Когда мы оказались уже по эту сторону от пограничного шлагбаума (или по ту – если смотреть с точки старта), и я наконец-то написала пост в соцсеточках с просьбой не терять меня, один из комментаторов не то с восхищением, не то с сочувствием протянул: «Ну ты дае-е-ешь… как на крыльях с обрыва: так-так, спиногрызы, держитесь за хвост и полетели!»
Примерно так я и ощущала себя. Вот только не сильные орлиные крылья развернулись у меня за спиной, а будто наспех сделанные картонные крылышки. И я машу ими изо всех сил, пытаюсь улыбаться и удерживать высоту, но знаю, что второго шанса взлететь не будет, поэтому машу яростно. Выглядит немного карикатурно, но работает!
Решено было ехать через Прибалтику – из Питера это самая короткая дорога.
Мы погрузились в машину и тронулись в путь.
– Ма-а-ам, а когда мы приедем?
– Ма-а-ам, а мы уже приехали?
– А это уже Польша?
– Ма-а-ам, я хочу пить!
– А я – есть!
– А можно мне выйти? Мне срочно надо в туалет!
– А я уже не могу сидеть, можно остановиться? – раздавалось нестройное многоголосье.
– А давайте поиграем! – предложила я. Игра в города быстро себя исчерпала, попробовали в имена, но они тоже как-то внезапно закончились.
– О, а я еще одну игру знаю! Монофоны! Нужно придумывать рассказ, где все слова начинаются с одной и той же буквы – ну как «однажды отец Онуфрий обходил окрестности огорода. Обнаружил отсутствие огромного огурца…»
– Давайте! На все буквы подряд!
– О-о-о, сложная задачка! Только плохих слов, чур, не говорить!
Мы дурачились, хохотали над поворотами сюжета – даже жалею, что не записала эти шедевры, где были брутальный брадобрей Борис, горделивый гусь Григорий и жирный жандарм Жером, жаривший желуди.
За окном мелькали густые зеленые леса, стремительно проносились серенькие деревушки, полыхали фиолетовым огнем поля люпинов.
Мы жевали бутерброды и запивали газировкой, наплевав на режим и правильное питание, пели, играли и веселились… Как будто не было этих щемяще злых месяцев, когда мы вгрызались друг в друга, откусывая куски живой плоти. Будто бы вернулись тепло и уют, ощущение, что мы одна команда.
Наконец наш пепелац подъехал к латвийской границе.
Вот здесь и случилось наше первое приключение.
Если вы когда-нибудь пересекали границу на машине или автобусе, то знаете, что устроена она просто: два контрольно-пропускных пункта, а между ними нейтральная полоса, то есть вас сначала выпускают из одной страны, а потом на втором пункте уже решают впустить или нет в другую страну.
Получается что-то вроде тамбура: одна дверь за вами закрывается, и вы стоите в тесном закутке, ожидая, когда же откроется вторая.
Представьте: вечер, КПП, усталые и голодные дети… За спиной уже сотни километров, все измучены, каждый минимум по три раза попросился поесть, попить, пописать и погулять, во Вроцлаве нас ждут забронированные апартаменты…
Мы прошли первый КПП, то есть формально, уже покинули территорию России.
Подошли ко второму и протянули паспорта в окошечко будки. Пограничник забрал их и куда-то ушел.
Время тянется, в соседних очередях дело идет куда быстрее.
Все заметно нервничают, дети капризничают, пограничник не возвращается.
Потом приходит второй, и они начинают что-то бурно обсуждать на латышском, жестикулируя и показывая в нашу сторону.
Мы внутренне напряглись – что там? Мы попали в список международных преступников? Пытаемся провезти контрабандой кусочек запрещенного к ввозу сала? Наши физиономии не внушают доверия?
Наконец выходит молодой красавчик в форме. Он похож на настоящего арийца, какими их рисовали на плакатах – голубоглазый блондин с белоснежной улыбкой.
Характер нордический, беспощаден к врагам…
…и сообщает, что въехать мы ну никак не можем, потому что доку́ментов нет.
Ну, вернее, формулирует он как-то вежливо, с милым прибалтийским акцентом:
– Фы не мошете ехать, фам нелзья. То ест этим детьям мошно, этим нелзья. – И показывает на взъерошенных детей, жмущихся друг к другу, как воробьи под дождем.
– Ну как же так? У нас все дети пачкой, то есть кучкой.
– Этьи могут толко за три днья. – И протягивает паспорта, тыкая безупречным пальцем в страничку с визой.
Помните спойлер с визами, да? Так вот двоим из четверых детей (а именно первому и третьему) почему-то датой въезда поставили не 6-е число, а 9-е.
А что, циферки-то почти одинаковые. Может, чиновник в этот момент паспорт крутил туда-сюда. Может, висел вниз головой, как граф Дракула, и тупо перепутал. А может, решил: четным детям ставлю четные числа, нечетным – наоборот.
Мы бьем себя в грудь, что-то доказываем, но он непреклонен.
– Вам польяки выдали этьи визы? Попробуйтье на полску границу! Может, оньи фпустьят!
Он аннулирует наш въезд – синей ручкой просто перечеркивает уже проставленные штампы в паспортах и кокетливо машет фуражкой на прощание.
Ставим в навигаторе ближайший переход через польскую границу. Он в Беларуси, в Гродно.
Едем, уже не поем и не смеемся. Дети спят, мы по очереди за рулем, пьем колу и кофе, останавливаемся размяться… и наконец добираемся до красно-зеленых столбов белорусской границы…
Там кино повторяется.
Нас выпускают одни пограничники, потом не впускают другие… зачеркивают печати о въезде и выдают бумажку с пояснениями.
Разочарование и пустота…
Мы пристраиваемся на ночлег в Гродно. Три прекрасных летних дня отдыхаем, осматриваем достопримечательности… и ровно в 00:00 9-го числа подъезжаем к границе. Нас выпускают… и не впускают!
Потому что разница в часовых поясах проходит ровно по линии шлагбаума. И на польской стороне девятое число наступит только через час. Мы ждем этот час на нейтральной полосе, между двумя странами – можно сказать, нигде.
Это было очень символично – на границе двух времен и двух миров, границе прошлого и будущего. Час, которого как будто не существовало, потому что в одном мире он уже закончился, а в другом – еще не начался.
И обычно я так и рассказываю: наш приезд начался с двух попыток нелегально перейти границу и целого часа вне времени и пространства.
Но вот мы наконец на польской стороне. Невыспавшиеся, с красными от бессонной ночи глазами, добрались до первой заправки и взяли по пол-литра кофе. Никогда я не пила больше такого кофе – со сладостью свободы, солоноватым привкусом слез и терпкой горечью тоски по оставленному.
Примерно к обеду мы добрались до Вроцлава.
Навигатор привел нас во дворик, где столпились панельные девятиэтажки, похожие на усталых воинов, несущих бессменный караул перед наступающей со всех сторон эстетикой. Кажется, нам достался самый уродливый и депрессивный квартал города. С одной стороны к нему подбирались довоенные виллы, утопающие в зелени, и современные микрорайоны со стильными таунхаусами, с другой – невероятно прекрасный старый центр с рыночной площадью, разноцветными пряничными домиками и солидными доходными домами, с третьей – старинный парк с тенистыми аллеями, прудами и чугунными оградами. В общем, вокруг был настоящий европейский город, динамичный, современный и при этом сохранивший очарование древности… но мы почему-то оказались в осколке Советского Союза среди безликих панельных блоков.
Чуть позже я узнала, что эти «панельки» – что-то вроде шрамов, которые война оставила в когда-то гармоничном и прекрасном городе, выстроенном с немецкой основательностью. Вроцлав, бывший до Второй мировой войны немецким Бреслау, отчаянно сопротивлялся, превратившись в город-крепость, и целые кварталы были разрушены настолько, что восстановить их оказалось невозможно. Поэтому даже в самом центре тут и там среди красивых исторических зданий торчат нелепые и угловатые дома – наследие коммунистической эпохи.
Квартирка, в которой нам предстояло провести три дня, – сдвинуть сроки бронирования хозяин отказался, а из-за наших приграничных приключений прибыли мы на три дня позже – была под стать остальному. На фото она выглядела вполне уютно и симпатично, а на деле оказалась крохотной студией, в которой три продавленные кровати размещались почти вплотную друг к другу. Первым делом мы разгородили ее простыней – да-да, ширины простыни хватило на эту самовольную перепланировку – и попарно разместились на этих кроватях.
А ночью пришли МУРАВЬИ.
Я ненавижу насекомых в принципе, хотя муравьи и вызывают у меня уважение своим упорством и трудолюбием. Но то упорство и трудолюбие, с которым они штурмовали нашу еду, вызывали у меня только злость и отвращение, о чем я и сообщила владельцу. Тот пожал плечами и пообещал принести отраву.
– Там уже разложена отрава, проше пани, – сказал он. – И вообще, у вас, я слышал, тоже есть хрущевки, а в них живут муравьи, тараканы и даже клопы! Кстати, буду благодарен за хороший отзыв на букинге!
Это было так по-детски непосредственно, так мило и наивно, что я даже не смогла разозлиться. Разозлилась по-настоящему после того, как счет за апартаменты вырос в три раза – он умножил стоимость проживания на каждого гостя, включая годовалого ребенка. Причем за все дни, а не только те, что мы по факту там провели. Таким образом, в первые дни мы спустили примерно пятую часть нашего общего бюджета, но хозяин наверняка выправил каждому выжившему муравью паспорт, чтобы те могли навестить своих собратьев в далеких и неведомых хрущевках.
По счастью, за эти три дня нам удалось найти квартиру совсем рядом с тем местом, где мы приземлились в первый раз – в одном из тех симпатичных современных домов, которые окружали наш муравейник. Большие светлые комнаты, приемлемая цена, дизайнерский ремонт, огромная детская площадка, парк – это казалось райским уголком. В чем подвох я поняла чуть позже, а пока мы радовались и пытались свести баланс.
Когда ты переезжаешь в другую страну, огромная проблема в том, что ты не знаешь стоимость денег. Каждый раз пытаешься переводить в уме злотые в рубли, доллары, евро, делить на дни, оставшиеся до следующей получки, и умножать на коэффициент своего интеллекта. В результате получаешь очень сложную дробь, но все равно не понимаешь – тысяча за садик: это много или мало? Квартплата в две с половиной тысячи злотых – это нормально? Хлеб за четыре пятьдесят – это почти бесплатно или наоборот?
Как оказалось, с квартплатой нам повезло – довольно дешево. А еще люди ищут жилье месяцами, потому что хозяева не хотят сдавать иностранцам и семьям с детьми: по закону выселить таких квартирантов практически невозможно, даже если они не будут платить. Секрет нашей удачи раскрылся быстро: прямо над домом туда-сюда с утробным гулом сновали самолеты – там начиналась посадочная траектория ближайшего аэропорта, а рядом гудела вышка ЛЭП, которую загораживал один из корпусов дома, поэтому она сразу не бросилась в глаза. С дизайнерским ремонтом тоже вышла осечка – он оказался выполнен настолько дешевыми материалами, что стены оставляли на одежде меловые отпечатки, с мебели облезала пленка, а двери довольно быстро перестали закрываться, и, конечно, при выселении стоимость «исправлений» была удержана из залога. И все же там мы прожили целый год.
А пока что мы просто радовались и раскладывали по шкафам наши нехитрые пожитки.
Вещей мы с собой практически не взяли – решено было ехать налегке, потому что было совершенно непонятно, как сложится наша жизнь и сколько раз придется переезжать. У каждого с собой был только маленький рюкзачок с одной-двумя переменами одежды.
Квартира нам досталась совершенно пустая: ни столовых приборов, ни подушек с одеялами, ни постельного белья. А так как заехали мы в субботу вечером, у нас оставалось буквально пару часов, чтобы обзавестись хоть какими-то бытовыми предметами – в воскресенье не работают ни торговые центры, ни магазины.
Собравшись как по тревоге, мы всей толпой ввалились в IKEA за час до закрытия и под очумевшими взглядами скучающих консультантов метали в корзину все подряд – вилки, ложки, подушки, постельное белье и фирменные пирожные. Кто-то из детей под шумок протащил в число покупок здоровую акулу – знаете этих огромных, синих, с выразительными грустными мордами. Она печально смотрела из тележки, будто бы прощаясь со своей спокойной жизнью и понимая, что с этой семейкой скучать не придется.
Бывший муж, как и обещал, доставил нас на место и уехал обратно. Мы остались одни.
Начинать нашу новую жизнь.
О проекте
О подписке