Глава 3

Слегка оробевшая, Анриетт послушно протянула ей руку с лежащей в ней серебряной монеткой. Женщина приняла плату и, пробормотав какую-то тарабарщину на непонятном языке, принялась внимательно вглядываться в линии, пересекающие юную ладонь.

В то время как моя подружка зажмурилась от предвкушения, я, как более приземленная особа, продолжала внимательно следить за выражением лица гадалки, начавшего мрачнеть прямо на глазах. Сведенные брови говорили о ее сильном беспокойстве, которое невольно стало передаваться и мне. Словно не доверяя увиденному, гадалка попросила показать вторую руку. То же беспокойство.

Я почувствовала, как струйка пота потекла по виску, забиваясь под маску. Очень хотелось сорвать ее с лица, но какое-то внутреннее чутье заставляло сдерживаться, терпя явное неудобство.

Словно угадав мои терзания, гадалка внимательно посмотрела на меня. Ее губы зашевелились, будто она хотела что-то сказать, но передумала. Резко схватив со стола колоду карт со странными рисунками, она разложила их в идеальном полукруге рубашками вверх:

– Вытяни руку, дитя, и проведи поверх карт.

Анриетт выполнила в точности все, что от нее требовали.

– Мне выбрать карту? – Ее голос слегка дрожал.

– Нет, дитя, просто медленно двигай рукой. Нужная карта сама найдет тебя.

Ее последняя фраза рассмешила меня. Я уже открыла рот, чтобы высказать этой «актрисе» все, что я думаю о ее игре, когда одна из карт, словно подвязанная на нитке, пристала к руке подруги.

– Дай мне карту, но сама не смотри, – велела женщина и, когда Анриетт покорно протянула ей требуемое, перевернула так, чтобы видеть могла она сама. Кажется, увиденное ее не обрадовало, и она бросила карту на стол, так и не дав нам посмотреть на ее изображение.

– Ничего конкретного не видно, дитя. Твое будущее туманно, – произнесла она наконец. Но я чувствовала, что она не говорит всей правды. Глядя на расстроенное лицо подруги, я не сдержалась. Вытолкнув девушку из палатки и попросив ждать меня снаружи, я набросилась на шарлатанку:

– Вы – обманщица! Ничего нам не сказали, поэтому денег не заслужили! Верните монету сейчас же! – Я протянула ей раскрытую ладонь.

Внутренняя борьба, которую женщина вела с самой собой, привела к тому, что она зло бросила:

– Хочешь знать, что ждет твою подругу? Ничего хорошего!

– Что это значит? – Ярость, которую я с трудом пыталась сдержать, искала выход.

– Это не ее судьба! Он проживает чужую жизнь, понимаешь?

– Нет, я не понимаю, говорите яснее.

– Это, – женщина бросила на стол карту, которую скрывала от нас, – не ее судьба, но она ее проживет. Из-за тебя! – Ее палец обвиняюще ткнулся в меня.

Я с непониманием уставилась на рисунок, изображающий десятку мечей.

– И что это должно означать?

– Карта означает смерть, и не простую, а насильственную. Она скоро умрет, и в ее смерти будешь повинна ты!

– Вы с ума сошли? Что вы несете? – Я вцепилась в расписанную причудливым узором столешницу с непреодолимым желанием опустить ее вместе с содержимым на голову гадалки.

– Это правда! Я почувствовала это еще тогда, когда вы только вошли, вот почему я обратилась сначала к тебе. Но ты, услышав о плате, отказалась.

– Что?! – возмутилась я, – Вы думаете, мне денег жалко? Да подавитесь вы своим экю! – Сорвав с шеи подарок Жиля, который всегда носила скрытым под одеждой, я бросила его на стол.

Лишь на миг женщина наклонилась вперед, а затем с силой откинулась назад, словно увидела перед собой ядовитую змею.

– Откуда это у тебя? – Ужас на ее лице был неподдельным.

– Это подарок от друга, – ответила я, поражаясь ее реакции.

– Какого друга? – Ее вопросы начали сильно раздражать. Не видя ничего дурного в том, чтобы открыть ей имя, я его назвала:

– Его зовут Жиль Фонтана, а что?

При звуке этого имени женщина подскочила так, что перевернула столик. Монета вместе с остальными предметами упала на землю. В ужасе уставившись на нее, гадалка крикнула:

– Уходи! Забери ее и уходи отсюда! Забудь все, что я говорила о тебе и твоей подруге, и никогда здесь больше не появляйся, слышишь? Никогда!

Боже! Женщина была сумасшедшей. И как я сразу этого не поняла? Да, монетка не была идеальной, но все же она серебряная, а значит, никто бы не отказался принять ее как плату.

Покачав головой, я наклонилась и подняла с земли свое украшение. Демонстративно надев его себе на шею, я гордо повернулась и вышла из палатки, не упустив возможность пнуть посильнее ее магический шар, треснувший от столь неделикатного обращения.

Подойдя к подруге, которая в волнении прохаживалась взад и вперед перед шатром, я, делано улыбнувшись, взяла ее под руку и повела за собой туда, где собрались танцующие.

– Что она сказала? – Анриетт была сильно обеспокоена. Не желая ее расстраивать, пересказывая бред сумасшедшей женщины, я улыбнулась и не моргнув глазом соврала:

– Она сказала, что через год ты выйдешь замуж за богатого человека, которого очень сильно полюбишь. У вас будет четверо детей, и вы будете очень счастливы.

– Правда? – Бедняжка Анриетт! В ее глазах плескалась такая радость, что я поспешила авторитетно кивнуть:

– Абсолютная правда! Так же как и то, что после твоего отъезда я постригусь в монахини и не покину эти края до конца своих дней.

– Ах, Шанталь, – подруга была искренне расстроена, – мне так жаль. Но может быть, все закончится не так уж и мрачно? Вдруг она ошиблась? Ты так красива… Я просто не представляю, как ты скроешь себя под грубым полотном.

Да, хорошего мало, особенно если учесть, что мне придется всю жизнь терпеть сестру Аньес. Брр. Сразу испортилось настроение. К счастью, в это время заиграла музыка. Толпа устроила хоровод, подхвативший нас и увлекший за собой. Заливаясь смехом, я дала себе слово, что сделаю все, чтобы уберечь подругу от любой беды.

По завершении танцев, к концу которых мы уже едва передвигали ноги, начался долгожданный фейерверк. Затаив дыхание и широко распахнув глаза, мы наблюдали за сверкающими змейками, которые взлетали ввысь, рассыпаясь на миллионы крошечных искорок. Это было великолепно и незабываемо.

Я была так поглощена созерцанием великолепного зрелища, что не заметила, как неподалеку от нас замерла фигура, полностью укрытая длинным плащом. К ней подошла та самая гадалка и, что-то прошептав, указала на нас рукой. Женщина ушла, а застывшая фигура уже не спускала с нас глаз.

* * *

Да, жаль, что праздник так скоро закончился, хотя это, возможно, и к лучшему. Продлись он чуть дольше, мы не успели бы к заутренней молитве. Ох, и попало бы нам тогда!..

После того как последние искры фейерверка погасли, а в воздухе разлился отвратительный запах серы и еще каких-то химических веществ, мы решили, что пора возвращаться. Если бы не одно неприятное происшествие, наше возвращение можно было бы считать почти идеальным. А случилось вот что…

Какая-то крестьянка, тащившая в руках целое ведро помоев, случайно споткнулась возле нас и опрокинула все содержимое на плащ Анриетт. Подруга взвизгнула и с отвращением уставилась на испорченную вещь. Я бросилась на помощь подруге и не заметила, как крестьянка обернулась в сторону закутанной фигуры, стоявшей неподалеку. Получив одобрительный кивок, она поспешила воспользоваться создавшейся суматохой и исчезла.

Мы сорвали испорченный плащ, но, к сожалению, юбка тоже сильно пострадала. Тогда, чтобы хоть немного избавить подругу от неловкости, пока не доберемся до дома, я сняла свой плащ и накинула на нее. Со слезами благодарности Анриетт закуталась в него, и мы побежали.

Добравшись без происшествий до монастырской стены, мы подошли к тому самому месту, откуда ранее спустились. Плющ в этой стороне разросся особенно сильно, что облегчало задачу.

– Слушай меня внимательно! Как только переберешься на ту сторону, не трать времени попусту, а сразу беги в мою каморку. К себе не возвращайся, в вашем крыле полно любопытных, увидят – сразу сдадут настоятельнице. Утром скажем всем, что ты полночи наставляла меня на путь истинный, а потом так устала, что уснула у меня, поняла?

– Поняла, – хихикнула подруга.

Подставив спину, я подсадила Анриетт повыше и стала дожидаться, когда она благополучно перемахнет через стену. Увидев, как она исчезла, я ухватилась покрепче за лозу и, задрав ногу, приготовилась карабкаться вверх, как вдруг чья-то рука в перчатке, зажав мне рот, потащила назад.

Я пыталась освободиться, но хватка у напавшего была очень крепкой.

– Тише! Успокойся! Я не причиню тебе зла, – прошептал голос мне на ухо. – Если пообещаешь не кричать, я тебя отпущу.

Нет, мне определенно сегодня везет на умалишенных. Какое там кричать? Не приведи Господь, если в монастыре узнают о том, что я сбегала!.. Страшно подумать, что нас за это может ждать. Порку я бы еще вынесла, но моральные проповеди сестры Аньес – увольте! Лучше пообещать молчать и узнать, что этому типу от меня понадобилось.

Послушно кивнув, я дала понять, что готова к переговорам.

– Умница! Я считаю до трех и опускаю руку. Но если закричишь…

Я энергично замотала головой, давая понять, что не собираюсь так подставляться. Он хмыкнул и на счет «три» освободил меня.

Вздохнув с облегчением, я обернулась, чтобы разглядеть его. Человек был весь в черном и практически полностью растворялся в темноте.

– Кто вы? Что вам нужно? – накинулась я на него с вопросами. – Отвечайте скорее, я спешу…

В этот самый момент мертвую тишину нарушил леденящий душу крик, особо жутко прозвучавший в темноте. Мне показалось, что я узнала этот голос. Кричала Анриетт.

Это послужило сигналом к начавшемуся следом светопреставлению. Десятки голосов, без сомнения принадлежащие монахиням, слились в один истошный вопль.

Лишь мгновение я стояла словно оглушенная, а потом попыталась вернуться к стене, но снова была грубо возвращена на место.

– Ни звука, поняла? Это ловушка! Им уже ничем не поможешь. Тебе нужно думать о себе.

О себе? Как он может такое говорить? Как бы монахини ни относились ко мне, они были моей семьей. Я никого, кроме них, не знала. Что-то ужасное происходило за стеной, я должна была что-то сделать, как-то помочь. Но как, если меня, как в тисках, сжимают огромные лапищи?

Крики становились громче, а затем потянуло дымом. Что-то горело. Увидев огонь, стремительно поднимающийся вверх, охватывающий крыши построек и освещающий своим пламенем все вокруг, мой спутник, произнеся: «Пора», потянул меня за собой.

Вне себя от страха, ничего не соображающая, я покорно последовала за ним, потому что выбора у меня не было: он по-прежнему крепко сжимал мою руку.

Мы долго бежали. Крестьянские дома, фермы – все осталось позади. Остановились мы только на опушке леса, где у моего спасителя были спрятаны лошади и простенькая карета, которую он, судя по всему, отобрал у какого-нибудь буржуа. Не успела я и глазом моргнуть, как меня без церемоний запихнули внутрь. Выглянув в окно, я успела увидеть алое марево над тем местом, где раньше стоял женский монастырь. Вдалеке зазвонили колокола. Кто-то, заметивший пожар, стал созывать жителей окрестностей на помощь.

Не став дожидаться того, чтобы нас заметили, мой спаситель занял место кучера и прямо с места погнал лошадей вперед.

Берри постепенно оставалась позади, как и все то, что связывало меня с прежней жизнью. Что ждало меня впереди – было неизвестно. Вспомнились недавние слова гадалки: «Карта означает смерть, и не простую, а насильственную. Она скоро умрет, и в ее смерти будешь повинна ты!»

Означает ли это то, что Анриетт и все остальные погибли из-за меня? Но почему? Мне всего семнадцать лет, я просто не успела обзавестись столь могущественными врагами. Или успела?

* * *

Генерал Миклош Айван был доволен: этот день ознаменовался новой победой над врагами. Давняя ошибка, как дамоклов меч висевшая четырнадцать лет над его головой, была исправлена. Девчонка, столько лет безуспешно разыскиваемая его людьми по всему свету, нашлась и наконец была убита.

Он сам лично перерезал ей горло, когда она возвращалась в свою келью после ночной отлучки. О, да, ее коричневый с черным шитьем плащ ему подробно описали, а белокурые волосы, такие же, как у ее матери, прекрасной королевы Клоранс, окончательно убедили его в том, кто перед ним.

Несчастная, увидев его, испугалась. Он видел ужас в ее глазах, когда вскинул лезвие. Она успела закричать, прежде чем он расправился с ней, но это уже все равно ничего не изменило бы.

Принцесса Шанталь Баттиани, дочь Максимилиана Первого, короля Боравии, была мертва.

Теперь между ним и боравийским троном не было никакой преграды. Не опасаясь больше претендентов и внезапно появившихся наследников, которые могли бы поднять народ на бунт против него, генерал довольно потер руки.