Глава 2

Лондон показался Лизе холодным и мрачным, несмотря на то, что на дворе стояла середина лета. Муравейник, в который любопытный ребенок беспрерывно тыкает палочкой, и его сбитые с толку обитатели бегут в разные стороны. Стекла черного «Range Rover», медленно ползущего сквозь сигналящую на все лады разноцветную дорожную пробку в самом сердце Лондона, покрылись капельками, как будто ему было жарко и тяжело справляться со скворчащим затором. Заморосил дождь.

Машина останавливалась перед бесконечными пешеходными переходами, и толпы туристов, вперемешку с местными жителями в деловых костюмах и до блеска начищенных туфлях, шквалом обрушивались на проезжую часть. Этакий бушующий океан, сносящий все на своем пути, сотканный из сотен разных национальностей, пронизанный десятками разных языков, звучащих то громче, то тише. Лизе было трудно поверить, что так бывает не только в голливудском кино.

Злые соседние машины то и дело норовили вырваться вперед и побыстрее миновать центральные улицы города, пахнущего дождем, «Fish and Chips» и индийскими специями.

Когда они пробрались через пробку и выехали на мостовую, Лиза увидела, как вдалеке показался Биг-Бен, утопающий в нависающих над ним дождевых облаках. Темза казалась коричневой спящей массой. Она изредка содрогалась от колеблющихся на ее поверхности волн и снова погружалась в спячку.

Шофер Филип вел себя очень тихо, он не обращал внимания на происходящее вокруг и выглядел умиротворенным. Его взбитые, коротковатые руки крепко держали руль. Это было именно то состояние, которого так не хватало Лизе: спокойно жить, не реагируя на временные личные заторы, и твердо держать штурвал своей жизни.

Лия сидела на переднем сиденье и что-то писала в своем телефоне. «Наверное, общается с мужем», – подумала Лиза и мечтательно посмотрела в окошко. Сквозь налипшие на стекло капельки дождя она увидела группу велосипедистов, которые были в настолько обтягивающих костюмах, словно их кожа была разукрашена яркими красками аквагрима.

Сашенька сидела рядом с Лизой в детском кресле и вовсю боролась со сном. Ей не хотелось ничего пропустить. Она крутила головой по сторонам, заставляя свои непокорные рыжеватые кудряшки то и дело подпрыгивать, махала упитанными ручками вверх и вниз и медитативно гудела «бу-у-у».

Лиза не испытывала материнского инстинкта. Дети редко вызывали в ней чувство умиления или восторга. Иной раз она даже не знала, как реагировать на новорожденных чад своих подруг, и ждала руководства с их стороны.

Сашенька была исключением. Радужная девочка, редко плачущая, она часто хохотала звенящим, как серебряный колокольчик, голоском, жизнерадостно прыгала от удовольствия, плюхаясь на землю пухлым тельцем, и аккуратно тыкала толстым пальчиком в Лизино лицо, пристально, очень серьезно изучая его своими бирюзовыми глазками, как будто на нем можно было отыскать карту сокровищ.

Она любила печенья, называя их «биска» (от английского biscuit, бискит), хотя Лия неохотно угощала ее ими. «Я покупаю детские печенья без сахара и без глютена, – как-то сказала она. – Не лишать же ребенка радостей жизни совсем».

Лиза тоже любила печенье, правда с глютеном и сахаром. Она вспомнила, как в детстве мама щедро намазывала печенье маслом, сверху клала солидный кусок сыра и накрывала этот шедевр еще одним печеньем. И так целую тарелку. Лиза c наслаждением запивала их горячим сладким чаем с лимоном, отчего они таяли во рту богатым вкусом топленого молока. И в тот момент не было предела ее детскому гастрономическому счастью.

«Мы почти приехали», – сказала Лия, безжалостно возвращая Лизу в реальность на двадцать лет вперед. «В Лондоне всегда пробки», – манерно растягивая слова, сказала она, обращаясь ко всем, но в большей степени к Филипу. Лиза сочувственно посмотрела на его безмятежное, но в то же время раскрасневшееся лицо. В машине не разрешено пользоваться кондиционером. «От него все простуды», – говорила Лия.

На въезде в подземную парковку Лиза медленно проводила взглядом колючие почасовые цены, которые демонстративно проплывали мимо ее удивленного лица. Соседство их парковочного места с кроваво-красной новенькой Феррари ее уже не удивляло: кто еще мог позволить себе пребывание здесь?.. Филип помог женщинам выйти из машины, и они, минуя будку со смотрителем парковки, выбрались на свет.

Это был не просто самый большой торговый центр в Европе, это был один из символов Лондона и образ жизни многих людей, живущих по соседству, и неотъемлемая часть города и его культурного наследия. Без этого универмага, пережившего огромный пожар и повидавшего среди своих посетителей Чарли Чаплина, Зигмунда Фрейда и Александра Милна (купившего там своему сыну, Кристоферу Робину, плюшевого медвежонка, последующая история которого известна каждому из нас), а еще хранящего в себе памятник прекрасной принцессе и ее возлюбленному, – без универмага столица Англии вряд ли была бы прежней.

На одном из главных фасадов «Harrods» увековечен знаменитый слоган этого универмага: Omnia Omnibus Ubique, что в переводе с латинского означает: «Всем, каждому и абсолютно все», а над ним возвышается на троне знаменитая мужественная скульптура Британии с трезубцем в руках, принимающая дары и задумчиво смотрящая вдаль.

«Harrods» вызывает в людях разные чувства: восхищение, ненависть, зависть, негодование, счастье; он словно экзаменует их отношение к себе и в особенности к деньгам и показывает, на каком уровне находятся их мечты.

Слоган правдив, но не каждый, в силу собственных ежедневных ограничений, может позволить себе это признать.

Величественный, построенный в эдвардианском стиле, который любой англичанин называет «grand», «Harrods» показался Лизе близким родственником-аристократом московских ГУМА и ЦУМА c их изумрудными навесными козырьками над окнами первого этажа, ассоциировавшимися у нее с дорогими, первоклассными местами.

Она много раз прогуливалась по этим универмагам, но кроме бесплатной оранжевой коробочки «Hermes» с карточками-инструкциями, как завязывать платок, она там так ничего и не приобрела.

Алексей ни разу не приглашал ее туда на шопинг, но в их семейном бюджете эта графа и не была указана, да и, в силу их финансовых возможностей, никогда не обсуждалась. Он не любил покупать одежду и считал это занятие пустой тратой денег, времени и сил, в то время как для Лизы этот процесс был кардинально противоположной значимости: она им по-настоящему наслаждалась и ценила каждую вещь, которая затем оказывалась в ее гардеробе.

Пребывание в подобных магазинах Лиза скорее ассоциировала с походом в музей, нежели с покупками, поэтому она настроила себя на приобретение здесь какого-нибудь недорого сувенира для своей семьи и финансово посильного для себя ланча с Лией.

В «Harrods» было полно людей разного социального статуса, и из-за этого его шик и класс слегка затуманивались, несмотря на присутствие на входе легкого дресс-кода. Лизе нравился желтоватый, приглушенный внутри свет, который целиком лишал тебя ощущения времени года и суток. Высокие потолки с огромными люстрами, колонны с подсветкой, аккуратно разложенные сумочки, туфли, запах дорогих сладких духов. Все это завораживало Лизу, ей хотелось быть частью этого образа жизни, несмотря на то, что она любыми возможными способами пыталась подавить в себе это желание.

Оказавшись в знаменитом египетском холле с массивными колоннами, статуями фараонов, охраняющими расположенных под стеклом роскошные произведения известных модных дизайнеров, исписанными иероглифами стенами и потолком с изображением египетских мифических персонажей, Лиза увидела самый первый в Англии эскалатор, о котором она читала накануне. Людям в тот исторический день наливали виски, после того как те поднимались на нем, – таково было их волнение перед возможностью опробовать столь дивное технологическое изобретение.

В качестве развлечения для Сашеньки и ради нескольких снимков для Лизы они пару раз поднялись на эскалаторе и спустились вниз. Медленно проезжая мимо манекенов, наряженных в великолепные дизайнерские одежды, Лиза представляла, как однажды один из них будет гордо одет в платье, созданное ею.

Поднявшись наверх, рядом с залом под названием «Обувной рай» они встретили высокую худую блондинку на высоких каблуках и в летнем разноцветном коротком платье с глубокими вырезами сзади и спереди. Легкий загар цвета молочного шоколада ровным слоем лежал на ее тонкой коже. Ее лицо показалось Лизе натянутым и неестественным, так же как и ее отшлифованные ровные белые зубы, что представляло невозможным даже примерно определить ее возраст. С одинаковым успехом ей могло быть как двадцать пять, так и пятьдесят лет. Она раскрыла свои объятия и манерно поцеловала Лию в обе щеки.

– Сколько лет, сколько зим, – воскликнула она. – Лия, куколка моя, ты шикарно выглядишь! Ой, а это что за маленькая принцесса?

Она присела, чтобы поздороваться с Сашенькой.

– То же самое можно сказать и о тебе, – улыбнулась в ответ Лия. – Это моя дочь Александра, а это моя подруга Лиза. Лиза, это Настя. Много лет назад мы работали в одном модельном агентстве в Париже.

– Как приятно познакомиться с вами, девочки, – протяжным, приторным голосом сказала Настя. – Я перебралась в Лондон. Живу недалеко отсюда, в Челси. А ты?

– А я в Суррей, – сказала Лия.

– Не знаю, где это. Не успела хорошенько изучить Лондон, да и чаще всего я провожу время в Монако, там у нас тоже есть квартира. Мне здешний климат, знаешь ли, не очень подходит.

– Я не живу в Лондоне, – сказала Лия, на что Настя отреагировала с поджатыми губами сочувственным «у-у-у» и кивнула головой.

На фоне Насти Лия казалась приземленной, осмысленной и «down to earth». Обе жили в роскоши, но это была роскошь разного качества.

– Приходите как-нибудь ко мне в гости, – предложила Настя.

– Обязательно, – ответила Лия тоном, который говорил о том, что это вряд ли может когда-нибудь произойти. Но все же обменялась контактами с Настей. – Очень была рада повидаться. Удачного тебе шопинга.

– Спасибо, дорогая, и вам! Я уже, можно сказать, закончила. Хочу спуститься вниз и купить домой еды. Здесь продаются наши любимые круассаны.

После того, как Настя ушла, Лиза подумала о том, как далеко она находилась от мира этой дорого пахнущей, худой блондинки, от жизненной матрицы, которую эта русская девушка сумела выстроить вокруг себя. Эта встреча вызвала в Лизе скованность от собственной неуверенности; с одной стороны, ей хотелось бы так же легко рассуждать о покупке еды на дом в этом роскошном универмаге и жить с ним по соседству, а с другой, это казалось красивой и недосягаемой сказкой, которую печатали так часто, например, на страницах «Tatler».

– Давай заглянем в «Valentino», – сказала Лия. – Сашенька хочет сделать тебе подарок, да, малыш? – Она присела на корточки и нежно поцеловала дочку. – Ты не устала, тыквочка?

Сашенька в ответ сделала недоуменный вид, как будто Лия обращалась совершенно не к ней, и кокетливо покрутила пухленьким тельцем.

– Пойдем найдем для Лизы самые красивые босоножки? – сказала Лия.

– Лия, что ты. Я не могу позволить себе «Valentino», – возразила Лиза.

– Не переживай, это подарок от Сашеньки. Ей будет приятно.

Через пару часов Лиза оказалась на террасе уютного кафе, расположенного на верхнем этаже «Harrods». Оно было украшено многочисленными зелеными растениями, что в контрасте с коричневым интерьером и светящимися желтым цветом люстрами придавало заведению выдержанный стиль и изысканность.

Лия кормила Сашеньку рыбным супом, пока та рассматривала новую игрушку, только что купленную ей мамой.

– Филип приедет за нами через полчаса, – сказала Лия. – Пока Саша будет спать в машине, мы сделаем с тобой покупки для ужина, если ты не устала.

– Я в порядке, – ответила Лиза, – и с удовольствием помогу тебе с шопингом. Как же мне нравится «Harrods»! И я до сих пор не могу поверить, что ты купила мне босоножки.

– К ним еще нужно купить платье. Но это уже в другой раз. Мы приглашены на свадьбу в конце месяца, ты как раз еще будешь здесь, и у тебя будет отличный повод выгулять свои босоножки и побывать на традиционной английской свадьбе.

– Здорово! – воскликнула Лиза.

Ее настроение улучшалось с каждой минутой. Она посмотрела на Лию, нежно поглаживающую дочь по мягким волосам, и испытала к подруге невероятную любовь, которую по насыщенности можно было сравнить с цветом коробки «Valentino», лежащей на соседнем стуле.

Лиза посмотрела вдаль. Она не знала, что через несколько часов здание «Harrods» загорится двенадцатью тысячами лампочек, исправность которых каждый день проверяют: ни одного черного пробела – только свет.

Между тем, уходящий на восток горизонт раскрасился в персиковые тона и лениво растянулся по небу серыми сумерками, подготавливая все живое ко сну: щебетание птиц становилось урывчатым, успокаивался ветер, стихал гул машин. Приятно вечерами погрузиться в прохладу и свежесть английской деревни после насыщенного дня, жаркого от июльского, беспощадно палящего солнца и словно замирающего перед дождем…

* * *

Две красивые русские женщины расположились на веранде, утопающей в зелени по всем канонам английского сада. Лия зажгла несколько свечей, и они распространяли нежный, едва уловимый запах миндаля и овсянки. Она сидела, поджав ноги в плетеном кресле цвета капучино и закутавшись в плед.

Сделав глоток терпкого красного вина, оставляющего приятную кислинку на языке, Лиза посмотрела на сад, который постепенно погружался в сумрак, отчего зеленые краски медленно теряли свою яркость. Брюс лежал рядом на плоской подушке, и она поглаживала его по голове, погружая пальцы в бархатные абрикосовые кудряшки.

– Помнишь, как вы в первый раз вместе с Кристиной приехали ко мне в гости? Я тогда еще снимала квартиру в Лондоне, – прервала тишину Лия. – Я скучаю по тем временам. Полная безмятежность и отсутствие здравого смысла, – невесело засмеялась она.

Лиза улыбнулась. Англичане говорят, что русских трудно заставить улыбаться. Но они просто не знают, что русские опасаются это делать, а еще смеяться и радоваться жизни, потому что с детства знают, что после этого обязательно будут плакать. И потому гораздо надежнее быть серьезным.

– С тех пор много воды утекло, – продолжала Лия. – А ведь сбежала я в Англию от очередной несчастной любви и своего прошлого, а Крис всех сделала красивыми в Москве. Я скучаю по ней. Какая же она молодец! Кстати, красивыми она сделала всех, кроме меня!

И она засмеялась фарфоровым голосом, а в ее больших глазах появилась яркая озорная искорка.

– Это точно, – вздохнула Лиза. – Больше десяти лет пролетели, как один день. И ты так мало приезжаешь в Россию… Но куда еще красивее, Лия? Ты шутишь!

Они замолчали. Так всегда бывает, когда не видишь человека много лет, а потом вы встречаетесь и остаетесь один на один в немилосердной тишине. Лиза немного стеснялась Лии. Ей казалось, что на фоне этой безупречной женщины ее слова могут выглядеть неуклюже. Они так много и так мало знали друг о друге, что невооруженным глазом можно было увидеть неловкое притирание и заминки в разговорах, но почувствовать при этом обволакивающую дружескую теплоту между ними. Они словно бы прощупывали личные границы друг друга и боялись их переступить, сказав лишнее.

– А ведь я тоже в этот раз сбежала в Англию от несчастной любви, – сказала Лиза.

По всей видимости, Англия служила приютом для всех людей, по разным причинам сбежавшим с родины: манящая сложно-сотканная паутина, единожды попав в которую и прилипнув к ее клейким нитям, уже невозможно выбраться назад. Каждый прожитый день в ней – приторная утопия, в которой ты вязнешь, как пчела в меде, постепенно забывая, откуда ты прилетел и зачем тебе надо обратно. Да этого «обратно» больше и не существовало, оно постепенно стиралось отдельными папками с файлами, содержащими негативную и ненужную информацию.

Застрять посредине между тем, «где уже не можешь», и тем, «где еще не можешь», по всей видимости, было под силу только самым стойким.

– Значит, здесь ты обретешь новую любовь, – ответила Лия.

Подул слабый ветер, заставив свечи потрескивать от волнения.

– Здесь невозможно не влюбиться, – продолжала она, улыбнувшись уголками рта. – Причем самым волшебным образом. Это страна чудес.

Лиза верила в то, что не стоит отделять слова, которые ты говоришь, от жизни, которую живешь. Она всматривалась в жизнь своей подруги и верила ее словам.

– А еще в Англии невозможно не найти себя. Здесь как будто расправляются крылья, которые у тебя были, но ты не знала об их существовании и как ими пользоваться. Хотя люди здесь любят уединенность, и была бы у них возможность, каждый создал бы себе необитаемый остров и жил на нем, пребывая в абсолютном счастье. Все готовы тебе помочь. Не важно как. Может, дверь открытой для тебя подержать или помочь справиться с депрессией. Сначала принятие английской реальности кажется мучительным и болезненным, потому что ты привыкла постоянно обороняться и ждать отовсюду подвоха, но постепенно расслабляешься, причем естественным образом, не прикладывая к этому практически никаких усилий. Просто входишь в окружающие тебя пазлы и становишься неотъемлемым кусочком целой картины.

Англия это шанс остаться с собою наедине, погрузиться в свое «я», познакомиться с ним, узнать свои страхи и сомнения, подружиться с ними, чтобы потом выйти наружу уже совершенно новым человеком.

– У тебя так было? – спросила Лиза, жадно впитывая каждое слово.

Лия говорила медленно, нараспев, местами с ненавязчивой английской интонацией, ставя ударение на существительных и некоторых прилагательных, особенно в конце предложения. Лизе нравился этот «спецэффект» как особенный флер, которым обладала не только сама Лия, но и каждое слово, произнесенное ею.

– Да, я до Англии не знала, кто я такая. Но мне повезло. Для меня переезд сюда не был большим шагом, потому что я была молода и любое жизненное испытание рассматривала как приключение, да и терять мне было нечего. С годами адаптироваться становится сложнее, я говорю это исходя из опыта моих русских приятельниц.

Экран телефона Лии периодически загорался, но она не обращала на это внимания. Брюс несколько раз лениво буркнул, откликаясь на едва уловимый лай, доносящийся издалека, и снова погрузился в дремоту.

– Пойдем спать, – сказала Лия. – Не хочу надолго оставлять Артура, он плохо переносит одиночество.