так критично, когда ноги вдруг внезапно делаются ватными и перестают тебе принадлежать.

С попытки двадцатой, наверное, все-таки завелись и медленно поплыли против течения, истошно тарахтя на всю округу и оставляя за собой бензиновый шлейф. В первый момент я даже уши заткнула. Парень прокричал мне сквозь стрекот, как бы извиняясь:

– Не успел еще толком с двигателем разобраться. Барахлит, зараза. Приобрел только вчера по случаю. Русским языком толкую мужику: «Даром мне твоего добра не надо», а он твердит и твердит свое: «Все равно, – говорит, – пропью. А в добрые руки и даром не жалко». Вот и взял, на свою голову… Не пропадать же технике!

Капитан, он же теперь и старший механик, прислушался:

– Черт! Троит, движок-то. Да сильно троит!

Какое-то время мы еще перемещались на автоматическом ходу, но вскоре из корпуса двигателя клубами повалил черный дым, последовало два громких хлопка, и мотор благополучно заглох. Стало тихо.

– Финита ля комедия! Этого и следовало ожидать, – без малейшего сожаления констатировал водитель бывшего моторного катера. – Ну что ж, значит – разомнемся.

И взялся за весла.

Я украдкой поглядывала на своего попутчика. В упор изучать человека было неловко, хотя ой, как хотелось! Взгляд выхватывал из общей картины пока лишь отдельные фрагменты: то босую ступню, гладкую, как у древнегреческой статуи; то мускулистые руки – тоже хоть скульптуру с них лепи; то сильную шею.

…Как-то мы с Соней купили с рук билеты на спектакль в Оперный театр и оказались на последнем ряду амфитеатра. Там в нише, прямо за нашими спинами, на расстоянии вытянутой руки помещалась копия статуи работы неизвестного нам античного мастера, которая меня тогда сильно зацепила. На одной руке молодого мужчины сидел мраморный младенец, а другая высоко поднимала большую гроздь винограда. «Ясно, что это бог, но бог чего? Может, вина? – гадала я. – Но причем тогда ребенок?». И все же, главное состояло не в том, какое именно божество отображало изваяние. Меня так заворожила красота мужского тела в скульптуре, что я без конца оборачивалась назад, пытаясь получше рассмотреть детали. Сонька одергивала меня, горячо дуя мне в ухо:

– Эй! Чего это ты все оглядываешься? Строение поперечно-полосатых мышц изучаешь? Прекрати. Неприлично.

А я шепотом ей отвечала:

– Сонь, ну согласись, красиво же! И вообще, интересно.

– Еще бы не интересно, – заявила она громко и без прикрас, не стесняясь интеллигентной публики, – мужик-то голый!

Соня отчасти оказалась права, как и тот мальчик в сказке о голом короле, что разом вывел на чистую воду льстецов из королевской свиты. Только, в отличие от неприглядной наготы обрюзгшего монарха, здесь было на что посмотреть. Не ясно, правда, поддержала меня в тот момент подруга или просто иронизировала в своей обычной манере, но факт остается фактом: Сонька меня раскусила…

Тем временем загорелый герой, кровь с молоком, легко, без особых усилий работал веслами, не сбиваясь с ритма и намеченного курса. Что это – дежа вю? – пришло на ум новомодное выражение, которое я слышала от моей продвинутой тети из Ленинграда. Она всегда старалась идти в ногу со временем и охотно мне объяснила, что в переводе с французского оборот означает «виденное ранее». Кажется, мне доводилось уже наблюдать нечто подобное, только не в театре, а в реальной жизни. Рельефные мышцы спутника наливаются при каждом гребке, а без того широкие плечи разворачиваются на всю богатырскую мощь. Ну и кулачищи у этого парня! Я читала: сердце у человека размером как раз с его кулак. Выходит, сердце добра молодца, что сидит сейчас напротив и мило улыбается, довольно приличных размеров, примерно с небольшую дыньку. Есть такой «беспроигрышный» сорт – «Колхозница» называется. Ох, и сладкая…

Солнечный зайчик скакал по лодке, по деревянным перекладинам, на которых я сидела, и по моим подкопченным лодыжкам. Только совсем уж невнимательный человек не заметил бы обручального кольца на безымянном пальце правой руки мужчины: тонкий ободок из розоватого золота отбрасывал мельтешащие блики на все предметы подряд при каждом вдохе и выдохе хозяина. Ого! Сколько же ему лет? Молодой человек, судя по колечку, не так уж молод. Он, похоже, не замечал, что я исподтишка его разглядываю: слишком был занят веслами, стараясь преодолеть довольно сильное течение, настигшее нашу шлюпку в этом месте реки. Когда течение отпустило, парень прервал молчание:

– Простите, можно задать вам несколько вопросов? – спросил он, притворяясь строгим преподавателем и изучая меня соответствующим взглядом.

Я опять безмолвно закивала головой, а парень хитро улыбнулся и произнес:

– Тогда ответьте, пожалуйста, а вы вообще-то разговаривать умеете?

Лукавые искры, то и дело проскакивающие в его внимательных глазах, и сквозящая теплая интонация в голосе выдавали истинное отношение ко мне. Отношение взрослого дяди к неразумному ребенку. Мне даже показалось, что капитан называет меня подчеркнуто на «вы» неспроста, а преследуя некие педагогические цели.

– Естественно! – вдруг прорвало меня.

Получилось настолько непривычно звонко, что я сама вздрогнула. Неужели и впрямь отвыкла говорить? Это что же? Оказывается, до сих пор в присутствии нового знакомого мною не было произнесено ни единого слова!

– Вот и славно, – обрадовался собеседник, – тогда мой второй вопрос: А как же зовут вас, прелестное дитя?

– Меня Полиной зовут, в честь бабушки. Хотя, на самом деле она у нас Павлина. Вообще-то, это одно и то же. Ну, Полина и Павлина, – зачем-то длинно объясняла я и сама себе удивлялась: «Чего это мне вдруг вздумалось вываливать постороннему человеку совершенно ненужные подробности?»

– У вас очень красивое имя.

Мысли, мелькавшие где-то в отдалении, слабенькие, беспомощные, – хотя, надо признаться, еще совсем недавно я частенько бывала на них зациклена: о том, как выгляжу со стороны, да что человек обо мне подумает, – теперь вряд ли могли меня остановить…

В памяти мгновенно всплыло все, что рассказывала мне бабушка о характерных особенностях девушек с нашим общим именем. Оказывается, Полины иногда могут показаться окружающим нерешительными, но это далеко не так. Они из тех, про которых говорят «В тихом омуте черти водятся». Вспомнив столь важную деталь, я решила тут же показать собеседнику, что я вовсе ни какая-нибудь мямля, и выпалила:

– Меня мое имя тоже устраивает. Только я вам не дитя!

– А кто же?

– Просто человек.

– Хочу вам, Полина, со всей ответственностью заявить, что вы не просто человек, а хороший человек. Только не обижайтесь, пожалуйста. Могу я задать вам мой последний вопрос – вас ваша мама не потеряет?

– А вас ваша жена? – парировала я и сразу почувствовала, что перегнула.

Совсем не хотелось обижать нового знакомого. Разве, что так – слегка полюбопытствовать.

Парень весело рассмеялся и пробормотал:

– И правда, большая девочка. И вопросы вполне конкретные.

Он шутливо приложил руку к голове, словно военный, который обращается к старшему по званию, и отрывисто отчитался:

– Докладываю. Никак нет. Не потеряет. Жена и дочь уехали в Анапу. Отдыхать по путевке.

– А вас почему с собой не взяли? – несколько бесцеремонно допытывалась я.

У меня еще были свежи впечатления от семейной идиллии на одеяле, а очаровательный белокурый ангелок, которого так дружно лелеяли папа с мамой, до сих пор так и стоял перед глазами. С тех недавних пор я решила, что в счастливых семьях родители и дети всегда неразлучны, потому и счастливы. Но, видимо, пока у меня еще не было достаточных знаний, чтобы делать правильные выводы о жизни молодых семей. Оказывается, семейному человеку совсем не обязательно все время торчать подле второй половины и своего чада, чтобы выглядеть вполне счастливым.

– Путевка называется «Мать и дитя». Я ж не мать и не дитя, как видите. Потому меня и не взяли.

– Понятно…

Теперь настал мой черед объясниться:

– Меня мама тоже не потеряет. Она в городе. Если кто хватится, так это только тетя Люся, Сонина мама. Я же у них сейчас гощу.

– И как вам в гостях живется? Хозяева не обижают?

Я совсем осмелела. Мало того, у меня вдруг появилось нужда делиться впечатлениями от нынешнего житья-бытья. Что-то подозрительно быстро сумел расположить меня к себе практически незнакомый мне человек…

– Ой, что вы! Людмила Ивановна такая замечательная. А с Сонькой мы вообще всю жизнь дружим. Мне с ними очень комфортно. Вы знаете, они познакомили меня с уникальной старушкой. Таких людей в природе больше не существует. Она на добрую фею очень похожа, – я совсем раскрепостилась и готова уже была посвятить нового знакомого в мир своих ощущений.

– О! Так вы уже знакомы с местной достопримечательностью? Я так понял, вы имеете в виду Светлейшую?

– Нет, нашу по-другому зовут – Генриеттой Мирославовной.

– Все верно. Мы с вами имеем в виду одного и того же человека. У нее фамилия – Светлейшая.

– В самом деле? Разве такие фамилии бывают?

– А какой еще должна быть фамилия у человека без грехов и недостатков? Барышня – крестьянка благородных кровей с массой чудачеств и бездной талантов. Заметили, что она всегда босая? Прямо граф Толстой. А еще может погоду предсказать точнее Гидрометцентра. Вот, к примеру, в прошлом году вдруг ни с того ни с чего заявила: «Лета не будет!». И что вы думаете? Ведь не было! Но главное, людей лечит до сих пор, невзирая на возраст. Очень ее уважаю. Светлейшей души она человек, – попутчик умолк и с грустью задумался о чем-то своем.

Я вспомнила, что до сих пор не знаю, как зовут моего собеседника и воскликнула:

– Ой, а вы мне так своего имени и не сказали!

– Неужели? Зато выдаю характеристики на членов садового товарищества. Ну, что ж, разрешите представиться: Алексей Юрьевич. Можно просто Алексей. Близкие друзья иногда величают Алексом.

И он, перестав грести, протянул мне свою ладонь.

Рукопожатие получилось очень горячим. Я, смущаясь, спрятала свою руку за спину. Никогда раньше ничего подобного не испытывала. Ладонь запылала, а от нее занялись пламенем лицо и уши. Сердечко дрогнуло и куда-то понеслось. В ушах опять слышалось его частое биение. Из-за этих внезапных метаморфоз благоразумие вновь покинуло меня, я и сморозила:

– Ух ты! Почти как Гагарина.

И спохватилась: вот никудышная, ляпнуть такую глупость! Нет, чтобы ответить стандартно: «очень приятно», да и все.

– Пожалуй, разница невелика: Юрий Алексеевич, Алексей Юрьевич, – усмехнулся парень. – Ну что ж, Гагарин, так Гагарин. Тогда – поехали!

И стал грести с утроенной силой.

От колоссальной отдачи лодка буквально за минуту совершила невиданный рывок. Похоже, наше рукопожатие и на молодого человека подействовало необычным образом. Будто от моей руки капитан принял хорошую порцию допинга. А еще мне показалось, что в один миг он на что-то решился: уж слишком отчаянным огнем сверкнули смородиновые глаза, и движения стали волевыми и дерзкими. Однако, так ли это на самом деле, доподлинно мне было не известно. Я ведь могла и навыдумывать себе Бог весть чего. Благо, с фантазией у меня полный порядок. Может, гребец просто-напросто грамотно использовал передышку? Пока мы пожимали друг другу руки, он, вероятно, успел восстановить силы – вот и набросился на весла с такой жадностью.

Рука по-прежнему горела огнем. Чтобы охладиться, я свесила ее за борт… Получился маленький волнорез: сквозь прозрачную линзу зеленоватой воды и хрустальные брызги я видела свою расслабленную, обожженную страстью кисть.

– Я тоже люблю так делать, – обронил попутчик, заметив мои манипуляции, – особенно здорово на хорошей скорости, когда лодка на глиссирование выходит.

После такого признания во мне сразу проклюнулось безотчетное тепло к моему новому знакомому. Так вот оно, то самое чувство дружеской солидарности, основанное на общности интересов, о чем нам талдычат на уроках обществоведения!

Я оглянулась назад. Дачный поселок остался далеко. Приближались к следующей деревушке, разбросанной по склону холма. Уже можно было разглядеть тусклые крыши изб и церковь. Благодаря хорошей тягловой силе, наш весельный баркас легко преодолевал течение и волны и, судя по настроению капитана, любые расстояния ему были по плечу.

Я маялась, не зная, как будет лучше обратиться к новому знакомому. Смешно сказать, но в голове, словно пластинку заело: «Алекс – Юстасу, Юстас – Алексу». Ну не дядей Лешей же мне его называть…

– Алексей Юрьевич, а куда мы плывем? – наконец насмелилась я.

– Ну, это уж слишком! Для «своих» я просто Леша, – он заметно смутился и даже слегка покраснел, – только не плывем, а идем. По воде, Полина, не плавают, а ходят.

Интересно, отчего он смешался? То ли из-за того, что я нечаянно примкнула к «своим», то ли я столь официальным обращением невольно подчеркнула нашу разницу в возрасте.

– Хорошо, так куда же мы идем?

– Мы идем на край света. Туда, где можно свесить ножки. Это близко. Видите, река поворачивает за мыс – там и есть край света.

Поразительно, но мне были близки и понятны слова моего нового знакомого. Сразу возникла картинка из детства – такая яркая, будто со мной это происходило только вчера.

…Выходной день. Я уже готова, в белых валенках, в коричневой цигейковой шубе и в такой же шапке, перетянутой резинкой на лбу, чтобы в уши не поддувало, стою на крыльце в ожидании чуда. Папа берет мою руку в пушистой варежке, похожей на маленького живого кролика, и сообщает:

– Сегодня, дочь моя, мы пойдем в Качканар.

Так условно мы называли обычную прогулку, которая давала нам обоим много полезного. Мы, не торопясь, пешком обходили весь квартал и возвращались к нашему порогу, где дома нас уже поджидала мама с воскресным обедом. Я ни разу не разочаровалась в коротком путешествии, хотя так никогда и не увидела обещанного мне сказочного «Качканара». Дело было вовсе не в конечном пункте назначения. Гулять вдвоем с отцом – вот где был настоящий праздник. И не важно, куда мы шли, главное – что за руку, вместе.