– Я оказался прав – с бабками Минц умеет беседовать. А это, между прочим, особый талант, доступный далеко не каждому. Впрочем. – Всеволод обернулся к Турчину, – ты тоже не оплошал бы. Находится же у людей терпение – я просто восхищаюсь! Это ведь уже ненормальные люди, которые не воспринимают реальность адекватно. Я лично не могу слушать про их героическую жизнь, про неблагодарных детей и про паскудных соседей. За миллион долларов не согласился бы, честное слово! И кормят их плохо, и разговаривают грубо, и воруют у них всё постоянно. Только сами они в нимбе сияют, как архангелы. Послушаешь – так ни одного недостатка, хоть очищайся под ними… Значит, описание торговца Сашка тебе продиктовал?

– Да, и Вилениус его вспомнил, – ответил Андрей, снова разгоняясь до приличной скорости.

Они ехали по тёмной и пустынной набережной Обводного канала.

– Кстати, чем занимается на Кондратьевском твой агент? – Грачёв решил узнать это у Андрея.

– Он катала, – просто сказал Андрей, словно в профессии его агента не было ничего предосудительного.

Того же мнения оказался и Грачёв:

– Ну, так никого же насильно не сажают с ним в карты играть! А брат его?

– Уже успел разлямкать? Зараза, метёт языком, как баба! Братан его, Конон Арсеньевич, у «Пролетарской» цветочные киоски держал. Год назад получил пером – шесть раз. Выжил – правда, с трудом. Теперь с тростью ходит, как благородный…

У Варшавского вокзала Андрей свернул на Московский проспект. Посматривая за дорогой, он покосился на Грачёва.

– Севыч, ты к Светлане с детьми не собираешься?

– Она приглашала на первое число. Я же с самых крестин Марьяшку не видел! Да и Богдан просил приехать – соскучился.

– На который час приглашала?

– К четырём. Свекрови её там не будет. Галина Павловна меня терпеть не может. Только и говорит, что я Мишку сгубил. Представляешь, каково мне это слушать?

– Это она зря, Севыч! Надо будет мне с ней поговорить при случае. Может быть, удастся в чём-то переубедить. – Озирский досадливо дёрнул щекой. – Я с тобой подарки передам детям. Жаль, что до сих пор не повидал Мишкину дочку.

– Ещё повидаешь! – успокоил Грачёв. – Я, когда завтра поеду на Просвет, заверну к тебе. Дома в три часа кто-нибудь будет?

– Мать с детьми должна быть, – ответил Андрей. – А про себя заранее ничего сказать не могу.

У станции метро «Московская» Андрей свернул с проспекта вбок. Сначала улица, по которой нёсся автомобиль, была застроена тяжеловесными «сталинскими» домами. Потом вдруг «Жигули» вырвались на заснеженный пустырь, отделяющий старые кварталы от более новых.

– Андрей, тридцатого января ты при любом раскладе будь у Светланы, – попросил Всеволод. – Она очень просит тебя прийти. Службу закажет, на годовщину Михаила…

– К сожалению, я не волен выбирать день для операции, – сумрачно ответил Озирский. – Двадцать пятого января должен лечь в клинику – срезать рубец и пересаживать кожу. Сколько я ни упрашивал немного отложить, медики не пошли на уступки. Передай Светлане, что я, если не вырвусь, потом сам схожу на кладбище и подам записку за упокой души. Пусть не обижается, должна же понять! – Андрей тяжело вздохнул.

Близ кинотеатра «Планета» он затормозил, сделал левый поворот на проспект Космонавтов, заехал на тротуар. Вскоре машина остановилась в тихом сумрачном дворике, среди блочных пятиэтажек.

Вылезая, Андрей обернулся к коллегам и ободряюще улыбнулся:

– Этот адрес – последний. Пойдёмте скорее!

– Я бы ещё ночку с тобой покатался, – признался Грачёв, понимая, что ему совсем не хочется возвращаться к Лилии.

Турчин пожал плечами – он не мог понять молодожёна, который уже устал от безумно любящей его жены. Они с Аллой и на восьмом году совместной жизни ещё не надоели друг другу. И боготворили семейный уклад, особенно после рождения сына в восемьдесят седьмом. Турчины вообще не мыслили себя порознь, и при каждом удобном случае собирались вместе.

– Сейчас познакомлю вас с преинтереснейшей особой!

Андрей не мог сдержать своей солнечной улыбки, появляющейся на его лице при воспоминании о дорогих людях.

– Севыч, ты, кажется, интересовался. Припоминаешь «Время «Ч»?

– Да? Это она? – Грачёв сначала даже не поверил. – Серьёзно?

– А как же! Поторопитесь, уже одиннадцатый час. А у меня ещё куча дел в старом году. Нехватка времени – самое неприятное из того, с чем приходится сталкиваться. Я упаду на колени перед тем, кто сумеет раздвинуть сутки! – Озирский преодолевал короткие пологие марши в два прыжка.

Около кожаной двери тёмно-коричневого цвета Андрей ненадолго задержался, потом пригладил волосы и позвонил. Почти следом за ними в подъезд ввалилась компания подвыпивших мужиков среднего возраста. Сзади плелась сходная по численности группа женщин с измождёнными лицами. На двух из них были пятнистые искусственные шубы, на остальных – кримпленовые пальто с норковыми воротниками.

В обеих компаниях царило какое-то нехорошее возбуждение. Запах поганого перегара постепенно заполнил лестничную площадку. Руки у приехавших были пусты – они не принесли ни подарков, ни цветов, ни ёлки. Только у одного из мужиков за пазухой виднелось горлышко водочной бутылки. А у другого из кармана торчала плоская бутылка коньяка с четырьмя звёздочками на этикетке. Женщины несли закуску: одна – свёрток с пирогами, другая – жареную курицу в промасленной бумаге.

Озирский поспешно нажал кнопку ещё раз, отворачиваясь от припозднившихся гостей. За дверью, куда впустили толпу, уже вовсю гуляли. Звенела гитара, и чей-то высокий голос старательно выводил «По диким степям Забайкалья». Такое веселье в любой момент могло обернуться скандалом, даже дракой – оперативники это хорошо знали.

Кожаную дверь отворила симпатичная блондинка с завитыми в крупные кольца волосами. Одета она была в атласное синее платье до пола, с голубой розой у плеча. Узнав в полумраке Андрея, она ахнула, засмеялась, схватила его за руку и втащила через порог. Всеволод с Александром шагнули в тесную прихожую, заваленную шубами, дублёнками и уличной обувью. В комнатах было довольно спокойно, только работал телевизор, играла музыка и мерцали лампочки на ёлке.

Грачёв заметил, что молодая женщина прямо-таки сгорает от желания броситься Андрею на шею, но стесняется делать это при посторонних. Лицо её разрумянилось, и светлые, густо намазанные, похожие на пуговицы глаза заблестели.

– Арина Скресанова – Всеволод Грачёв. Александр Турчин!

Андрей старался не допустить никаких нежностей со стороны своей подруги.

– С Новым годом! С новым счастьем! Извини за неожиданное вторжение, и притом без подарка. Срочно потребовалась твоя помощь.

– И вас всех также! Очень приятно познакомиться. А что касается подарка, ты мне его уже сделал, – подмигнула Арина и тихо, как-то по-особенному рассмеялась.

– Это ещё вопрос, я или нет, – так же загадочно ответил Озирский. – Весной разберёмся, надеюсь.

– Не нужно ломать мне крылья, – обиженно сказала Арина. – Пойдёмте на кухню, там будет удобнее, хоть и не очень прибрано. Может быть, выпьете ликёрчику?

– Андрей за рулём, а мы его дразнить не хотим.

Турчин первым уселся за белый, уставленный грязной посудой пластиковый стол, приткнувшийся под навесным шкафчиком.

Он ещё раз осмотрел хозяйку квартиры и заметил её обтянутую атласом, располневшую талию. Примерно за пять месяцев до рождения сына такая же была и у Аллы. Грачёву же не терпелось приступить к делу, и он выразительно выбил дробь пальцами по столешнице. Андрей украдкой поймал Аринину руку и сжал её тёплое запястье.

– Тогда я не знаю, что вам предложить, – расстроилась хозяйка. – Рыбу сделала под маринадом. Обошлось это, конечно! Хорошо, что от мужа ещё остались деньги, а то родители вообще на нуле. Не хотите свиной котлетки на косточке? В духовке стоят, ещё горячие.

– Ой, Аринка, про свиные котлетки лучше не говори! – Озирский скорчил рожу. – Где мясо покупала?

– В магазине, очень удачно талоны отоварила, – удивлённо ответила Арина. – Тут, на Московском, недалеко. А что?

– Значит, действительно свинина, – успокоился Андрей. – Мы уж лучше побережём аппетит до дома. Севыч, объясни суть дела – у тебя лучше выйдет.

Грачёв коротко и ясно изложил те факты, о которых, с его точки зрения, должна была знать Арина. Дослушав до конца, она, словно проколотый воздушный шарик, обмякла и сморщилась.

– Вот это да! – Она даже закрыла лицо руками. – А что я могу? Я же ничего не знаю…

– К тебе же захаживают дружки покойного мужа.

Озирский пошевелился на табуретке, и под столом что-то загремело.

– Банка упала, – определила Арина. – Ничего, я потом подниму.

Она смотрела на окно, закрытое клетчатыми занавесками с воланами.

– А чего ты от них хочешь? Уж этим-то Зураб точно не занимался.

– Я и не обвиняю их в этом, – поморщился Андрей. – Просто Ншан Тер-Микаэльянц может щипать таких продавцов. Дело же касается базаров, а он там – царь и бог. Всё-таки товарец – будь здоров, и надо иметь страховку. Разведаешь для меня?

Турчин удивился, что такая простая и приличная с виду женщина является вдовой преступника, но оставил эмоции при себе. Арина ему нравилась, к тому же могла помочь в деле.

Яркий свет, заливающий шестиметровую кухоньку, раздражал и Грачёва, и Озирского. Арина налила себе в пиалушку воды из глиняного кувшина и залпом выпила. Потом тронула кончиком языка тонкие, липкие от помады губы.

– Я. конечно, попробую узнать, только это очень сложно. Надо ведь не вызвать подозрений. Ншан удивится, с чего вдруг я заинтересовалась торговцами мясом.

– Ариша! – раздался вдруг из прихожей низкий женский голос. – Почему гости в комнату не заходят?

– Они спешат, мам! – чирикнула дочка. – Завернули ненадолго.

– Ну, смотри, чтобы не обиделись! – И Аринина мать удалилась.

– Действительно, нам пора. Как-нибудь заскочу и посидим подольше. – Андрей встал. – Ншану скажи, что такие слухи по городу ходят, и ты боишься нарваться на человечину. Он чтит тебя как вдову своего друга и брата. Так что, думаю, не откажется помочь.

– Не сглазить бы! – Арина плюнула через плечо и постучала по подоконнику. – Матери передавай привет и поздравления – мы ведь с ней знакомы. Как дети?

– Нормально. – Озирский был не склонен говорить о своей семье. – Аринка, ты пойми – заворачивается такое дело, что каждая улика может стоить дорого. Постарайся выяснить как можно больше, а я уж в долгу не останусь.

Арина не сдержалась, взяла руку Озирского в свои и стала ощупывать его ладонь, задерживаясь на шраме. Всеволод давно знал об их отношениях, да и Турчин уже догадался, что заставляет вдову бандита работать на милицию.

– Я понимаю, как рассуждают новые предприниматели, – продолжал Озирский. – Зачем горбиться, растить скотину, когда столько мяса шляется кругом, да ещё есть просит? Каждый день, или через два на третий будет погибать человек, совершенно осознанно предназначенный для съедения. Мне кажется, что они убивают не абы кого, а с разбором. Все кости мужские, как определили эксперты. На женщинах больше жиру, а часть мужчин занимается спортом, имеет развитую мускулатуру. Торговцам же мясо нужно…

– Андрей, прекрати! – Арина вся дрожала. – Мне сейчас худо будет!

– Смотри, не выкинь! – Озирский погладил её по голове. – Мне просто хочется тебе объяснить, какая опасность грозит людям из-за происходящего с этим мясом. Если друзья Зураба про этих дельцов знают, нам же станет легче. Ну, а на нет и суда нет…

Из-за стены вдруг раздалось мощное хоровое пение. Знакомый мотив заставил всех четверых разом обернуться направо, в сторону соседской квартиры. Хмельные мужские и женские голоса с упоением горланили «Интернационал».

Арина округлила свои узкие небольшие глаза.

– Это что-то новое! Наши соседи гуляют каждое воскресенье, но «Вставай, проклятьем заклеймённый!» я слышу от них впервые.

– Я их понимаю! – с тихой, но страшной яростью сказал Озирский. – Ничего другого на ум прийти и не может. Мы с ребятами видели, как к ним поднимались гости. На поминки и то идут более счастливые люди! Ладно, не будем портить тебе Новый год и раздражать родителей…

– Вы мне и так его испортили. Теперь ничего есть не смогу. Совсем недавно токсикоз прошёл, а тут это мясо, – упрекнула Арина. – Ладно, постараюсь добиться чего-нибудь от Ншана, но наверняка не обещаю.

– Счастья вам в Новом году! – Турчин поцеловал Арине руку. – Самое главное – благополучно стать мамой, а остальное приложится. Передайте извинения своим домашним и поздравьте их от нашего имени.

– Обязательно! – засмущалась Арина. – Спасибо большое!

Всеволод вышел в прихожую, Саша последовал за ним. Обоим показалось, что Арина с Андреем тайком поцеловались на кухне.

Когда все трое вернулись к машине, было ровно одиннадцать. Пустырь, кинотеатр, окрестные «хрущёвки» замерли под снегом, и половина окон домов оставалась тёмной. У Турчина в ушах так и звучал грозный хор, который теперь почему-то распадался на отдельные голоса, звенящие и непримиримые. Саше стало неуютно, и очень захотелось поскорее оказаться дома.

– Едем сейчас на проспект Славы, – скомандовал Озирский. – Севыч, отсюда максимум десять минут на «тачке» до твоего дома. – Он подождал, пока спутники усядутся в машину. – Потом Сашку отвезу, и – к своим, праздновать. Надо нам всем передохнуть денька два. Первое действие пьесы окончено. Антракт до третьего января!