Эта ночь показала ту часть моей подопечной, которая до этого была скрыта от меня за семью печатями – безумную Алекс. Теперь я четко понимаю, что в психушке она провалялась не зря. А еще я вынужден признать, что Вернер до сих пор имеет над ней власть. Она только вспомнила о его угрозе – и уже готова была убить себя, при этом даже не подумав о сыне. А что будет, если Вернер позвонит ей, или, еще хуже, заявится собственной персоной? От шока она забудет не только про Макса и его план, не вспомнит даже собственное имя. Как быть? Я же всерьез обдумываю его появление. Выбора у меня нет. Если сейчас не решить вопрос с Вернером, про операцию «Протокол-17» можно забыть.

В кафе моя подопечная выглядит бодро: заказывает себе двойную порцию овсяной каши и рубает ее с малиновым вареньем. Я приканчиваю свой омлет за несколько секунд. Порция оказалась такой маленькой, что мне хватило только облизнуться. Тянусь к меню и начинаю придирчиво его изучать.

Алекс безостановочно болтает о всякой ерунде. Слушаю вполуха, а сам сканирую периметр. Парень за два столика от нас нагло пялится на Алекс. Откровенно так, даже мой прямой взгляд его не смущает. Бренчать оружием или махать кулаками у меня нет настроения, к тому же пацан совсем зеленый, еле тянет на призывной возраст. Я привлекаю Алекс к себе, обнимаю и прикрываю нас развернутым меню, похожим на огромную открытку.

– Помоги выбрать десерт, – целую ее в висок.

– Хочу быть твоим десертом, – взволнованно шепчет она.

– Поцелуй меня, Конфетка, —тянусь к ее губам.

Наши лица скрыты от окружающих, и она мгновенно отзывается на мой призыв. Поцелуй горячий, мы оба тихонько стонем и прижимаемся друг к другу. Если бы я сейчас нас сфотографировал, то дал бы название этому снимку «Магнетизм. Процесс формирования».

Оторвавшись от нее, я на удачу спрашиваю:

– Может, вернемся в коттедж?

Мы оба хотим продолжения того, что так трагично было прервано. Но вспомнив о ее поступке, я прикрываю глаза и с досадой вздыхаю.

Алекс будто читает мои мысли и тут же заверяет:

– Все будет хорошо, такой глупости я больше не повторю. Я вчера была не в себе. Понимаешь? Во мне будто полыхали противоборствующие энергии. Все перемешалось, я не соображала, что делала.

Сжимаю ее руку и чуть наклоняю к ней голову. Она шепчет мне на ухо:

– Знаешь, мне понравилось чувствовать тебя внутри. Сначала было больно, но потом… – она сжимает мою ногу выше колена, рука ползет вверх, – по телу пошли горячие импульсы, а внизу живота начал созревать сладкий сгусток. Все будто растворилось, были только мы с тобой. Когда я задвигалась медленно…

– Заказывать еще будете? – прерывает нас противный голос официантки.

Мы вздрагиваем. Зараза! Чуть не врезал этой дуре в переднике! О дозаказе речь уже не идет. Я быстро рассчитываюсь по счету, хватаю Алекс за руку и тащу ее к джипу. Выезжаю на трассу – эх, жалко, что мы сейчас не на скоростной тачке!

– Давай, Конфетка, – хватаю руку Алекс и засовываю себе между ног. – Не сбавляй темп, расскажи, что чувствовала.

Вдоль дороги выстроился целый отряд ДПСников. Облава! Один из властелинов обочин машет полосатым демократизатором. Алекс от испуга ахает и сжимается. Еще бы! Тачка-то в угоне. Ее можно понять, она же не знает моих планов. Обычно я от авто-трофеев избавляюсь при первой же возможности, а тут второй день раскатываю – прям исполнитель главной роли в фильме «Тупой и еще тупее».

Эх, для моего плана погонять бы чуток, собрать кортеж машин, эдакий квинтет из спецсигналов, чтобы мое сообщение точно дошло до Конторы, но со мной Алекс. После трудной ночи не хочу ей нервы мотать. Она еще не на моей волне и может попутать движения.

Сворачиваю на обочину и торможу. Видно придется реализовывать мой план прямо сейчас.

– Конфетка, – поворачиваюсь к Алекс, глажу ее плечи, перебираю лямки сарафана, – после засады в Рязани я запланировал небольшой брифинг и рандеву с фараонами, правда, не ожидал, что они так не в тему впишутся. Оторвали нас от самого важного дела, так что поставим его на паузу. Хорошо?

Конечно, я не говорю ей об истинной цели: вытащить Вернера из его норы. С нее и так достаточно. Вон как глазенки вытаращила и дыхалку сбила.

В зеркале заднего вида замечаю, как к нам ленивой походкой плетется толстопузый «продавец полосатых палочек». Я решаю немного позабавиться – не могу отказать себе в удовольствии, особенно после стрессовой ночки – плавно нажимаю на газ и медленно еду вперед. Гаишник наконец соображает, что расстояние увеличивается, поворачивает обратно и что-то кричит себе подобным. Те вытягивают головы, вращают поросячьими глазками. Я останавливаюсь и сдаю чуть назад.

– Они будут тебя обо мне расспрашивать. Говори им, что хочешь, я все равно буду молчать.

– Придерживаться легенды? – Алекс вертит башкой, пытаясь понять мой замысел.

– Да какая уж тут легенда! – усмехаюсь я. – Психологи тачек не крадут.

– Тогда мне тоже лучше молчать.

В сторону джипа двигаются теперь уже три толстяка, животы такие, будто идут не документы проверять, а нами отобедать. Я опять предпринимаю тот же маневр. Теперь они разделяются, один поворачивает назад, к машинам, второй бежит за нами, да так усердно, что штаны чуть не теряет. Третий – похоже, самый умный – с места не двигается, а хватается за рацию и что-то в нее кричит. Я поддаю газу, джип рвет вперед. Когда Ползучие Штанишки сдаются и в очередной раз поворачивают назад, я торможу.

– Тебе, Конфетка, молчать нельзя. Ты – жертва. Тебя заставили быть покорной. Плети что хочешь, лишь бы тебя пальцем не тронули. А если тронут, не сносить им башки, ядрена вошь. Поэтому я разрешаю тебе оторваться по полной. Примени актерский талант, главное, не говори им, кто ты есть на самом деле.

Алекс кивает. Вид испуганный.

– Паспорт при тебе?

– Нет, – она выпучивает на меня глаза.

– Не говори им про коттедж, скажи, в машине ночевали. Куда едем, не знаешь, я тебя в курс дела не вводил. Если ничего сама не придумаешь, скажи, что я подкатил к тебе у метро, заговорил зубы и затолкал в тачку. Сама из Москвы, назови знакомый адрес, но другой этаж или квартиру. Пока придет ответ на запрос, не меньше суток пройдет. За это время я проверну свои дела, и мы свалим. Поняла?

Она кивает.

– Я войду в роль. Подыграй мне.

С двух сторон нас прижимают машины ДПС. Трое наших поклонников бегут к джипу. Впереди – Ползучие Штанишки. Я искренне рад, очень хотелось, чтобы он первым добежал до финишной линии и получил приз. Он распахивает дверь и орет, будто в лесу заблудился:

– Быстро вышел из машины!

Ну вот, а я думал, мы задружимся. Меня только один вопрос интересует: как давно он свой агрегат без зеркала видел? Небось только пухлыми ручонками тискает. Хочется спросить его прямо сейчас, но не могу – у меня другая роль.

Поворачиваюсь и рявкаю на Алекс:

– Сиди в машине! Дернешься – тебе конец! – хватаю ее за волосы и подтягиваю к себе. – Рот раскроешь, сама знаешь, что будет.

Алекс тоже решает поддать жару и начинает пронзительно верещать. На самом деле я не сделал ей больно. От ее визга и вида кобуры толстяки выпучили поросячьи глазенки, тянутся к своим пистолетикам. Умора, ей-богу, за это время я бы в каждом по три дырки сделал и свалил. Ладно, надо выйти.

Дамы и господа, шоу начинается!

Толстопузые скручивают меня так неумело, что я еле подавляю смех. Руки чешутся наподдавать им по пузякам, жаль, но надо придерживаться плана, хотя меня так и тянет на импровизацию. Меня бросают на капот и надевают наручники. Поднимаю голову, мы встречаемся с Алекс взглядами. На ее лице отпечатался ужас. Чтобы хоть как-то ее взбодрить, я подмигиваю и одними губами говорю: «Все будет хорошо». Не знаю, поняла она меня или нет.

Ей предложили воды, пытаются успокоить. Алекс что-то говорит, показывает на меня, потом заливается слезами. Ее просят выйти из машины. Она с опаской оглядывается.

Давай, Алекс! Выходи на сцену! Это твой дебют!