ГЛАВА 1. Первый урок

– Наша жертва – Колин Ллойд Ливингстон из Думтауна. Тридцать лет, холост, – зачитала Алиона.

 Гроус, оставаясь в трех метрах от нее, одним небрежным движением пальцев заставил черную папку выскочить из девичьих рук и упасть на стол.

– Всё это мне уже известно.

– А мне – нет, – чуть недовольно сказала Алиона, потянувшись к делу Ливингстона.

 Она согласилась на эту авантюру, понимая, что не может остаться в стороне, когда народу Фентерры требуется помощь.

Страна теряла магию. Пока это были лишь тихие звоночки, но семьи, приближенные к Верховному, тревожились. Шаткий мир между Фентеррой и Содружеством Южных Морей мог в любой момент нарушиться, узнай морская держава, что соседнее государство ослабло. Глава Содружества давно поглядывал на плодородные острова на самой границе, но могущественные колдуны, выстроившие магический барьер вдоль всей прибрежной полосы, мешали любым планам захватить земли при помощи мощного флота. Маленькая, но славная своими талантливыми магами Фентерра была лакомым кусочком для многих. И любые слухи о том, что у нее возникли проблемы с волшебством, могли привести к войне.

О том, что именно случилось, Совет мог лишь догадываться. Куда утекала сила? Что стояло за ее исчезновением? Благодаря работе Стражей, а также изысканиям всех, кто входил в круг приближенных к Верховному, стало известно: источник магии в горах Альдерона нуждается в мощной подзарядке. И самым эффективным инструментом для этого стал бы артефакт Глорион. Однако, как и у любого артефакта, у Глориона был Хранитель. Молодой мужчина из Союза Вечных Земель Морланда, отказавший Фентерре в любом сотрудничестве. Юридически он имел на это право. С моральной точки зрения, по мнению Алионы, это было низко, бесчеловечно и заслуживало самого сурового наказания.

Именно поэтому, когда стало ясно, что нет никаких других способов получить артефакт, кроме как украсть его, она поддержала это решение. И когда на собрании – неофициальном, во дворце Верховного такое никто не стал бы обсуждать – Гроус заявил, что для этого ему нужна Алиона, она ощутила готовность помочь. Даже несмотря на личность будущего напарника.

В присутствии Гроуса она… терялась. Отец и братья не любили этого человека, и Алиона в каком-то смысле считала своим долгом не любить его тоже. Правда, мама никогда не говорила о нем ничего плохого, просто благосклонно позволяла семье перемывать ему косточки после каждой встречи. Но были и другие причины, почему Алиона предпочитала проводить в компании Гроуса как можно меньше времени.

С ним было связано три ярких воспоминания.

Первое: ей лет десять. Ему, стало быть, около двадцати. Марку, старшему брату, восемнадцать. В их доме праздник. Гроус еще не разбогател, но уже стал сиротой. И уже вел себя как самодовольная задница. Его приглашали на светские события, разумеется, так как статус наследника Гроусов, древнего магического рода, был важнее состояния.

Желая спрятаться от шумной вечеринки, Алиона поднялась в библиотеку. Но не успела она открыть дверь, как прямо на нее выскочил Марк. Глаза бешеные, щеки пылают алым. Заметив сестру, он резко закрыл за собой дверь и рявкнул:

– Что ты тут делаешь?!

Алиона объяснила, что хотела почитать, и попыталась обойти его. Но Марк больно схватил ее за плечо и потащил прочь. Таким разъяренным она видела спокойного, рассудительного старшего брата очень редко.

– Там Гроус! – выплюнул он, словно это должно было все объяснить.

– Ну… ничего страшного, – она попыталась высвободиться. – Не думаю, что он помешает моему чтению…

– Нет! – рыкнул Марк, глядя ей прямо в лицо. – Ты к нему не пойдешь, он…

Алиона видела, что у брата на языке вертелись крайне неприличные ругательства, но, осознав, кто перед ним, он сдержанно завершил:

– Вор! Он украл…

– Украл? – ахнула Алиона. – Что?

– Кое-что… кое-что очень дорогое.

Алиона перестала сопротивляться, и Марк сумел увести ее через коридор к широкой мраморной лестнице.

– Только не твои часы! – выдохнула она, зная, как он дорожил подарком отца на совершеннолетие.

– Лучше бы их, – выплюнул тогда Марк.

Брат отказался рассказывать взрослым и ей велел молчать. Алиона тоже скоро рассудила, что подвергать осуждению всего света один раз оступившегося молодого человека, потерявшего обоих родителей, было бы слишком сурово. Так и не узнав, что именно похитил Гроус, Алиона просто хорошо запомнила: от этого человека можно ждать чего угодно. Он способен даже на кражу.

Когда прозвучала реплика Гроуса о том, что ему нужна Алиона, отец и братья начали долгий спор. Гроус молчал, и спор получался в каком-то смысле односторонним. Хотя молчал он настойчиво, даже агрессивно, поэтому все равно создавалось ощущение, будто выступали обе стороны. Так или иначе, с четверть часа Ламарины убеждали всех присутствующих, что Алиона не станет участвовать в краже, тем более под руководством Гроуса. Алиона слушала тихо, пытаясь из сердитых фраз и разъяренно выплюнутых аргументов понять контекст. Она хоть и не участвовала в собраниях Совета, но была осведомлена о ситуации, в которой оказалась Фентерра: Данни, будучи лишь годом старше нее, охотно делился с сестрой всем, что знал сам.

Наконец, когда ситуация прояснилась, Алиона встала и веско произнесла:

– Я понимаю вашу обеспокоенность, но не в привычке Ламаринов прятаться в тени, когда нужно сделать шаг вперед. Не в привычке Ламаринов отсиживаться, когда нужно действовать. Я в деле.

Ей показалось, что Гроус самодовольно хмыкнул, но сказать наверняка она бы не смогла: черты его лица были таковы, что он неизменно выглядел самодовольно, а не по возрасту глубокие складки у рта навсегда оставили печать насмешки.

Мужчины семьи Ламарин поспорили еще немного – теперь с ней. Но, как бы они ни заботились о двух своих женщинах, если Алиона или ее мать что-то решали, отец и братья быстро оставляли попытки их переубедить.

И вот теперь Алиона в сопровождении Данни пришла в дом Гроуса, чтобы обсудить детали.

Оказавшись с напарником лицом к лицу, она засомневалась в правильности сделанного выбора. Спасение страны – спасением, но этот человек действительно вызывал тревогу.

Сейчас Гроус одним лишь волшебством держал папку приклеенной к месту, не позволяя Алионе взять ее. Игнорируя сердитые взгляды, он сказал:

– Это изучите позже. Я же пригласил вас, чтобы объяснить некоторые аспекты той работы, которая нас ожидает.

 Они находились в кабинете. Сдержанная холодность интерьера, которую дарили синие стены, окна без гардин и абстрактные скульптуры из стали, будто отражала эмоциональную скупость хозяина.

Однако Алионе всегда казалось, что самообладание Гроуса – лишь фасад, за которым скрывается страстная натура.

Неторопливо пройдясь вдоль письменного стола, он проследовал мимо Алионы к книжным полкам. Внимательный взгляд на гостью, и Гроус заговорил:

– Мы будем действовать по достаточно простой схеме. Воспользовавшись вашим природным женским обаянием, – ехидная усмешка, – мы войдем в доверие к Хранителю и вычислим месторасположение тайника с Глорионом. Затем, прибегнув к нехитрому способу, вы отвлечете Хранителя, я же в это время подменю артефакт его точной копией.

– Она не будет этого делать! – тут же воскликнул Данни. – Что за нехитрый способ? Мы на такое не договаривались.

– Младший-младший, я позволил тебе присутствовать здесь только на условии, что ты хранишь молчание. Если самоконтроль тебя подводит, я помогу.

Гроус взмахнул рукой в направлении гостя, схватил горсть воздуха и будто выбросил в сторону. Данни разъяренно вскочил на ноги, явно желая выкрикнуть что-то, но изо рта не донеслось ни звука. Алиона метнулась к брату, пытаясь успокоить его и усадить обратно.

– Послушай, просто сиди тихо. Мне не нужно, чтобы ты вступался за меня при каждом случае, я сама могу за себя постоять. И я не стану делать ничего, что мне покажется неэтичным. Ты же знаешь меня. Я не совершу глупостей.

Данни закрыл рот, перестав изображать рыбу, выброшенную на берег.

– Верните ему голос, – потребовала Алиона, обращаясь к Гроусу.

– Как только мы закончим, – небрежно отозвался тот и жестом указал на стул, который она занимала минуту назад.

 Алиона стиснула зубы, но послушалась, желая поскорее узнать, в чем состоял план. В общих чертах ей было понятно, но… она никогда не слыла кокеткой, поэтому ей было любопытно, как именно Гроус собирался осуществить задуманное. Она надеялась, он полагался не только на ее способности к флирту…

– Итак, есть нюанс, стоящий на пути у нашего предприятия. И это даже не ваш братец, – короткий взгляд в сторону Данни. – Боюсь, вы не обладаете достаточным опытом в делах любовного рода, чтобы… преуспеть.

Несмотря на то, что Гроус был прав, к тому же в этих словах вроде бы не было ничего оскорбительного, Алиона вскинула подбородок:

– С чего вы взяли?

 Но одним красноречивым взглядом ему удалось сказать многое. Алиона покраснела и раздосадовано закусила губу.

Именно этого она опасалась: что снова почувствует себя глупой девчонкой, смущающейся и кроткой.

Второе воспоминание, связанное с Гроусом, которое жгло больше первого, касалось празднования ее четырнадцатого дня рождения. Надо отметить, что тогда для своего возраста Алиона выглядела совсем юной, а Гроусу, прожившему почти четверть века, уже погруженному в мир больших денег, активно ведущему дела своей семьи, она, должно быть, казалась совсем ребенком.

О нем уже ходили слухи разного толка, но Алиона особенно к ним не прислушивалась. Мир светских сплетен не был ей интересен. Однако вот этот флер опасного, подозрительного типа, которого вроде и принимало общество, но в массе своей сторонилось, доносился и до нее.

На день рождения малышки Ли, как звали ее в семье, он пришел, разумеется, не по ее приглашению и не по ее желанию. Просто родители использовали событие как повод для очередного великосветского собрания. Алиону поздравляли, ей дарили подарки, но она прекрасно знала, что интересовала гостей не больше, чем новая ваза в гостиной.

Так вышло, что среди знатных семей, с которыми обычно общались Ламарины, ровесников Алионы почти не было: большинство были либо немного старше, либо чуточку младше. И все – взрослые, братья, их друзья – так привыкли воспринимать Алиону как одну из этих “детей”, которых отправляли домой с нянечками сразу после мороженого, что никто даже не заметил, как девочка подросла. Тем более что созревать она начала поздно, поэтому в четырнадцать и фигура, и лицо, и рост – все делало ее похожей скорее на угловатого подростка, чем на молодую девушку. Еще и платье в тот день ей выбрали пышное, с какими-то рюшами и цветами, подходящее скорее пятилетке.

Все это, впрочем, не волновало Алиону до того самого момента, как она столкнулась с Гроусом в малой столовой. Устав от круговерти лиц и улыбок, громкой музыки и бесконечной болтовни гостей, она покинула праздник в десятом часу – никто этого не заметил – и проскользнула в комнату, где они обычно завтракали, чтобы взять из стеклянной банки немного лимонного печенья. В темноте она не сразу заметила, что там уже прятался другой человек.

Вспышка теплого света заставила ее вскрикнуть.

– Что вы тут делаете, Алиона? – голос Гроуса застал ее врасплох.

Ей даже не пришло в голову, что это он был здесь чужаком, а не она. Что это ей, хозяйке, следовало бы задать вопрос.

– Я… я устала, – тихо ответила Алиона.

Стало страшно. Но когда Алиона заметила, что мягкий светящийся шар, наполнявший комнату уютом, горел прямо над ладонью Гроуса, ее испуг сменился восторгом.

Глаза ее, должно быть, восхищенно вспыхнули, точно как сгусток света, парящий в воздухе. Она несмело подошла ближе к Гроусу, глядя на то, что сотворила его магия. В ее семье владели только самым простым волшебством: так, левитация предметов на небольшие расстояния, изменение температуры воды и вещей, временное изменение цвета.

– Вот это да… – выдохнула она.

Но Гроус сжал кулак, потушив свет пальцами, и в комнате мгновенно стало темно.

– Идите к гостям, – велел он.

Глаза Алионы быстро привыкли к темноте. За окном горел фонарь, разряжая черноту ночи.

– Я… я просто… – промямлила она, вдруг отчетливо понимая, что оказалась наедине с молодым человеком.

В темной комнате.

И никто не знает, где она и что делает…

Все эти мысли вызвали столько чувственных переживаний в ее чистой, невинной душе, что щеки вдруг вспыхнули, дыхание участилось, и откуда-то взялась невероятная смелость.

– Просто подумала, что здесь мне будет лучше… – это должно было прозвучать многозначительно и дерзко.

– Вы ошиблись, – отозвался Гроус. – Вам не стоит быть здесь в такой час…

И ей послышался какой-то намек в его словах. Быть может, он тоже ощутил неоднозначность ситуации, в которой они оказались…

– Уже больше девяти. Разве вам не нужно быть в постели?

Гроус вдруг встал и протянул ей руку. Тело Алионы налилось приятной тяжестью, в тот момент она впервые поняла смысл слова “томление”. Она вложила свою ладонь в его.

Но он вдруг взял ее не так, как это делают мужчины с женщинами. Гроус обхватил ее тонкие пальчики так, как взрослые держат детей, и повел прочь из комнаты.

– Ваша няня, должно быть, вас обыскалась. Ступайте, ступайте в свою комнату. Уверен, вы еще не успели открыть подарки.

Она шла за ним на ватных ногах. Гроус проводил ее до лестницы.

– Я привез вам какую-то особенную куклу. В магазине сказали, что у нее голова и тело из фарфора, и это высший класс среди кукол. И волос натуральный, смесь человеческого и конского…

На этих словах он скривился, а затем взмахнул рукой:

– Звучит паршиво, но кто я такой, чтобы осуждать кукольных мастеров, не правда ли?