Парикмахер честно пыталась оставить максимум женственности, но волосы были пересушены, собирались в колтуны и ломались. Поэтому мы решили стричь коротко, оставив только косую челку и волосы чуть подлиннее на макушке. Теперь, когда я видела свой светлый ежик в зеркале, мне страстно хотелось выкрасить пряди и проколоть нос. Но я держалась.

– Вы вовсе не похожи на мальчишку, – заявил маг, осмотрев меня. – Вы выглядите очень изящно. Как молоденькая хулиганка. Извините за дерзость, ваше высочество, – спохватился он.

– Да оставьте, барон. – Я засмеялась: уж очень ненатурально он пытался изобразить раскаяние. – После того как вы меня выкрали из моей гостиной, эти расшаркивания неуместны. Да и приятно поговорить с кем-то, кто не лезет за словом в карман и не носится со мной, как с хрустальной. Я, кстати, ждала, что вы сообразите подойти. Дело в том, что мне опять нужна помощь, а вы уже посвящены в мои маленькие секретики.

– Вас снова нужно украсть? – серьезно спросил фон Съедентент, и в его глазах на секунду мелькнуло что-то очень мужское.

– Именно, – кивнула я. – Но в этот раз у меня есть официальное оправдание, так что можно это назвать не моим капризом, а медицинской процедурой. Алмаз сказал, что выгорание можно преодолеть сильными эмоциями. А мне очень нужно вернуть хотя бы часть своего дара.

– И… вы ждете от меня, что я вам обеспечу сильные эмоции? – осторожно, словно обдумывая каждое слово, спросил он с некоторым даже удивлением.

«Не смущай его, дурочка, хватит двусмысленностей».

– Если вы не будете против, – ответила я, мысленно показав язык внутреннему голосу. Блакориец задумался, затем весело тряхнул головой, покрутил плечами, снова глянул на меня уже с откровенным интересом. Я не без удовольствия наблюдала за этим представлением.

«Когда это ты успела превратиться в кокетку?»

– Ваш мотоцикл здесь, в Иоаннесбурге? – Я решила все-таки притормозить немного. – Вы в прошлый раз обещали мне показать настоящую скорость, барон.

Он улыбнулся, кивнул.

– Вы хотите покататься?

– Я хочу испугаться, – честно сказала я. – Чем сильнее, тем лучше.

Черноволосый маг засмеялся. Он с каждой минутой явно чувствовал себя все свободнее.

– Это я вам обеспечу, принцесса. И когда?

– Чем скорее, тем лучше, – ответила я ему в тон, глядя в смеющиеся темные глаза.

– Тогда буду у вас часа через два. Под окном, как в тот раз. Только оденьтесь в удобные брюки и ботинки, ваше высочество. И желательно свитер под горло.

– Обязательно. Вы настоящий кавалер, барон. Единственное – не хотелось бы привлекать внимание охраны. Здесь постоянно дежурят патрули.

– Не переживайте, я отведу глаза. И сигналки не сработают, их же ставил я. – Он заговорщически подмигнул мне. – Нам никто не помешает. Но потом не жалуйтесь, принцесса.

– Ни за что, – пообещала я. – Спасибо, барон.

Он исчез в Зеркале, а я еще ощущала на руке прикосновение его губ и оставшееся витать в воздухе приятное чувство игривости. Будто я поиграла с большой лохматой собакой, которая угадывает твои движения, ловит бросаемые палки, перетягивает с тобой игрушку и прыгает на тебя в попытке лизнуть в нос. А после игры послушно идет в свою конуру.

«И чем ты недовольна?»

«Я абсолютно, полностью, безоговорочно довольна!»

«Ну-ну».

Фон Съедентент тихо поскребся в окно около одиннадцати, и я, отложив книгу, выключила ночник в спальне и вышла. Через мгновение мы уже стояли в переулке за площадью Победоносца, и я разглядывала мотоцикл.

Он был длинным, блестящим и хищным, очень пижонистым – с изогнутыми сверкающими зеркалами и мощным рулем, с языками пламени, нарисованными на бортах, с хулиганской надписью «Все равно не догонишь», сопровождаемой изображением неприличного жеста над номером. Однако это не скрывало его мощи. У меня аж руки вспотели – так я захотела поскорее взобраться на него.

– Нереально крут, – выдохнула я, пока довольный моей реакцией владелец этого воплощения скорости протягивал мне плотную узкую куртку, перчатки, наколенники и шлем. Я не стала спрашивать, откуда у него женская куртка. Не пахла чужими духами, и ладно.

Барон тоже был в мотоциклетной форме, надел шлем, и выглядел он тоже нереально круто. Я на мгновение снова почувствовала себя плохой девочкой в плохой компании. И не сказать, что мне это не понравилось.

– Садитесь, – он похлопал рукой по сиденью за своей спиной. – Держитесь крепко. Поехали бояться?

– Поехали, – рассмеялась я, перекидывая ногу через сиденье и крепко обхватывая мужчину за талию.

Заурчал, взревел мотор, и мы полетели в высвеченную огнями столичную ночь.

Скорость, скорость, мелькающие огни домов и фонарей, остающиеся далеко позади машины, мигающие светофоры, блестящая гладь реки и сливающиеся в дымчатую ленту тротуары набережной. Бьющий и ревущий вокруг холодный ветер и теплое тело мужчины, в которого я вжималась. Крутые виражи и прыжки на горбах мостов, невероятный разгон на почти пустой кольцевой, кипящий адреналин и горячее громкое дыхание внутри шлема.

Было очень страшно и очень весело. Стресс и тоска прятались и растворялись в горниле эмоций, и я кричала и улюлюкала от восторга, оглушая себя, но не желая останавливаться.

Время было уже далеко за полночь, когда мотоцикл затормозил у какого-то придорожного кафе, где играла плохая музыка, сидели странные люди, а мы грели руки о стаканы с чаем, и я видела в расширенных от адреналинового возбуждения зрачках Мартина свое отражение.

И это было тоже нереально круто.

– Обязательно нужно повторить, – сказала я на прощание, перед тем как зайти в спальню.

– Обязательно повторим, – согласился он, помахал мне снятыми с рук мотоциклетными перчатками и исчез в Зеркале.

Люк Кембритч

Виконт Кембритч отмокал в ванной и делал это самым сибаритским образом – с сигаретой в одной руке и стаканом виски в другой. Ванны в его доме были огромными, спускающимися в пол мини-бассейнами, потому что он со своим ростом в обычные просто не помещался.

Точнее, не помещался с комфортом – приходилось сгибать ноги, упираться плечами, – а комфорт Люк любил.

Аудиосистема проигрывала альбом инляндской фолк-группы, и виконт, устав от витиеватых напевов и резких звуков народных инструментов, переключил ее на сборник блюзов. С наслаждением затянулся, затушил сигарету, вытянул ноги, ощущая, как массируют издергавшееся от боли тело упругие струи воды. Нога не болела, он отоспался после лечения, похожего больше на экзекуцию, и теперь смывал с себя память о боли.

На миг возникло желание вызвать сюда кого-нибудь из подружек, чтобы уж совсем почувствовать себя живым и здоровым – а что может послужить этому лучше, чем хороший, горячий и несдержанный секс? Он усмехнулся. Последний раз что-то похожее на секс у него было… черт, почти две недели назад. Организм тут же отозвался на воспоминания, и Люк сжал ноги, откинул голову на бортик, закрыл глаза, приводя мысли в порядок. Как мальчишка в период полового созревания, ей-богу.

Протянул руку и повернул кран до упора на холодную воду. Да, женщина ему сейчас точно не помешает, раз он даже после болевой терапии возбуждается при одной только мысли о последнем задании. Одно тело должно вылечить память о другом. А если не получится, то пусть это будет много-много тел и много жарких ночей. Если женщина недоступна, то нужно просто забыть о ней. Может, и правда позвонить кому-то из девочек?

Новенький телефон лежал тут же, на бортике, и искушающе посверкивал гладкой панелью. Люк уже потянулся было к нему, но тут же взял себя в руки. Женщины потом. Сначала дело.

Он быстро оделся: светло-голубая рубашка, темные брюки, кожаная куртка. Сегодня можно было допустить в одежде городскую небрежность, потому что Тандаджи вызвал его на встречу в тайный штаб. Может, и правда решил привлечь к поискам невесты? В любом случае ждать пунктуальный начальник не любит, а он не любит опаздывать, поэтому пора выдвигаться.

Но несмотря на спешку, Кембритч все-таки остановил свой блестящий спортивный автомобиль у цветочного магазина и провел там не менее пятнадцати минут, пока цветочница составляла букет по его пожеланиям и оформляла доставку.

Тайный штаб был организован на обычном сельском хуторе в области, и содержала его бодрая старушка-вдовушка, а по факту заслуженный работник спецслужб Дорофея Ивановна. Старушка торговала сметанкой и молочком, за которыми приезжали аж из города, поэтому останавливающиеся у хутора машины внимания соседей давно не привлекали. Это делалось для прикрытия, потому что месячная зарплата у старушки была поболе, чем стоимость ее владений.

Никто и не подозревал, что в подвале у госпожи Латевой, превышающем по площади весь хутор, размещается вполне себе оборудованный штаб с хитрой системой вентиляции, связи, со столом для переговоров, столовой и несколькими спальнями. Допуск имели только избранные, и Люк в числе этих избранных теперь был. Видимо, после того как спас Рудлог, найдя наследниц королевского рода.

Тандаджи сидел за столом и аккуратно, маленькой ложечкой ел плотный деревенский творог, нарезанный ломтями, на котором красовались горки желтоватой сметаны. Все это было щедро засыпано сахарным песком, и выражение лица у начальника было самое медитативное. Перед тем как впустить Люка, Дорофея Ивановна вручила ему поднос с двумя чашками чая и еще одной тарелкой «с творожком» – для него самого, и виконт, спускаясь по узким ступенькам лестницы и наклоняя голову, чтобы не стукнуться о потолок, чувствовал себя официантом на выходе.

– Ты уволен, – сообщил ему начальник вместо приветствия, и Люк, усевшись на жесткий стул, с удовольствием попробовал чай. На улице было уже довольно прохладно.

– И почему? – поинтересовался он, подцепляя ложечкой сладкую сметану и отправляя ее в рот.

– Потому что после того, как твои планы стать принцем-консортом разрушились, ты очень расстроился. Власть была так близко и – бац, уплыла! – Тандаджи махнул ложечкой, показывая, как именно уплыла гипотетическая власть, и сорвавшаяся тяжелая молочная капля по длинной дуге улетела на пол. – Поругался с начальством при сотрудниках, с отцом при друзьях, остался без дела и без наследства. Благо дядя завещал тебе очень много. Слишком много.

– И-и-и-и? – поторопил его Люк. Он уже понял, что ни о каких поисковых группах речи не идет.

– И пустился в загул, конечно. Благо тебе не привыкать. Алкоголь, наркотики, девочки. А если точнее, то конкретная девочка, твоя давешняя любовница, она же – дочь начальника таможенной службы Рудлога. Ты еще с ее братцем приятельствовал. Как ее?

Тандаджи прекрасно знал, «как ее», но любил поиграть в простофилю без памяти.

– Крис, – проворчал Люк, облизывая ложку. Творог правда был вкусный. – Крис Валенская.

– Вот-вот, – кивнул Майло, пытаясь расправиться со своей порцией. – Вспыхнешь любовью, но, главное, кошельком посверкать не забудь. А то с возвращением монархии папеньке кислород перекрыли, воровать стало трудно, и на детей он стал куда меньше выделять.

Начальник разведуправления коротко взглянул на Кембритча, убедился, что тот внимательно слушает, и продолжил:

– Что интересно, они с братом вхожи в один клуб… «Колосс» называется. Аристократов там крайне мало, зато много золотой молодежи из тех щенков и молоденьких сучек, которые успели развратиться еще до того, как им пятнадцать стукнуло. Сыновей и дочерей крупных промышленников, банкиров, магнатов, слишком занятых для того, чтобы выбивать дурь из голов наследничков. Зато пристроили их в помощники к некоторым членам парламента, пользуясь своим влиянием, и периодически передают пожелания для законотворчества. Пожелания, которые нельзя не учитывать. А учитывать теперь тоже трудно, а иногда – из-за вассальной клятвы – и для жизни опасно.

Люк задумчиво помешивал чай. Он прекрасно знал таких «щенков» и сам был таким, пока Тандаджи его не вытащил.

– Кстати, не забудь зайти к штатному врачу, он тебе зашьет нейтрализатор наркоты. И передатчик под кожу. Переносной слишком опасен, а так мы всегда будем знать, где ты.

– Хорошо, – пробурчал Люк, доставая сигарету. Под творожок думалось не так хорошо, как под табачок.

– Ну, тебя, конечно, попытаются вразумить, пристроить во дворец… на какую там должность тебя папаня проталкивал?

– Советник при министре сельского хозяйства, – проворчал Люк. Эта часть плана ему активно не нравилась.

– Вот-вот. Не противься долго, чтобы не передумал. Недели полторы, не больше. А к тому времени ты уже снова вольешься в ряды щенят, загуляешь с размахом, с кристальной достоверностью. Ясно?

– Ясно, шеф, – тоскливо вздохнул Люк. – Не староват ли я для вливания в ряды молодежи?

– Для молодежи ты будешь неиссякаемым кошельком, поэтому они тебя примут, даже будь ты дряхлым старикашкой, – невозмутимо успокоил подчиненного господин подполковник. – Не переживай, расходы возместим. Тем более ты для них станешь находкой. Точнее, для кое-кого из их родителей, не желающих терять бизнес и подставляться самим. А вот спившегося и сторчавшегося аристократишку не жаль, как и его род. Деньги есть деньги. Ты им будешь нужен. Потому что по статусу ты ближе всего к королевской семье, а после назначения в министерство сельского хозяйства на одних совещаниях с ее величеством станешь просиживать штаны. Да и герой, как-никак, семья Рудлог тебе доверяет.

Люк попыхивал сигаретой и молчал. В крови уже зарождались предвкушение и азарт от нового опасного задания.

– И еще, Кембритч, – сухо произнес Тандаджи, глядя на оставшийся творожок куда нежнее, чем на подчиненного. – Скорее всего, в этом замешан кто-то из наших, а ставить под угрозу твое задание я не могу. Поэтому сейчас с неделю гуляешь, а потом я тебя с треском и скандалом увольняю. Ты уж постарайся.

– Постараюсь, – пообещал виконт. – Но как это возможно? Все сотрудники Управления подписывали договор.

– Возможно, – невозмутимо откликнулся тидусс. – Например, если ранее был подписан другой договор. Это непроверяемо, увы, даже ментальное сканирование можно обойти, заставив попросту забыть факт подписания. Так что придется скандалить.

– Понятно, – произнес Люк. Действительно, все было понятно.

– Среди них есть менталист, – сказал Тандаджи, разобравшись наконец с лакомством.

– Понятно, – повторил виконт снова.

– Если не ты, то никто, Кембритч. Извини.

– Да ладно, шеф. Все нормально. Справлюсь.

– Про нейтрализатор не забудь, – строго сказал Майло. – И будь очень осторожен. Ставки в этот раз очень высоки.

На обратном пути Люк набрал номер Валенской, врубил погромче музыку и, когда ответил женский голос, пьяно хохотнул в трубку:

– Привет, котеночек. Помнишь еще меня?

– Кембритч? – ну конечно же, она его узнала. – Соизволил-таки позвонить? Что, принцесса не дала, вспомнил обо мне?

– Ну не сердись, Кри-и-ис. – Он крутил руль и отрешенно наблюдал за дорогой. – Ты же знаешь моего папашу, мне никак не отмазаться было. Приезжай вечерком ко мне, а? Повеселимся, как раньше.

– Ты с ума сошел? Думаешь, после стольких лет молчания я рвану к тебе? Ну ты и ублюдок, Люк. У меня вообще-то жених есть.

– Деточка, – он понизил голос, – ну не сердись. Мне так плохо, я так пьян. Я вот сейчас как вырулю в столб, и все из-за тебя.

– Ты что, еще и за рулем? Я думала, тебя зашили, прежде чем в принцы выставлять.

– А я расшился, – снова хохотнул он. – Жизнь не удалась, принцем мне не быть, почему бы не вернуться к тебе? Давай, детка, не сердись. Плюнь на своего старикана-женихана, готовься, бери вечером такси и езжай ко мне. Тебя ждут шампанское и изголодавшийся по своей Крис я. И бриллианты. Ты же любишь бриллианты? Я и шикарное фамильное колье будем просить у тебя прощения весь вечер и ночь.

– Ублюдок! – проворчала девушка уже не так уверенно.

– Я твой богатый ублюдок. – Люк аккуратно свернул на кольцевую, помигал в благодарность пропустившей его машине. – И скоро буду дома. У меня знаешь, какая ванная теперь? Сам Торжевский делал. Приезжай, милашка. И захвати с собой травы, у твоего братца запасы всегда были нехилые. Жду в девять, потом поеду в бордель. Ты же не отдашь меня какой-нибудь девке? Кри-и-ис?

Он дождался ответа, положил трубку и скривился. Снова потянулся к пачке сигарет. Твою ж мать. Куда он снова лезет? Надо быстро сейчас заехать к врачу, а потом навести дома легкий бардак. Предупредить охрану, чтобы не удивлялись. И отправить домоправительницу в отпуск. Слуг жалко, конечно, но ничего, переживут.

Крис приехала в половине девятого, когда в гостиной и спальне Кембритча уже царил показательный бардак с алкогольным душком, грохотала музыка, часть окон была открыта в темнеющий октябрьский вечер, распакованные бутылки разной степени наполненности украшали столы, подоконники и пол, а тлеющие сигареты создали нужный дымный антураж. Люк капнул в глаза капли, вызывающие покраснение белков, расширение зрачков и небольшой отек, похожий на алкогольный. Долго мял наглаженную рубашку, но слуги работали на совесть, и пришлось удовлетвориться расстегнутыми верхними пуговицами и закатанными рукавами.

«Фамильное» колье было передано любимой конторой с рук на руки, а под лопаткой чесался заживающий шрам с внедренным под него нейтрализатором наркоты. Передатчик-маячок зашили в предплечье. Через несколько дней шрамы рассосутся, и никто не заподозрит, что Кембритча вовсе не торкает с травы или чего пожестче, или что о его местонахождении известно в конторе.

Он, оглядев окружающую живописную панораму, как полководец – поле перед сражением, удовлетворенно хмыкнул и уселся в кресло, налил себе виски, опрокинул сразу стакан. Хорошо хоть, что нейтрализатор в основном направлен на опиаты и синтетику и лишь слегка приглушает действие алкоголя и табака. Иначе задание можно было бы считать практически тренировкой перед вступлением в ряды монахов.

Услышал стук каблуков в холле и на мгновение собрался, подтянулся, чтобы тут же развалиться в кресле, закинуть ногу на стол, чуть прикрыть глаза и придать лицу расслабленное выражение.

– Госпожа Валенская, – объявил дворецкий, пропуская в дверь гостью и взирая на хозяина квадратными глазами, и Люк, довольно хохотнув, развел руки, словно для объятий, плеснув при этом алкоголем на пол, и немного невнятно крикнул:

– Кри-и-ис! Детка, ты как раз вовремя!

Дворецкий поспешно закрыл дверь, и Люк пообещал себе поднять ему зарплату после того, как все закончится.

– Я еще не решила, прощать ли тебя, Кембритч, – заявила стоящая в дверях Валенская. Она выглядела гораздо менее свежей, чем при их последней встрече, – видимо, образ жизни сказался на ней, – но была по-прежнему ухоженна, красива и порочна. Высокая, с пышной в нужных местах фигурой, с аккуратно «сделанным» лицом – крашеные брови, пухлые губы, осветленные длинные волосы, темные глаза со «стрелками».

– Ты еще прекраснее, котеночек, чем раньше, – ответил он, зная, как она падка на лесть, схватил со стола бутылку шампанского, откупорил, налил в бокал, почти не пролив. – Иди ко мне, промочи горло.

Валенская раздраженно дернула плечами, словно собираясь уйти, но вместо этого сбросила меховую накидку, оставшись в блестящем коротком платье, уперла руки в бока. О да, Крис всегда любила все блестящее.

– Ты даже не извинился!

– Ну детка, – он пьяненько захихикал, – виноват, вот такой я засранец. Ты же знаешь меня.

Отхлебнул из ее бокала, помахал им в воздухе, поставил на стол.

– Вкусное шампанское, серенитское, то, что ты любишь. Иди сюда. Не заставляй меня просить еще раз. А то рассержусь и уеду.

– Ты даже не позвонил мне ни разу, – пожаловалась она, но подошла, и он тут же облапил ее, дернул к себе на колени, запустил руку под юбку. Крис пискнула и шумно задышала ему в ухо. Она тоже играла – и смущение, и возбуждение. По-настоящему ее глаза зажигали только деньги.

– Теперь я буду звонить тебе к-каждый день! – пообещал он, стаскивая с нее трусики до колен и оглаживая бедра, чуть пощипывая их, как она любила. – А завтра пойдем по магазинам, заглянем в автосалон, я уже присмотрел для тебя подарок. Только будь со мной ласковой, Крис. А я буду очень-очень щедрым.

Девушка потерлась об него пышной грудью, поерзала на коленях, преданно заглянула в глаза. Вот теперь у нее во взгляде было вожделение. Удивительно: семья Валенской сейчас далеко не бедствовала, однако ей все было мало.

Его тело, изголодавшееся по женщинам, начало просыпаться.

– Кстати, – шепнул он ей на ухо, спуская узкие лямки платья с плеч и обнажая грудь, – мое извинение лежит в кармане моих брюк. Когда снимешь их, сможешь на него полюбоваться. А в спальне, если с первого раза не простишь, найдется еще парочка.