Глава 3

Барто сказал правду. Спустившись в погреб, охранники, действительно обнаружили там лежавшего без чувств человека, почти окоченевшего от холода, с большущей шишкой на удивительно крепкой, черепушке. К счастью, живого. Разумеется, я понимала, что он всего лишь исполнитель, и, возможно не мог знать всех подробностей, но у меня хотя бы оставался шанс узнать имя заказчика.

На радостях, я приказала выкатить пьянице бочонок отборного вина, при условии, что тот забудет обо всём произошедшем. Последнее можно было не объяснять. Как только старик смекнул, что за произошедшее никто его наказывать не станет, он сосредоточил всё своё внимание на вожделенном «нектаре», позабыв обо всём на свете. В том числе и обо мне.

Раненного, в условиях чрезвычайной секретности, перенесли в одно из складских помещений. Приставив к нему круглосуточную охрану, спешно отправили за врачом. Кровь из носа, но этот негодяй должен выжить. По крайней мере до тех пор, пока я не выбью из него всей правды. Ну а пока дознание раненного откладывалось на некоторый срок, можно было попробовать развязать язык тому самому слуге, выманившему меня из допросной. Меня безумно интересовало, как ему удалось остаться в живых при таком взрыве?

Первое оказалось несложным, но по итогу малоэффективным, так как негодяю было отведено место пешки в чужой игре и знал только то, что касалось его самого. А именно: пронести, а затем поджечь запал взрывчатки, предварительно убедившись, что я покинула помещение, а самому отлежаться на земле. Гм… следует ли под этим понимать, что в планы врагов не входило моё убийство?

Ну хоть что-то… хотя по-прежнему ничего не ясно.

Лакей, продавшийся за горстку монет, надеялся на снисхождение. Согласно его логике, он заслужил его «спася» мне жизнь. Глупость несусветная. О каких поблажках вообще могла идти речь, если по его вине погибли мои люди и ценный свидетель?!

Услышав короткий приказ: «Вздёрнуть!», – предатель даже не сразу понял, что речь шла о нём самом. Вскинув голову, он оглянулся, чтобы разглядеть того, кого только что, в его присутствии, приговорили к смерти, и был шокирован никого не обнаружив. Он во все глаза уставился на меня чтобы убедиться, что ему это показалось. Что ж, полагаю, прочитанное по моему лицу, оптимизма ему не добавило. Перед ним, в ту минуту, стояла не боравийская королева, на милосердие которой он мог бы рассчитывать, а предводительница пиратов, жестокая и беспощадная, не оставляющая ни малейшего шанса врагам и предателям. И в её глазах читалось только одно – смерть.

Приговор был приведен в исполнение незамедлительно, в одном из пустых стойл королевской конюшни. Соорудив петлю, слуги надели ее на шею приговоренного, стоявшего на шатком топчане, а конец веревки перекинули через одну из верхних балок, крепко закрепив на железном крюке, к которому обычно привязывали за узду особо норовистых жеребцов. Скрестив руки на груди, я бесстрастно наблюдала за приготовлениями, игнорируя крики и мольбы о пощаде. Знал бы кто, сколько таких криков мне приходилось слышать в прошлом. Я уже давно научилась не придавать им никакого значения. На войне только одно правило: либо ты, либо тебя. А то, что мы сейчас невольно оказались втянуты в чью-то войну, не подлежало сомнению. Кто-то хорошо знал мои слабые места, и, по-видимому собирался бить по ним и впредь.

Жестом остановив палача, я подошла к предателю, снизу-вверх заглянув ему прямо в глаза.

– Если есть что-то ещё, что я должна знать, говори. Миловать не буду, но по крайней мере сможешь облегчить свою совесть перед вечностью.

Лакей опустил глаза. Добавить ему было нечего.

В следующую секунду я выбила топчан из-под трясущихся ног лакея, и, не оборачиваясь, покинула стойло.

Что ж, война так война, господа. Всяк ищущий смерти, её и обрящет.

* * *

В отличие от повешенного предателя, его подельник оказался крепким орешком. Он много знал. Я чувствовала это. Но будто набрав в рот воды, он лишь обдавал всех презрительной усмешкой, упиваясь бессильной злостью, написанной на наших лицах. Наверняка слышал наш разговор с осматривающим его Тамашом, в котором тот позволил себе легкомысленно заявить, что организм пленника еще недостаточно окреп и он попросту не выдержит пыток. И этот гад понял, что нужен мне живым.

Не действовало ничего, ни угрозы, ни посулы. Пленник вёл себя до наглости самоуверенно. Выходит, был тот, кого он боялся больше, и предпочитал смерть от наших рук, нежели от его.

Прислонившись плечом к косяку двери камеры, жуя соломинку, я молча наблюдала за длившимся уже несколько часов допросом. Отчаяние, написанное на лицах моих людей и издевка на физиономии наемника… О, это сводило меня с ума!

Я перебирала в памяти все известные мне способы развязывания языка, от методов дознавания французской полиции и заканчивая извращёнными техниками берегового братства, пока, внезапно, не остановилась на одном. Ну, конечно! Как же я могла забыть о психологическом приеме, используемом однажды Патрисом на борту «Смерча». Покойный Таонга, которого он представил кровожадным дикарем- людоедом, одним своим видом сумел добиться того, чего не смогла сделать целая команда головорезов. Гм, почему бы и мне не попробовать нечто подобное? В конце концов, что я теряю?

Улыбнувшись собственным мыслям, я прервала дознание:

– Передохните немного, ребята. Выпейте, перекусите. И заодно проследите, чтобы этого, – кивнула на удивленно воззрившегося пленника, – хорошенько покормили. Нам с ним предстоит долгий разговор, – я намеренно сделала драматичное ударение на предпоследнем слове, чтобы дать негодяю почувствовать, что в отношение его несколько изменились планы.

Ну что ж, семя сомнения было посеяно, теперь оставалось дождаться всходов. А пока он будет морально готовить себя к предстоящему разговору, я разработаю план действий.

День клонился к вечеру, когда я вновь оказалась на пороге допросной. Убийца даже бровью, не поведший при моем появлении, неожиданно напрягся, когда увидел выступившего из-за моей спины огромного серого зверя, оскалившегося при виде пленника.

Увы, или напротив, к счастью, с годами Клод так и не смог избавиться от лютого нрава. Он по-прежнему, лишь за малым исключением, не признавал никакого авторитета и считал, что имеет право самостоятельно принимать решения жаловать кого-то или нет. И, если с теми, к кому он относился более-менее доброжелательно было всё ясно, то абсолютному большинству, кто ему откровенно не нравился, приходилось сложнее. Тому, кого невзлюбил с первого взгляда, Клод не оставлял ни малейшего шанса. Вот и сейчас, глядя на наемника, мой злющий пёс решил с самого начала посвятить присутствующих в своё авторитетное мнение на этот счёт.

Игнорируя моё похлопывание по бедру, призывающее вернуться к ноге, дерзкий питомец не спеша направился к привязанному к стулу пленнику, автоматически съёжившемуся при его приближении. Не спуская с него своих черных прищуренных глаз Клод дважды обошел его кругом, то и дело оскаливая зубы и угрожающе рыча.

Скажу честно, не будь я хозяйкой и, в некотором смысле, «матерью» этого монстра, и окажись на месте преступника, клянусь, сразу же отдала бы душу богу от страха. Поэтому глядя сейчас на сжавшегося негодяя, даже испытала что-то вроде сочувствия. На мгновение. Совсем чуть-чуть…

Знаком отпустив маячившего за порогом караульного, я прикрыла дверь, и, взяв свободный стул у стены, села напротив пленника.

Я молчала, предпочитая спокойно наблюдать за действиями пса и его жертвы. Разумеется, я не боялась, что Клод может наброситься на мужчину. При всей своей дерзости, он ни за что не осмелится выйти за рамки позволенного в моем присутствии. Для этого нужна была специальная команда. Моя, и только от меня. Поэтому я просто откинулась на деревянную спинку, получая удовлетворение от реакции человека на зверя.

Тем временем играющий в гляделки Клод, решив, что уже достаточно напугал жертву нарезая вокруг нее круги, с независимым видом вернулся и улегся у моих ног, продолжая сверлить человека взглядом.

– Умный мальчик, – похвалила я зверюгу, ласково потрепав за ухо. – Правда совсем недисциплинированный. Однажды попробовал человеческого мяса, и с тех пор никак не может отучиться.

Взгляд вытаращенных глаз, пролил бальзам на мое сердце. Клод своим поведением добился того, чего не удалось целой куче людей со мной во главе. Негодяй был в замешательстве. Даже больше. Был напуган.

Он правда пока еще старался как-то это скрывать, но, думаю надолго его точно не хватит. А ведь я ещё даже не начинала свою игру.

– О, вы этого не знали? – я мастерски изобразила удивление. – Надо же, я была уверена, что тот, кто отважился прийти по мою душу, должен был хотя бы немного узнать о моем окружении.

В ответ – тишина.

Пожав плечами, я продолжила:

– Неужели до вас не доходили слухи о печальном конце прежнего правителя? Нет? Странно, такая смерть заслуживает, чтобы ее внесли в анналы мировой истории. Так вот, чтобы вас не мучать и не держать в неведении, скажу, что скормила его своему псу. Да-да, вот этому самому милому пёсику на свете – я послала Клоду поцелуй. – Увы, после того, как он с ним закончил, хоронить было уже нечего. Обглодал. Сгрыз до последней косточки.

Я старалась говорить об этом ровно, как о чем-то обыденном, как будто речь шла о лентах и булавках, а не о чём-то страшном, выходящем за пределы разумного.

– С тех самых пор, меню Клода претерпело сильные изменения. К счастью, преступников на наш век всегда предостаточно, так что беспокоиться о том, что мой друг останется голодным, не приходится. Ваши приятели, кстати говоря, тот, что пытался заколоть моего сына и лакей, которому вы поручили подорвать допросную, могли бы подтвердить мои слова. Людьми они были дерьмовыми, зато оказались знатным обедом. Правда, мой хороший?

Я кончиком башмачка провела по лапе пса, который, как всегда, на ласку, утробно заурчал, и потерся головой о мою ногу. Бедняга, надеюсь он простит меня за то, что записала его в чудовища.

– Я вам не верю, – решился прервать молчание мой визави. – Если всё так, как говорите, то как же вы сама не боитесь находиться рядом с ним? Если он людоед, то где гарантии, что он не бросится на вас саму или на ваших близких?

То, что он решил разорвать напряженное молчание, определенно можно было считать признаком успеха. Сам не осознавая, он уже был готов к конструктивному диалогу. Оставалось, как говорится, грамотно подтолкнуть его к нужной теме.

Я улыбнулась одними губами.

– Знаете, чем животное отличается от человека? Оно никогда не кусает руку, которая его кормит. Как хорошая хозяйка, я всегда слежу за тем, чтобы мой пес хорошо питался. И раз уж речь зашла о питании… Эй, за дверью! Принесите-ка моему любимцу чего-нибудь вкусненького. Только совсем немного, чтобы не перебить аппетит.

Приказ тотчас же был выполнен. Караульный вошел в камеру и косясь на приподнявшего голову пса, осторожно поставил перед ним блюдо с сочной костью. Зная заранее что за этим последует, я расслабленно откинулась на спинку, приготовившись к незабываемому зрелищу.

Клод всегда своими манерами, точнее их отсутствием, больше напоминал свинью, нежели благородное животное. И если его нелюбовь к мытью, еще как-то можно было оправдать, то вот неприличное поведение во время трапезы, никак не удавалось исправить. По-видимому, сказывалось пиратское прошлое, когда практически всё время приходилось есть на бегу. Я уже не говорю о том, чего стоило вообще раздобыть приличную снедь. Тем более для собаки. Прежде частенько остававшийся полуголодным, Клод и теперь, подобно дикарю, с адским рычанием бросался на еду, в мгновение ока сметая содержимое миски. Куски пищи и брызги разлетались по сторонам, пока невоспитанная псина утоляла свой голод.

Представляя, как это будет выглядеть со стороны, я с трудом скрывала усмешку. Прежде огорчающее поведение питомца, сейчас, как ничто другое, играло мне на руку. Ритуальные танцы Таонги были детскими забавами по сравнению с первобытными замашками слегка проголодавшегося Клода.

Малыш меня не разочаровал. Клацнув зубами, он жадностью набросился на еду, прикончив ее за минуту. Облизываясь, он принялся озираться по сторонам, рассчитывая на добавку. Принесенная порция, по всем меркам, была крохотной. Так, на один зубок.

Несчастный пес по-настоящему был голоден, ведь ради произведенного эффекта, его, по моему приказу, не кормили с самого утра. И теперь он искренне недоумевал, почему не несут ещё?

Его беспокойство передалось пленнику. Кажется, до него, наконец, начало доходить, что возможно всё сказанное мной ранее – правда.

– Зачем?!

– Что, зачем?

– Зачем он здесь?! – от прежнего наглого тона не осталось и следа. – Вы специально всё это устроили, чтобы напугать меня?!

– Напугать? – я выгнула правую бровь. – И не думала. Я никогда не обещаю того, чего не собираюсь выполнять. Я уважаю право каждого на выбор, и сейчас хочу предоставить вам возможность выбрать один из предложенных вариантов самому

– Вы смеётесь? Каких вариантов? Мне ведь и так не жить. Полагаете, я этого не понимаю?

– Верно, – я и не думала ничего скрывать. – Вы умрете. Это так. Но, от вас будет зависеть то, каким образом это произойдет. К примеру, быстрая смерть от яда или удавки, либо же долгая и мучительная от зубов моего любимца. Поверьте, во втором случае я сделаю всё, чтобы вы прожили как можно дольше. Клод не ест мертвечины, поэтому вам останется ежедневно молить о приближении смерти, в то время как он, кусок за куском, будет отгрызать от вашей бесполезной плоти. А теперь скажите, стоит ли тот, кого вы покрываете, этих мучений? Что, кроме мучительной смерти, вы получите за свое молчание?

Мужчина содрогнулся и закрыл глаза. От напряжения, на лбу и шее выступили вены. Одна, тонкой змейкой, бешено пульсировала на виске. Я почти физически ощущала идущую внутри него борьбу с самим собой. Внутреннее чутье подсказывало, что не стоит его торопить, а дать возможность самому принять решение.

Мгновения складывались в минуты. Просто молча сидеть и ждать становилось невыносимо. Наконец он поднял голову. Открыв глаза, в которых плескалось обреченность, он посмотрел прямо в мои.

– Можете ли вы обещать, что сдержите слово, если я расскажу вам все что знаю?

– Слово королевы.

– Хорошо, – немного помедлив, тяжело вздохнул, наемник. – Я верю вам, Ваше Величество, поэтому таить ничего не стану. Нападения на ваших близких не случайны. У всего этого была только одна цель – выманить вас из столицы. Герцогиню Д’Одемар и вашего помощника – итальянца убивать не собирались. Приказ был схватить их, и, в случае чего, использовать как заложников. Тому, кто отправил меня сюда, вы нужны живой и невредимой.

– Допустим. А как же мой сын? Как вы объясните то, что наемник появился в его опочивальне с кинжалом?

– Это совсем другое. Тот, кто нас отправил, дал четкие указания относительно ребенка.

– Какие, черт возьми?

– В живых не оставлять.

Глаза заволокло кровавой пеленой. Руки сжались в кулаки. Выходит, я была права. Кто-то ненавидел меня так сильно, что планировал нанести удар по самому дорогому. Тому, кто был дороже жизни. Моему Тео…

С трудом разжав сведенную челюсть, я выдавила:

– Тот, кто вас отправил… Кто он? Как зовут? Как выглядит? Мне нужна любая информация, которая поможет найти и обезвредить негодяя.

Пленник пожал плечами:

– Лица я не видел. При встречах, он всегда был в капюшоне. Так что всё, что удалось рассмотреть – небольшая черная бородка клинышком. Но, если честно… таких, бородатых, сами знаете, как грязи. И всё же, есть один признак, по которому вам легче будет его вычислить. У него нет правой ступни. Ему ее заменяет деревяшка. Поэтому при ходьбе он сильно хромает и вынужден опираться на костыль. И ещё имя… Не знаю, знакомо ли оно здесь, но в карибском бассейне откуда он прибыл, его имя известно каждому. За особую жестокость и любовь к извращённым пыткам, тамошние прозвали его Эль Дьябло.