– У меня мать пожилая в Твери, – продолжил развивать мысль Горюнов. – Отправлю-ка я его туда, за бабушкой ухаживать.

Генерал обернулся, уперся руками в стол перед Горюновым и набычился:

– Ты меня пытаешься шантажировать?

– Да Боже упаси! Я просто поделился с вами своими семейными проблемами. Своими. Семейными, – оттенил он с милой улыбкой. И напомнил: – Мансурчик несовершеннолетний. Захочу, так в бараний рог его сверну. А я ведь могу его задавить.

– Не очень-то получалось у тебя его отговорить от профессии нелегала все эти годы, – неуверенно напомнил генерал, чувствуя, как этот небритый тип, которого он знает больше двадцати лет, выкручивает ему руки, не сходя со стула и не меняя расслабленной позы.

– Я на самом деле и не пытался. Пока что. А теперь вот что-то сомнения одолели. Это, знаете, как в природе у ворон. Они запоминают, что в прошлом году в их гнезде вылупились чужие птенцы, а потому в нынешнем году упорно отгоняют кукушек от своих гнезд. Неприятные воспоминания их тревожат, – Горюнов поморщился и снова поискал глазами пепельницу, достав смятую пачку сигарет из кармана и положив ее на «взлетную полосу» полированного стола.

Евгений Иванович посмотрел на Петра долгим взглядом, обошел стол вокруг, поднял трубку телефона.

– Витя, принеси нам с Петром Дмитричем чайку, пожалуйста. И сахару побольше, – он повесил трубку и добавил: – Ты же любишь сладкий?

Они молча дождались, когда майор принес чай. Пока ждали, генерал достал из шкафа пепельницу и поставил перед Горюновым. Улыбнулся и похлопал его по плечу. Можно было подумать, что он заискивает, но Петр не был так наивен.

Александров демонстративно положил в чашку гостя пять ложек сахара, размешал, как маленькому, убрал ложку и подал чашку Петру.

– Петя, так что ты хотел?

«Петя» смекнул, что золотую рыбку он хорошо почистил, замариновал, поджарил, теперь она готова исполнять желания, а заодно утолить его информационный голод.

– Меня тут озадачили кое-какой справкой из вашей службы. Мягко говоря, неполной.

– Ты толкаешь меня на должностное преступление? – ласково спросил Евгений Иваныч. – Ну, продолжай…

– Это напоминает математическую задачку. Есть три персонажа, сидящие в Пакистанской тюрьме. Один из них пошел на сотрудничество с местным полицейским, связанным, вероятно, агентурными узами с… – Горюнов отпил чая, – возможно с легальной разведкой, а может, и с нелегалом. Нам дали выдержки из разговора полицейского и одного из заключенных той тюрьмы.

Петр сделал паузу, позволяя генералу вспомнить, если тому есть что вспоминать. Телефоны в кабинете генерала молчали, и Горюнов сделал вывод, что Евгений Иванович попросил майора Витю пока отвечать на звонки. Кроме кремлевской связи. Но по ней Александрова, к счастью, пока не беспокоили.

– Допустим. Слышал я об этом. Ты не упомянул один существенный нюанс в отношении этих трех, да и полицейского. Хотя, не важно. И что тебя не устроило в той справке?

Горюнов понял, что генерал намекает на пол этих четверых – все они женщины. А главное, справка, переданная в УБТ проходила через руки Александрова. Или, во всяком случае, с ним советовались, кому в УБТ лучше адресовать диктофонную запись.

– Поговорить бы с тем заключенным лично. Кстати, где он теперь?

Генерал промолчал, а Горюнов продолжил мечтать:

– А еще лучше с тем полицейским. Он меня очень заинтересовал.

– Уж не думаешь ли ты отправится в Пакистан? Самоуверенный наглец! – фыркнул Евгений Иванович. – Забудь! Никто тебе адреса, пароли, явки не даст. Вот ты своего Тарека кому-нибудь отдал бы?

– Евгений Иванович, зачем мне дали эту Джанант? Где мне ее искать? – уже не таясь спросил Петр.

Генерал рассмеялся и развел руками:

– За что купили, за то и продали. Одно могу сказать, услугами Тарека ты можешь воспользоваться. Хотя ты ведь и без меня с ним связь имеешь? Ну, молчи-молчи. И не только ведь с ним? Придержал кого-то про запас с прошлых лет? Ладно, скажу так: девушка непростая, ну, это ты и так понял. Наши специалисты долго крутили запись и так и эдак, разбирали на составляющие, думали использовать сами. Но в итоге пришли к выводу, что дело будет слишком трудоемкое, да и по сути это специализация УБТ. Ну а там и про тебя вспомнили. Так вот единственное, что выудили из всей этой болтовни. Смущает татуировка…

– Меня тоже, – вставил Горюнов.

– По описанию Хатимы девушка богатая, образованная, а, стало быть, из высшего общества. А татуировки, как нам сказали специалисты, делали в большинстве кочевники…

– Мусульмане не признают татуировки. В том-то и дело. Это более древняя история. Видел я старух с синими наколками на носах, на лбу. Они их еще кое-где делают, но об этом умолчим.

– Ты старух раздевал, что ли? – пошутил генерал. – Как же ты дошел до жизни такой?.. Так все-таки, возникли сомнения. Несоответствие. Она бедуинка? Но они только сперва были за халифат, а затем ситуация поменялась. Какая-то тут загвоздка. Интересная история с «Вилаятом Хорасан». Хорошо бы девку эту отловить, уже хотя бы для того, чтобы пресечь канал, по которому боевики из Ирака и Сирии переходят в Пакистан и Афганистан. Ты же знаешь, у меня сын в Афганистане. Так Виталик по поводу этого «Хорасана» выражает большую обеспокоенность. Как и «Аль-Каида», как ИГ, как большинство подобных организаций… «Ведь если звезды зажигают – значит – это кому-нибудь нужно», – как говорил незабвенный поэт. Кому это нужно, в общем и целом, понятно. Тем же, кому понадобилось создавать предыдущие организации. В Афганистане американцы воюют с талибами, а «Хорасан», как филиал ИГ, противодействует талибам. Талибы благосклонны к шиитам, талибы – это только пуштуны, воющие за свои идеи на своей земле. А ИГ – сборная солянка, люди без родины, без дома, наемники.

Горюнов внимательно слушал Александрова. Евгений Иванович был в какой-то период нелегалом в Афганистане. Уж он-то хорошо знал талибов.

– Имя, – пробормотал Горюнов. – Почему они назвали ее имя полностью? Это подлинное имя? Если она такая опытная, такая авторитетная, как Хатима ее описывает, почему не соблюдает конспирацию?

– Согласен. Я подумал о том же, когда прочел стенограмму. Поэтому поначалу заподозрил фальшивку. Какая-то, понимаешь, Хатима случайно становится свидетелем одной судьбоносной встречи. Слышит и запоминает, – генерал поднял указательный палец, – имя этой таинственной леди, что не так-то просто. К тому же Хатима ведь не разведчица. С чего такая феноменальная памятливость?

– Это выглядит почти как шутка: «я не злопамятный, просто я злой и память у меня хорошая», – кивнул Горюнов. – Хотя, кто знает, на что способна отчаявшаяся женщина. Если надежды питала относительно Джанант, то уж имя запомнила. Тем более, Касид говорил о ней с придыханием. И что вас привело к уверенности, что это не подлог?

Евгений Иванович взглянул поверх головы Горюнова. Петр знал, что у него за спиной висят часы.

– Петя, полчаса еще и мне надо уезжать. Не взыщи. А что касается достоверности… Все тот же Касид с его восторженностью… Он говорил по телефону с кем-то и упоминал имя Джанант. Это имя должно о чем-то говорить собеседнику. Значит Джанант – фигура известная в кругах ИГ. Женщин они не жалуют, это не курды. У них бабы, конечно, воюют, адские машинки подрывают, поручения выполняют. Но Джанант явно по статусу нечто большее.

– Сколько ей лет по описанию Хатимы? – начал прикидывать Горюнов. – Около тридцати? Значит родилась она в конце восьмидесятых или в начале девяностых. Известной может быть не она сама, а ее старший брат или, что еще более вероятно, папаша Джанант. Кем может быть у нас папаша?

Генерал улыбнулся, соглашаясь с ходом мыслей Горюнова.

– Вот и я, прикинув возраст, подумал об ее отце. По возрасту папаша мог работать при Саддаме. Тебе виднее, ты же в Ираке работал.

– Захид, Захид, Захид, – повторил Петр, словно пробовал на вкус фамилию Джанант. Фамилий у иракцев как таковых нет, Захид – это имя ее отца. Но одного имени не достаточно, чтобы вычислить отца девушки. – Навскидку не помню такого среди чиновников того периода. Зато знаю человека, который мог бы вычислить этого Захида. Опять же имя ее деда нам известно. Джад.

– Я догадываюсь, что ты и сам можешь выйти на Тарека, – усмехнулся генерал. – Но он в Париже. Вот в чем загвоздка. А ты в Сирии.

– Вообще-то я сейчас в столице нашей родины, – приуныл Петр. Он и в самом деле рассчитывал вернуться в Сирию и озадачить завербованного им несколько лет назад напарника по багдадской цирюльне, оказавшегося бывшим офицером иракских спецслужб и одно время обеспечивающего охрану Саддама Хусейна. Был даже эпизод в биографии Ясема Тарека, когда Хусейн подарил ему белый «Мерседес», чтобы загладить «шалость» одного из сыновей, прострелившего полковнику Тареку кисть руки.

– И че будем делать? – многозначительно спросил Горюнов, пряча пачку сигарет в карман. Он подкинул на ладони зажигалку и поймал. – А что, Тверь хороший город, школа там хорошая, где я учился. Много достопримечательностей, церквей. Опять же лето скоро, купаться можно. Там даже памятник Крылову есть, нашему великому баснописцу…

– Петр, это уже не смешно! Доски мемориальной в твоей школе нет?

– Так мы же бойцы невидимого фронта. Жаль вот только пули и осколки, что мне прилетали, оказались вполне себе видимыми, настоящими. Боль они причиняли не призрачную.

– Ну что ты добиваешься? Вызвать Тарека в Москву, как ты понимаешь, я не могу. Из Сирии мы его сейчас отозвали. Велик риск его потерять. Тучи там сгущаются. Делать запрос с перечнем вопросов от тебя – это вызовет, во-первых, массу вопросов у нашего руководства, а во-вторых, займет много времени. А у тебя ведь со временем как всегда напряженка. И с выездом за границу у тебя сложности… Но если бы ты, паче чаяния, вдруг прогуливался по Парижу, мог бы «случайно» повстречать Тарека и пообщаться с ним с глазу на глаз. А я мог бы подсказать, где прогуливаться. Ну или не ты, а твой Зоров. Они ведь знакомы лично. Ты же тогда встречался с Тареком в Ростове на конспиративной квартире вместе со своим замом.

Горюнов молчал, прикидывая варианты.

– Посоветуйся со своим руководством, – генерал встал, демонстрируя, что разговор окончен. – Позвони мне по результатам.

– Не стоит, – Петр тоже поднялся. Ему хотелось оставить подвешенным вопрос о судьбе Мансура, решенный в общем-то. Подергать нервишки Александрова. – Вы же сами сказали, что у вашего руководства возникнет вопрос, зачем нам встреча с вашим агентом. Кто в здравом уме разрешит ее? Только с его куратором. Так ведь? Не стоит, – покачал он головой, с удовольствием заметив, как покраснел Евгений Иванович.

– Мне кажется, что ты все еще злишься за свой провал, – с досадой заметил он.

– Правильнее сказать, за то, что вы организовали мой провал, чтобы не было провала у нашего Теймураза. В итоге Теймураза турки убили все равно. Все зря.

– Просто так Звезду Героя не дают, это к вопросу, что «зря», – процедил Евгений Иванович. – А Теймуразу дали.

– Посмертно, – напомнил Горюнов уже от двери. Он справедливо опасался, что генерал сейчас в него чем-нибудь запульнет. – Всего доброго, – уже из-за двери сказал Петр.

По тому как быстро ретировался Горюнов, майор Витя понял, что к генералу сейчас лучше не соваться. Но Александров сам позвонил ему. Витя сделал знак, чтобы Петр задержался. Тот опасливо остановился у выхода из приемной.

– Петр Дмитриевич, – майор повесил трубку, у него порозовели скулы. – Генерал просил передать, что он вам слишком много всегда позволял. Вот и результат. – Витя пожал плечами.

Водитель курил у машины в ожидании полковника, едва завидев его, торопливо бросил окурок.

– Домой, Петр Дмитрич?

– В управление.

Уже темнело на улице. По дороге, по пробкам, через хмурую слезливую вечернюю оттепель, они пробирались обратно к Уварову, который ждал звонка от Горюнова. Но не самого полковника, возникшего на пороге кабинета собственной персоной. Все в тех же джинсах и рубашке. Значит так и не заезжал домой. По мрачному выражению его лица стало ясно, что быстрых результатов ждать не приходится.

– Не-не-не, – сказал Уваров, едва узнал о затее Горюнова. – О Париже забудь! Мне совершенно не хочется ни потерять тебя, ни международного скандала. Схватят тебя на границе…

– Во-первых, я не в международном розыске, – поморщился Петр. – А во-вторых, у нас многие «погорельцы» ездили с легкой маскировкой и надежными документами, и все прекрасно им сходило с рук. Линзы, чуть подкрасить волосы, очки с простыми стеклами. Сбрить бороду – меня мать родная не узнает.

– Может, Зорова отправим? – все еще сомневался Уваров. – Мне думается, что мы зря связываемся с этой историей. Вязнем, как будто в топь попали, дна не нащупаешь. А в бесплотной попытке его нащупать, захлебнемся тухлой тиной.

– Образно, – похвалил Горюнов в своей иезуитско-ироничной манере. – И все же, Анатолий Сергеевич, давайте побарахтаемся. Договоримся, если мой приятель мне никак ситуацию не подсветит, прекратим в этом копаться до тех пор, пока не поступит дополнительная информация.

– Тебе просто не хватает адреналина. И в Париж хочется. Признайся!

К вечеру Уваров выглядел размягченным, улыбался умиротворенно, словно человек, которого несколько часов парили в бане. Только морщина на лбу, глубокая, напряженная, указывала на то, что Горюнов ему прибавляет головной боли своим присутствием и своими перпендикулярными решениями.

– С Зоровым мой приятель говорить не станет. Тем более выходить на него мне придется через еще одного моего, – Петр тут же поправился: – бывшего моего человека. А тот будет разговаривать только со мной.

– Погоди, я так понял, что Александров обеспечит тебе встречу с Тареком…

– Нереально. Это все пустые слова с его стороны. Он просто опасается кое-чего и пытается меня умаслить. Не будем нервировать Евгения Ивановича, нынешнего куратора моего иракского приятеля, и вообще… Незачем им знать в деталях о наших изыскания относительно Джанант. Скинули с барского плеча, потому что сами не знают с какого бока подступиться, так пускай потом волосенки на голове рвут. Нет у них сейчас хороших спецов, – ревниво заметил он.

– Ну конечно, с тех пор как ты к нам перешел, – почти серьезно согласился Уваров. – Ладно, обмозгуем, как лучше тебя заслать в Европу, а ты езжай пока домой. Иначе жена тебя уже со сковородкой встретит. Нельзя играть на нервах женщины, тем более законной супруги. Ты ведь утром сообщил ей о прилете?

– Зная свое начальство, не стал обременять Сашку лишней информацией. В боях на сковородках она не специализируется. Она мастер художественного слова. Виртуоз. Хотя не гнушается и силовых приемов, как то кидание полотенцами, носками и тому подобным домашним скарбом, – Горюнов помялся: – Анатолий Сергеевич, раз уж я сегодня оседлал ваш лимузин, может, ваш Юра меня и в дом-два подкинет?

– Валяй, я в ближайшие часа два и не планирую домой. Сегодня здесь до двадцати одного пробуду. А там как пойдет. Теперь еще твою парижскую гастроль надо обставить. Затягивать с этим не станем. Вопрос двух-трех дней. Ты мне в Сирии больше нужен.

* * *