В изножье трона, полукругом, спиной к посетителю, на расстеленных на земле циновках сидели девять обнаженных девушек с распущенными длинными волосами, как накидки скрывающими от посторонних глаз их наготу. Это были мамаконы – жрицы, смысл существования которых заключался в служении богине, чьими дочерями они считались. Верные наперсницы и компаньонки, они принимали непосредственное участие в совершение Акта Сотворения, и, судя по всему, сейчас как раз совершался один из таких обрядов: раскачиваясь из стороны в сторону, мамаконы в полголоса исполняли что-то очень похожее на песнопение, вот только слов Сапа Инка, как ни старался, разобрать не смог. Язык, на котором говорили эти девы, был языком Высшего Разума.

Уаскар зажмурился. Благословенные богиней Луны, эти девы были чисты и непорочны и оставались такими до конца своей земной жизни чтобы потом, получить возможность служить своей госпоже и в загробном мире.

Их чистота была столь священна, что ни одному простому смертному, будь то мужчина или женщина, не позволялось на них смотреть из риска осквернить свет, что ореолом их окружал.

Глубоко вдохнув и почтительно сложив руки на груди, Уаскар по-прежнему не разжимая глаз, сделал шаг вперед.

Пение прекратилось. Шелест ног долетевший до ушей императора позволил понять, что жрицы разбежались при его появлении. Император слегка приоткрыл глаза. Продолжая держать их опущенными, он приблизился к изножью каменного трона, на котором восседала юная девушка лет десяти – двенадцати. Совсем ещё дитя.

Её глаза были прикрыты длинными ресницами, отбрасывающими тени на более светлую, по сравнению с остальными представителями ее народа, в том числе и мамаконами, кожу. На щеках с высокими скулами играл легкий румянец. Всё, начиная от длинных черных волос свободно струящихся по ее спине и достающих до камня, на котором она сидела, царственной осанке и великолепных одеждах, богато украшенных вышивкой и перьями, говорило о ее высоком статусе. Пожалуй, даже слишком высоком.

При звуке шагов она распахнула глаза и бесстрастно посмотрела на гостя:

– Что ты здесь делаешь? Разве не должен государь быть там, где и его народ? Неужели одумался и понял, что был не прав?

– Не прав? В чём, о великая Мама Раййагуари? Неужели я сделал что-то, что может вызвать недовольство Высшего Духа? – Лицо императора выразило недоумение.

– Вспомни, о чём я говорила тебе не далее, как три луны назад. Если Он сытый и довольный спит, то не стоит настойчиво тревожить Его сон и предлагать угощения. Сначала Он может отказаться, но потом… Потом Он войдет во вкус и захочет больше. И больше. Намного большего. Он будет требовать новых и новых жертв, пока не останется никого. А потом… Знаешь, что будет потом? Потом Он потребует тебя! – Последнее выражение она буквально выплюнула в его ошарашенное от ее слов лицо.

– Меня пугают твои слова, повелительница. Неужели такое может произойти? Великий Господин отвернется от меня?

Ответить та, к кому он так почтительно обращался, не успела. Воинственный клич множества голосов разорвал тишину. Он был так силен, что издалека долетел даже сюда, в этот крошечный островок тишины и умиротворения. А затем послышался грохот сыплющихся камней, крики агонизирующих людей, тысячекратно подхваченные эхом и разнёсшиеся по окрестностям …

Инка Уаскар вскинул голову. Грубо нарушив традицию, он с ужасом уставился в тёмные глаза говорившей. Но она не разозлилась. Вместо этого, прочитав немой вопрос в устремленном на неё взоре, выражающем одновременно ужас и восхищение при виде необыкновенной красоты, она утвердительно кивнула в ответ. Да, Великий Дух разозлился и теперь можно было ожидать чего угодно.

– Твой брат собрал собственную армию, которая сейчас штурмует столицу. Он ищет тебя, и уже совсем скоро будет здесь.

– Что мне делать, Мама Раййа?

– Что делать? – Девочка раздраженно передернула плечами. – И это ты спрашиваешь у меня? Разве не должен император быть всегда со своим народом?

– Но что если в этот раз мой брат сможет одержать верх? Ты слышишь эти крики? Так кричат только те, чьи жизни вот-вот оборвутся.

– И что же? Твой брат беспокоит меня не так сильно, как те, кто придут следом за ним. Иноземцы, ценящие дары природы больше, чем жизни людей, они представляют большую угрозу всему Тауантисуйу. Как темная грозовая туча надвигаются они сюда, круша и уничтожая все живое на своем пути. Сейчас, нужно думать не о спасении души одного человека пусть даже и государя, а целом народе, которому грозит тотальное уничтожение.

Мамаконы напоминающие стаю встревоженных птичек вбежали в зал, беспокойно глядя на свою покровительницу. Ничуть не стыдясь присутствия Инки, они обступили свою госпожу, наперебой передавая сведения, которые и без того уже были ей известны.

Повелительным взмахом руки остановив рой голосов, та, к которой Инка почтительно обращался Мама Раййагуари, поднялась. Отказавшись от предложенной руки одной из прислужниц, она начала спускаться с помоста. Край её длинного одеяния на какой- то краткий миг распахнулся и обнажил то, что до этого момента было надежно укрыто от посторонних глаз: одна нога девочки от основания бедра до стопы была частично покрыта змеиной чешуей, причём не искусственной, а её собственной.

И без того прибывающий в панике Инка почувствовал ледяной озноб страха и благоговейный трепет одновременно при виде представшего его глазам зрелища. Перехватив его взгляд, живое воплощение богини нахмурилось. Тоненькая, едва заметная морщинка пересекла ее высокий лоб до переносицы. Одернув одеяние, тем самым вновь скрыв от посторонних глаз свой секрет, она с царственно ровной спиной прошла мимо застывшего как статуя Инки, вышла за порог храма и остановилась на краю площадки, венчающей пирамиду. Закрыв глаза, она некоторое время она внимательно всматривалась внутренним взором в то, что происходило внизу, после чего повернулась лицом к держащемуся позади, гостю.

– Твой конец предрешен, Великий Инка. Твоему брату суждено сменить тебя на престоле, принадлежащем вашим общим предкам. Как бы ты не пытался оттянуть момент, кончина неизбежна. Люди Атауальпы ищут тебя. Еще чуть-чуть и они будут здесь. Сохранить тебе жизнь не в моей власти, но я готова выполнить твое последнее желание, каким бы оно ни было.

Внутренняя борьба отразилась на лице вождя. С одной стороны, он боялся смерти, но с другой был готов к ней, ибо знал, что после земной кончины его дух возродится в чертогах Виракочи, служить которому он будет до скончания времен.

После недолгих колебаний, он пал ниц перед Великой Госпожой и с дрожью в голосе, попросил:

– Пусть моя кровь останется несмываемым пятном на руках брата и не позволит ему получить то, к чему он так стремится. Пусть его правление будет недолгим, а кончина жестокой. И пусть богатства, которые он так вожделеет, никогда ему не достанутся, а вернутся в недра земли, из которой были добыты.

Сказав это, он приподнялся на руках и посмотрел прямо на собеседницу. Ее ответ не замедлил себя ждать. Кивнув, тем самым давая понять, что услышала и приняла его просьбу, она повелела ему подняться и готовиться к встрече с судьбой, в то время как сама вернулась внутрь храма, двери которого тотчас же захлопнулись за ее спиной.

Подчиняясь приказу, мамаконы взялись за руки, образовав вокруг хозяйки идеально ровный круг. Раскачиваясь из стороны в сторону они стройным хором голосов затянули монотонную песню, которая с каждым звуком звучала все громче и громче. А в это время их госпожа опустилась внутри круга на колени и, уперев обе ладони в землю, принялась шептать непонятные простым смертным слова на языке, понятном только высшим существам.

Где-то над головой зловеще прогремел гром, чьи раскаты сотрясли гору, на которой располагался храм. Сверкающие молнии подобно жертвенным ножам располосовали небо тончайшими светящимися линиями.

Дрожа от страха, позабывший обо всем император в ужасе бежал вниз по склону горы. Смерть от руки бунтовщиков пугала его гораздо в меньшей степени чем то, что происходило сейчас за его спиной. Проклятье Высшего Духа не игрушка, и попади он под него, не найти ему тогда успокоения ни в этом мире, ни в том, что после.

А в это самое время жрицы, не прерываясь ни на мгновение и не отвлекаясь на происходящее вокруг, продолжали свой странный ритуал, пока неожиданно не почувствовали сильнейший жар, как если бы они вдруг оказались в самом жерле извергающего лаву вулкана. Земля затряслась под ногами и покрылась трещинами в то время как многочисленные предметы, отлитые из золота, начали плавиться и жёлтыми ручейками стекать, заполняя эти самые трещины.

А затем произошло самое страшное: сильнейшая из когда-либо виденных людьми молний рассекла небо напополам и ударила прямо в центр пирамиды. Пройдя ровно по середине, она расколола вершину горы надвое. Земля разверзлась, и, поглотив в себя то, что осталось от храма, вновь сошлась обратно.

Очевидцы потом ещё долго рассказывали о том, как сразу после этого рассеялись тучи и солнце вновь засияло на небосклоне, щедро освещая своими лучами землю. Вот только никто так и не смог понять куда пропало почти всё золото, что было в стране. Скульптуры в полный рост, украшения, предметы обихода, и в виде больших необработанных слитков, оно исчезло, будто его никогда и не было…