Тем более что моде Франции, а значит и испанского двора, перестали подходить простота и скромность «греческих» одежд. Тяжелые шелка и бархат Лиона теперь плотно укрыли недавних «нимф и богинь» Наполеоновского двора. Император восстановил красный и синий, цвета королевской власти. Тяжелые ткани расшивались массивным античным орнаментом, эта вышивка золотым каскадом окружала тяжелые трены и подолы придворных платьев. Головы модниц венчались драгоценными диадемами, чалмами и тюрбанами. Очень Лилианне понравилось то, что бальные платья получили съемные шлейфы, которые можно было быстро снимать, чтобы принять участие в танцах. Мужская мода была не менее роскошной. Мужчинам полагались форменные мундиры, присвоенные тому или иному учреждению, где они служили. Самые модные и состоятельные надевали бархатные и атласные кафтаны, богато вышитые шелками. И пусть Лилианна еще не выезжала в свет, однако витрины магазинов и женские журналы многое могли поведать внимательной моднице. Упряжка, итальянская мебель, чешский хрусталь, испанские зеркала, русские меха, драгоценности. Аристократия недоуменно оглядывалась вслед, завидев ее инкрустированную золотыми бляхами коляску.

– Откуда у жены арестанта, лишившегося всего своего состояния такое количество шальных денег? – спрашивали вокруг.

Но, увы, недолго. Как только Жозеф Бонапарт впервые, по-хозяйски переступил порог старинного особняка, уже ни у кого не возникло вопросов, чьи деньги с такой легкостью тратит донья Сальваро. Тихий шепот, липкие взгляды стали преследовать девушку буквально на каждом шагу. Даже поездки по городу стали для Лилианны неприятной необходимостью. Возбуждение и эйфория резко сменились упадком сил. Теперь хозяйка особняка могла сутками не вылезать из душной спальни. Непереносимая летная жара еще больше выматывала Лилианну. Окруженная непониманием и осуждением даже в собственном доме, девушка превратилась практически в узницу своей комнаты, комнаты которую Лилианна так ненавидела до сих пор. Частые визиты короля стали сущим испытанием для девушки. Вечера в компании Жозефа тянулись медленно и не доставляли удовольствия ни хозяйке дома, ни ее венценосному гостю. Порой Лилианне казалось, что только изысканный ужин, щедро разбавленный дорогим французским вином, приводит короля в этот дом. Но это впечатление быстро рассеялось, после одного неприятного инцидента. Однажды вечером, выпив чуть больше обычного, Жозеф вдруг неожиданно набросился на девушку. Король уже не раз намекал «фаворитке» о своем желании «укрепить связь», однако Лилианне удавалось обходить острые углы, вовремя менять тему или отшучиваться. Разомлевший после ужина и вина Жозеф галантно принимал условия игры. Именно поэтому его грубое нападение стало полной неожиданностью для девушки. Ни следа от галантности и сдержанности не осталось, когда Жозеф вдруг подобно голодному зверю набросился на девушку. Лилианна и охнуть не успела, как оказалась на полу. Неожиданность была столь велика, что первые несколько секунд тело находилось как будто в ступоре. Лишь почувствовав, что задыхается под тяжестью навалившегося на нее мужчины, Лилианна стала бешено сопротивляться. Она пускала в ход коленки, кулаки, отпихивала, колотила, уворачивалась, но в Жозефа как будто дьявол вселился. Услышав как трещит ткань тонкого муслинового платья, девушка вцепилась когтями в щеку насильника. Видимо острая боль привела мужчину в чувства. Он охнул, на мгновение застыл, а потом, оттолкнувшись рукой, перекатился на спину. Обретя неожиданную свободу, Лилианна притихла. В полной тишине было слышно только их прерывистое дыхание. Немного успокоившись, девушка привстала на локте и стала внимательно наблюдать за королем. В том, что нападения больше не последует, она не сомневалась. Жозеф лежал на спине, тяжело дыша. Широко открытые глаза смотрели в потолок и казались неживыми. Лицо и шею покрывали крупные капли пота. Вдруг Жозеф резко выдохнув воздух сел. Лилианна от неожиданности шарахнулась в сторону. Не глядя на девушку, король тяжело, с усилием встал. Казалось, каждое движение дается ему с трудом. Подойдя к столу, Жозеф схватил бутылку вина и стал жадно пить ее прямо из горла. Допив остатки, он с силой швырнул ее в камин. Лилианна взвизгнула, когда острый осколок стекла, отскочив от каминной кладки, порезал обнаженную ногу. Жозеф в два шага пересек комнату и, наклонившись, внимательно посмотрел на маленькую ранку, из которой тонкой струйкой стекала кровь. Лилианна вдруг остро почувствовала, что ее нога обнажена до самого бедра и стала судорожно прикрывать ее остатками платья. Жозеф хмыкнул, как будто ее скромность была для него забавной.

– Я не хотел тебя пугать, просто все накатило. Неужели тебе совсем не хочется попро…

– Нет! Вы дали слово! – слишком быстро и слишком громко выкрикнула девушка.

– И я его сдержу! Хорошо. Пусть все останется как есть, – сказал король и никак не пояснив сказанное, вышел из комнаты.

Лилианна еще долго сидела на полу и размышляла над произошедшей сценой. Сколь ни мал был ее опыт общения с мужчинами, но даже она понимала, что попала под горячую руку. Видимо и в самом деле на него многое накатило. Жозеф хотел снять накопившееся напряжение, выплеснуть на кого-то злость и агрессию. Никакой влюбленностью здесь и не пахло. На месте девушки могла оказаться служанка или какая-то другая более доступная женщина.

После инцидента Жозеф несколько недель не приходил в дом к донне Сальваро. Лилианна уже вздохнула свободно, втайне надеясь, что после неприятной сцены у короля пропадет к ней интерес. Но получив ароматную карточку с приглашением на званый вечер от какой-то графини, поняла, что ее чаяниям не суждено сбыться. Выход в свет в роли королевской содержанки приводили Лилианну в ужас. Лишь представив липкие презрительные взгляды и шепот за спиной, девушку начинало трясти. На два дня, Лилианна, которая никогда раньше не болела, слегла с приступом сильной головной боли. В следующий раз перед самым балом было «случайно» испорчено платье. Увы, всех этих хитростей надолго не хватило, и девушка прибегла к одному из главных оружий женского пола, к слезам. Однако уговоры и мольбы быстро надоели Жозефу и он с суровой решительностью потребовал от девушки выполнения своего долга. Лилианна хорошо понимала, что за богатство и свободу нужно платить, однако старалась как можно дольше отодвинуть этот день.

И вот, поздним августовским вечером, облаченная в роскошное тяжелое бархатное платье, цвета красного вина, с драгоценной диадемой в черных волосах донья Родригес де Сальваро маркиза де Бранчифорте, принцесса Пьетраперция медленно поднималась по ступенькам театра, положив дрожащую холодную руку на рукав вышитого золотом мундира короля. Девушка догадывалась, что это первый совместный поход в театр не будет для нее праздным выходом в свет, однако лишь оглядев с высоты королевского ложа зал, поняла какой пыткой будет для нее это летний вечер. Уже впервые минуты, незаметно разглядывая публику, Лилианна сообразила какую глупость совершила, согласившись одеть в театр это присланное накануне яркое кричащее платье. Не смотря на засилье французской моды испанки одевались весьма сдержанно, предпочитая строгие туалеты и пастельно-светлые тона и все возможные оттенки темного цвета. Лишь несколько платьев, в которых яркие цвета сочеталось со строгостью кроя, притягивали взгляд. Сама фигура любовницы короля разжигала любопытство, а уж ее красный, усыпанной драгоценными камнями наряд, стал без сомнения гвоздем этого вечера. Во время небольшого антракта Лилианна сидела, опустив глаза и спрятав в складках юбки дрожащие руки. Бесконечная череда почтительных приветствий, которые предназначались королю, ни в кое мере не касались его спутницы. Испанское дворянство не скрывая любопытства, разглядывало девушку, награждая ее то – испытующим, то – презрительным взглядом. Лилианна знала испанский уже достаточно хорошо, что бы понимать сквозь шум толпы обидные реплики, брошенные в ее адрес. Нет, в нее не тыкали пальцем, не кричали в лицо. Никто бы не осмелился открыто оскорбить новую пассию короля, да еще в его присутствии. Но от их нескромных взглядов, от презрительно поджатых губ девушку бросало то в жар, то в холод.

– Вы ведь специально прислали мне это платье? – уже не сдерживая рыдания, закричала Лилианна, как только король со своей спутницей скрылись в полутьме закрытого экипажа.

– Ты была прекрасна. Тебя заметили. Дай тебе волю, ты бы оделась как серая мышка или надела на голову колпак. Я не потерплю радом с собой серости и посредственности! Ты привлекла внимание толпы. Уже завтра о тебе заговорит весь город.

– А вам только этого и надо, что бы на меня таращились! Что бы меня на каждом углу обливали грязью!

– О своем чистом имени надо было думать до того как ты на всю страну прославилась своим мотовством! Играй свою роль, солнце мое, ведь тебе за нее так щедро платят! – похоже, нытье девушки стало выводить Жозефа из себя.

Прикусив язык, Лилианна отвернулась к окну. Сглатывая слезы, она поклялась себе никогда в жизни не носить красные платья. Платья цвета крови, цвета пьянящего вина, цвета ее горькой славы. Увы, это было только начало.

Лилианна перебирала пальчиками маленькие, ароматно пахнущие карточки. В детстве, играя в доме родителей, она так мечтала, что когда-нибудь, повзрослев, будет получать вот такие элегантные приглашения на балы, приемы и обеды. Как будет решать пойти на бал к герцогине такой-то или к графине такой-то. А потом выбирать платья, шали, шляпки. Мама не могла похвастаться большим гардеробом, однако она никогда не ругалась, если девочка часами крутилась возле зеркала, обернувшись в длинную кашемировую шаль или накидывала на плечи единственную выходную накидку матери и прохаживалась по комнатам, путаясь в ее длинной поле. И вот сейчас ее детские мечты сбылись. Туалетный столик завален приглашениями и карточками. Вот только у Лилианы не было никакого желания куда-то выходить. Прошли уже более двух месяцев, с момента ее первого выхода в театр. Под нажимом короля свет принял ее сначала с любопытством и призрением, позднее с холодным равнодушием.

К новой пассии Жозефа дворянство быстро потеряло интерес. Девушка не была ни ослепительной красавицей, ни экстравагантной модницей, ни обаятельной светской львицей. Даже клеше алчной авантюристки, которым ее наградили вначале, рассеялось как дым. Но возможно на все это посмотрели бы сквозь пальцы, если бы не одно «но». Самым главным недостатком доньи Сальваро было то, что она даже в малейшей степени не могла и не хотела влиять на решения и настроения короля. Робкими, неслышными шагами, входя в светскую гостиную, Лилианна тут же старалась смешаться с толпой, а еще лучше найти укромный уголок, и спрятаться от шума, от суеты, от любопытных глаз. Девушка так и не смогла найти комфортный для себя круг общения. Сторонники короля игнорировали ее, противники открыто призирали. Поначалу она пыталась влиться в какую-нибудь группу людей, завести знакомства, начать разговор. Но стоило, кому-то обратить на нее пристальное внимание как Лилианна терялась, начинала заикаться и старалась как можно быстрее уйти. И куда только делась ее образованность и начитанность, которыми так гордилась ее тетя или внимательность к собеседнику и тактичность, которая так нравилась дону Диего и его гостям. Девушка понимала, что ее вынужденная компания приятна далеко не всем и никогда первая не начинала разговор. Жозеф часто ругал ее за подобное поведение. Однако Лилианна не хотела набирать очки эпотажными выходками или хамством. Буквально выпихнув любовницу в свет, король тут же бросил ее одну. Возможно, если бы Жозеф, хоть раз оказал ей прилюдно поддержку или заступился бы за нее, знать не посмела бы относиться к ней с таким призрением и отчуждением, но, увы, на балах и приемах король никогда не подходил к ней, не одаривал ее вниманием или благосклонностью. Однако, не смотря на все это, он дважды в неделю на виду у всего города посещал свою любовницу в ее старинном особняке. И пусть долгими вечерами они играли в шахматы и карты, но об этом догадывались только молчаливые слуги, для всех остальных Лилианна была шлюхой, подстилкой ненавистного короля. Как же обидно это была для одинокой испуганной девственницы. Еще один раз Жозеф попробовал воспользоваться ситуацией, но получив яростный отпор, более не настаивал. И это единственное за что девушка была ему благодарна.

Лилианна все еще в задумчивости перебирала карточки, когда после едва слышного стука в комнату заглянула экономка. Уже не впервые пожилая испанка входила, не дожидаясь приглашения, и это была не единственная дерзость, которую она себе позволяла. Сеньора Деборо была не просто опытной экономкой, прожившей весь свой век в этом доме, но и дальней родственницей дона Диего. Сначала Лилианна пыталась наладить с ней общий язык, но ничего кроме молчаливого призрения не получила в ответ. Возведенная в ранг почти что хозяйки, при холостом господине, она тяжело переносила приезд его молодой жены. Девушка понимала как трудно этой пожилой женщине, посвятившей всю свою жизнь служению этому дому и этой семье, смириться с прилюдным позором супруги дона Диего. И будь Лилианна знатных испанских корней, возможно бы экономка не осмелилась бы так себя вести, но перед «нищей англичанкой» расшаркиваться было не обязательно. Ее далеко не почтительное отношение к хозяйке накаляло и без того тяжелое положение в доме.

Слуги, подстрекаемые с одной стороны экономкой, с другой старым дворецким разбились на два враждующих лагеря. Одни всей душей приняли тихую, застенчивую хозяйку, ценя ее за доброту и участие, другие яро ополчились против нее, пользуясь ее мягкостью и робостью.

– Донья Сальваро, в гостиной вас дожидается мужчина. Говорит, что вы не откажитесь его принять, – поджав губы, отчеканила сеньора Деборо.

От девушки не ускользнул двусмысленный намек, вложенный в последнюю фразу. Можно подумать она с утра до вечера принимает мужчин. Однако единственным посетителем особняка был король и уж экономка то хорошо это знала. Конечно, надо было бы ее одернуть, да не хотелось портить себе настроение бессмысленной перепалкой со слугами. К тому же девушка до сих пор робела перед внушительной фигурой пожилой испанки.

– Кто он? Он представился? – с любопытством спросила Лилианна.

– Я, в отличие от сеньора Франца, не пропустила бы в дом неизвестно кого! Вот карточка! – фыркнула экономка, положив на столик маленький квадратик белой бумаги.

Щеки Лилианы предательски заалели. Намек по поводу того, «кого» именно старому дворецкому не стоило пускать в дом, был слишком прозрачен. Что бы скрыть замешательство девушка сразу взяла в руки карточку и тут же радостно вскрикнула.

Лаццаро

«Никколо Франческо Лаццаро. Художник».

Когда прошли первые волнительные мгновения девушка отвела сеньора Лаццаро в малую гостиную. После чашки дымящегося чая художник рассказал девушке о своем бегстве из гасиенды. Как оказалось, он уже несколько месяцев находился в Мадриде.

– После ареста дона Диего и вашего отъезда, французы почти сразу начали хозяйничать в доме, а уходя его разграбили. Увели лошадей и крупный скот, – после просьбы девушки начал свой невеселый рассказ художник.

– Значит, все остальное уцелело? Управляющий должен бы в случае беды спрятать припасы, а ценные вещи и оставшейся скот отогнать к соседям.

– Увы, дитя мое. Этот плут первый бросил нас, прихватив с собой значительный куш.

– Как он посмел!? Это же воровство!

– Увы, он был не единственным, кто поспешил воспользоваться ситуацией. Поняв, что хозяин не вернется слуги начали растаскивать домашнюю утварь и припасы. Соседи, те самые благородные доны, которые приклонялись перед доном Диего, тоже приложили свою руку. Кто-то ночью увез из сарая сено, кто-то угнал двух быков с дальнего пастбища. Но больше всех отличился дон Франциско. Объявив, что дон Диего должен был ему большую сумму денег этот «друг семьи» присвоил себе мельницу.

– Но это же подло! Бесчестно! Я надеялась, что они помогут, а они… – Лилианна была так возмущена что незаметно для себя перешла на английский.

– Увы, дитя мое. Их главная задача была не попасть под горячую руку французов. Ведь несколько человек обвинили в сговоре с доном Диего и арестовали. О дружбе речи не идет, когда нужно спасать свою шкуру. Ну, а уж если при всем при этом есть возможность безнаказанно обогатиться…

– Я хотела написать письмо в усадьбу и узнать как там дела, но так и не нашла время. Сначала ждала суда, надеясь что все образумиться. Потом… потом было не до того, – как-то робко обронила Лилианна.

Вдруг девушка густо покраснела. Только сейчас она сообразила что если сеньор Лаццаро узнал что она живет здесь, то он наверняка знает о ней и многое другое. Почувствовав заминку, сеньор Лаццаро одобряюще улыбнулся девушке.

– Вы меня осуждаете? – спросила она.

– Нет. Пусть бросит камень тот, кто безгрешен. А я, увы, многое в жизни повидал. Я знаю вас уже давно и вы никогда не были легкомысленны или порочны. Я слышал, вас взял под свою защиту дон Карлеонэ, но я не могу понять как вы попали в руки Жозефа. Возможно вы влюбились? Ваш брак нельзя было назвать удачным, а тут король, победитель. К тому же он богат.

– Я понимаю к чему вы клоните. Когда все это началось… я не смогла удержаться…мне так стыдно. Ну вы понимаете?

– Я вообще ничего не понимаю. Начните с начала, дитя мое, – одобряюще улыбнулся сеньор Лаццаро.