Глава четвёртая

Прежде, чем раздеться, Роман нарубил топориком лапника.

– Это чтобы босыми ногами вставать было не холодно.

– Здорово! Как мы раньше не додумались? – воскликнула Оля.

– Хорошая мысля приходит опосля! – развёл руками изобретатель.

Они перекинулись в волков и побежали искать дичь. Сначала рядом, Роман чуть впереди. Он слышал дыхание Оли и иногда оборачивался, чтобы встретить её взгляд. Глаза подруги улыбались, и от этого становилось так приятно, что бурчало в животе. Затем Роман побежал направо, описывая широкую дугу по часовой стрелке и стараясь держаться против ветра, а Оля в противоположном направлении. Час – ничего. Только сверкающий алмазными брызгами наст. Запахов – ноль. Второй час… Роман почуял лося! Тот был недалеко, в километре или около того, и ветерок отчётливо доносил его запах. Странно, пахло как в коровнике, пионеры ездили летом в колхоз «Путь Ильича» для шефской помощи селу. Пионеру Чёрному тогда поручили убирать навоз.

«Прямо, как корова пахнет! Только пожёстче.»

Вернувшись к Оле (она была недалеко), он показал ей направление. Вскоре и она почуяла лося. Азарт забурлил в крови охотников! Без слов они распределили роли: Роман гонится за лосем, а Оля отвлекает и пугает его, заставляя затормозить. А там видно будет! По отпечаткам копыт, налившихся густой синевой, вскоре стало ясно, что лось небольшой, годовалый или около того. Тем лучше! Разойдясь метров на пятьсот, они, наконец, увидели его на поляне. Действительно, молодой самец: рога небольшие, всего один отросток на каждом. Роман принялся заходить сзади, а Оля зарылась в снег на пути отступления животного. Заметив хищника, лось бросился наутёк, но на пути у него встала волчица с оскаленной пастью и вздыбленной на загривке шерстью. Тот замешкался, и Роман догнал его в несколько прыжков. Бросок! Низко, под брюхо! Вывернув голову, он полоснул клыками складку кожи и отскочил. Алая кровь залила снег. Лось остановился и развернулся к Роману, приняв оборонительную стойку.

«Эге! Щас копытом кэ-эк долбанёт, костей не соберёшь!»

Волк (сейчас Роман был только волком!) переместился правее, выбирая момент для новой атаки. Лось тоже повернулся, и теперь Оля была у него сзади. Она не замедлила этим воспользоваться: прыгнула и порвала брюхо. Эта попытка была удачнее: из раны показался сизый, дымящийся ком кишок! Лось в отчаянии повернулся к Оле, пытаясь достать её передним левым копытом, но она отскочила.

«Теперь никуда не денется, с распоротым-то брюхом!» – возликовал Роман и прыгнул, намереваясь вцепиться в кишки и вытащить их наружу. Удалось! Кишки окровавленными петлями скользнули на снег. Лось, вне себя от боли, рванулся, и Роман, поскользнувшийся на твёрдом насте и не успевший увернуться, получил удар копытом в правый бок. Ого! Это было… было… как под машину попасть! Он покатился по снегу, не в силах вздохнуть, скуля от боли. Краем глаза увидел, как Оля прыгает и рвёт добыче горло. Фонтан крови метра на два! Глаза лося медленно остекленели, он зашатался и тяжело упал на бок. Задние ноги его судорожно подёргивались. Повизгивая от возбуждения, Оля продолжала рвать горло, пока лось не затих полностью. Затем она подошла к лежащему партнёру и лизнула его в нос. Только спустя минут пять Роман смог отдышаться и встать на лапы. Бок болел совершенно раскалённой болью.

«Наверное, ребро сломано. Или два…»

Оля приглашающе мотнула головой в сторону туши. Кое-как, собрав все силы, он сунул морду в рану на животе. Печень! Откусив несколько кусков, заел салом, в изобилии устилавшим брюшную полость. Полежал, отдыхая, затем поел ещё. Оля же лопала безостановочно. Ей достались остатки печени, сердце, селезёнка и почки. Мясо они есть не стали. Роман с горечью подумал, что, не будь он ранен, съел бы втрое больше. Скуля и подвывая, он потихоньку пошёл к «базе». Оля последовала за ним спустя несколько минут, с сожалением оторвавшись от пиршества. Добравшись до спрятанных лыж и одежды, они перекинулись в людей, и Оля осмотрела бок, трогая его сильными пальцами.

– Как минимум, два ребра у тебя сломано! И синячина величиной в тарелку! – деловито сообщила она, – Сейчас перевяжу, легче будет.

Она взяла свою рубашку (мальчиковую, кстати) и разорвала её на несколько широких полос, после чего приказала:

– Выдохни и задержи дыхание!

Роман послушался, и девочка довольно ловко спеленала его грудь. Во время наложения повязки он краем глаза увидел волосы у неё на лобке. Их было больше, чем у него!

– Ну, вот, и всё! Можете дышать, больной! – засмеялась Оля, без стеснения одеваясь.

Роман осторожно вдохнул морозный воздух: в самом деле, совсем не так больно, как раньше! Кряхтя, попытался нагнуться за одеждой. Ой-ёй!

– Погоди, я тебе одеться помогу! Поднимай ногу! Теперь другую! Так, с трусами мы справились. Теперь треники! Теперь штаны! … Теперь свитер!

Прикосновения её рук были невыразимо приятны. Затем, закончив процесс одевания, она опустилась на корточки и застегнула ему лыжи.

– Идти-то сможешь, Ромчик?

– Смогу…

Конечно, идти пришлось медленно. До остановки автобуса они добрались, когда уже смеркалось. Старенький Икарус тащился от Шлакоблочного Завода до вокзала целую вечность, но ребятам повезло: удалось сразу сесть на электричку.

Согревшись в душном тепле вагона, Роман отживел и включил любопытство:

– Слушай, Оль, а где ты всему этому научилась? Ну, повязку, там… и вообще?

– У меня мама фельдшером на «Скорой Помощи» работает, – важно ответила девочка, – Она, кстати, сегодня на сутках.

– Во, надо же! А батя у тебя кто? – задал вопрос Роман, удивившись, что не догадался спросить об Олиных родителях раньше.

– Нету у нас папки, – вздохнула Оля, – Мама говорит, что сама меня родила.

– Так не бывает! – неуверенно возразил Роман.

– Бывает, ещё как бывает. И не такое бывает, Ромчик!

Она отвернулась к окну и остаток дороги они молчали. Расставаясь, Роман неуклюже поцеловал Олю в щёку:

– Спасибо тебе за всё, подруга! Добрая была охота!

Оля молча повернулась и, вскинув лыжи на плечо, ушла быстрым шагом.

«Обиделась, что ли, что я её поцеловал?» – раскинул мозгами внезапно повзрослевший мальчик, – «Так я ж по-дружески…»

Дома родители, конечно, уже волновались: ещё бы, восемь вечера! Увидев перекособоченную фигуру сына, они, вообще, всполошились:

– Что с тобой? Что случилось? Ты ранен?

– Ранен… Ребро сломал, – сообщил «радостную» новость Роман, неловко снимая куртку.

Мать закатила глаза, делая вид, что собирается упасть в обморок. У неё была артистическая натура, и Алла частенько очень графично изображала свои переживания. Отец оттолкнул её и помог сыну раздеться до пояса. Размотал повязку.

– Ого! Кто это тебя?

– Да, я сам, батя. С горки ехал, на пень налетел со всей дури… – соврал Роман.

– Боком?! Однако! Это надо же так умудриться! Впечатление такое, что тебя лось брыкнул!

Роман дёрнулся от неожиданности. Отец не заметил.

– Мать! Принеси-ка простыню покрепче и ножницы!

Разрезав простыню на широкие полосы, он туго запеленал грудь сына, кусающего губы от боли, и зашил суровыми нитками. Затем смочил повязку уксусом.

– Это чтобы ткань села и ещё плотнее держала, – объяснил папа Коля, проходивший на службе санинструктаж, а потому владевший искусством оказания первой медицинской помощи.

– Куда уж плотнее… – пропыхтел парень, – Ни вздохнуть, ни пёр… ни пукнуть…

– Коля, я в «Скорую» позвоню? – неуверенно спросила Алла, – Может, рентген надо сделать…

– Да ну, беспокоить людей, на ночь глядя! И так всё ясно: два ребра сломаны. Повязку я наложил, Пенталгин сейчас ему дам. Поправится! Завтра в поликлинику его своди, к травматологу, за справкой для школы. Пусть дома несколько дней отлежится.

После проглоченной таблетки Пенталгина боль отступила, и Роман уснул. Спал хорошо, но иногда просыпался от неловких движений.

Оля, придя домой, разделась и долго рассматривала себя в зеркале. На неё серьёзно смотрело отражение девочки-подростка.

«Ты жирная!» – обвинило отражение.

Обидно, конечно, но оно было право.

«Фигура ни то, ни сё… Сиськи едва видны, а талии совсем нету! Да, ещё очки эти дурацкие!»

Со вздохом оделась. Нравится ли она Ромке, вот вопрос! Ведь, поцеловал же сегодня? Хотя, если бы за поцелуй можно было ставить оценки, она бы больше тройки не поставила. Вообще-то, она никак не могла классифицировать их отношения. Мальчик ей нравился, но уж влюблена она точно в него не была!

«Значит, у нас просто дружба!» – твёрдо постановила девочка, поджигая конфорку и ставя на неё чайник.

Пока он закипал, задумалась: она сегодня слопала килограммов пять мяса, но, несмотря на это, снова проголодалась! Как такое может быть?

«Надо жрать поменьше, а то талию никогда не дождусь…»

Понедельник. Лесник Иннокентий Парфенов обходил свой участок с Булькой, средних размеров сукой, похожей на лайку, но таковой не являвшейся. Тем не менее, она была умная и сообразительная, что сильно помогало в работе. Время приближалось к полудню, а, значит, скоро надо будет сделать привал и перекусить. Вот, сейчас ельник кончится, и тогда… И тут лесник увидел лыжню! Пошёл по ней и под елью увидел припорошённые снегом еловые лапы, а рядом – волчьи следы! На душе стало неуютно. Булька заскулила, прижимаясь к валенку хозяина.

– Цыц, дура! Нету здесь волков, ушли они! – прикрикнул Иннокентий.

Подошёл ближе. Человечьих следов, как рассказывал Афоня, не было. Нагнувшись, понял обрывок рукава рубашки. Явно не взрослого человека рубашка, манжета слишком узкая! Зачем бы надо было рубашку рвать? Спрятав находку, осторожно пошёл по следу, зарядив ружьё картечью. Булька боязливо семенила сзади. Следы то сходились, то расходились веером, а через час с четвертью устремились на северо-восток. Пройдя ещё с километр, Иннокентий увидел тушу лося Васьки, своего любимца.

– Блин! Хищники проклятые! – расстроился Парфенов.

Он этого лосёнка знал с самого рождения, тот вырос на глазах, часто приходил на устроенный специально для него солонец – кормушку с насыпанной на неё крупной серой солью, где лесник его тайком фотографировал. И, вот, на́ тебе! Загрызли, гады!

– Что ж ты, милый, не совладал-то? Вон, копыта какие! Дал бы им раза́, хватило бы сдохнуть!

Васька не ответил, конечно. Осмотрев тушу, Иннокентий удивился: она была почти нетронута! Волки сожрали только требуху, а мясо – нет. Насколько он знал, обычно, после удачной охоты, звери жрут до отвала, затем спят, затем опять жрут. И так суток трое! А тут лишь слегка закусили… и ушли. Кстати, куда? А обратно в ельник! И там их следы обрывались…

С тяжёлым сердцем отрубив задок – не пропадать же добру – и вырезав язык, Иннокентий пошёл домой, кинув ломоть собаке. Дома написал письмо Афоне, дал Бульке понюхать его портянку и отправил с посланием. А сам поджарил мясца, отварил картошечки и выпил за упокой души лося Васьки сто пятьдесят граммов самогоночки. В то, что у зверей есть душа, он верил твёрдо. Конечно, она у них не такая, как у людей…

Роман провалялся дома неделю. Чуть с ума не сошёл от скуки! Несмотря на цветной телевизор «Рубин», купленный родителями на деньги, полученные за клад, и книги, приносимые мамой из библиотеки. Целый день не почитаешь, а по телеку не так уж много интересного. Почему-то понравилось смотреть учебный канал – уроки испанского языка. Там была такая сексапильная ведущая-кубинка! Но – только два раза в неделю по полчаса. Короче, все бока пролежал. Пару раз приходила навестить Оля, но, увы, в присутствии матери, так что, поговорить о сокровенном не получилось – не шептаться же! Зато она помогла с уроками, особенно по математике, с которой у Романа было напряжённо.

Алле Оля понравилась.

– Хорошая девочка, обстоятельная, вежливая, скромная! – рассказывала она мужу, – И учится хорошо, нашему оболтусу по математике помогает.

– Красивая, хоть? – напрямик спросил майор.

– Не очень… – вздохнула Алла, – Но симпатичная. Подрастёт, будет фигура. Сейчас, пока, нету.

Роман пошёл в школу. Ребра ещё заживали, поэтому о поездках в лес не могло быть и речи. Да и весна наступила: на лыжах не пойдёшь, а на велосипеде не проедешь. С Олей, тем не менее, встречались регулярно, пару раз в неделю. Ходили в кино или просто гуляли в городском парке. Держались за руки, беседовали, обсуждали прочитанные книги. Но не целовались, хотя обоим очень хотелось.

В мае, когда, как поётся в песне, «всё стало вокруг голубым и зелёным», Роман, выждав хорошее настроение у отца, сел напротив и заявил:

– Батя! Мне нужен мопед.

Отец задумчиво посмотрел на сына. Занятия с гантелями сделали, наконец, своё дело: парень раздался в плечах, на пузе появились кубики мышц, бицепсы ощутимо круглились. На верхней губе пробивались усики.

«Четырнадцать лет скоро…»

– Сынок, на них же с четырнадцати лет разрешено ездить, а ты ещё молодой у меня…

– Ерунда! Кто меня остановит? Я, может, вообще, на все пятнадцать выгляжу!

– Ну, это ты загнул! Но мопед – вещь хорошая. Купим! А где хранить будешь?

– А на балконе!

– Тяжело, на второй этаж-то затаскивать.

– Ничего, я справлюсь, батя!

За мопедом пришлось ехать в Тамбов. Николай Александрович договорился в части, и, когда в Тамбов пошла машина неважно, за чем, они с Романом присоединились к заму по АХЧ. Газ-66, прозванный в армии «Шишига», довёз их до магазина «Спорттовары». Попросив подождать, майор с сыном вошли в торговый зал. Мопеды стояли рядком у дальней стены.

– Вот этот хочу! – Роман показал на «Ригу-12» зелёного цвета.

– А «Верховину» не хочешь? Вроде, посолиднее выглядит.

– Не, мне пацаны советовали «Ригу». Механика надёжнее.

– Ну, «Рига», так «Рига»! – не стал спорить отец.

По доске, нашедшейся в Шишиге, мопед закатили в кузов. Роман был вне себя от счастья: теперь у него свой железный конь, на котором можно доехать куда угодно! Двухскоростной, беспедальный мокик, почти мотоцикл! И сиденье длинное, Оля запросто усядется. Только, обкатать сперва придётся, чтоб двигатель не убить.

– Магарыч с вас, товарищ майор! – весело заявил прапорщик-завхоз Калюжный, – Такая покупка ценная!

Товарищ майор достал из портфеля бутылку «Столичной» и протянул ему:

– Вот, выпей, чтоб колёсики крутились!

Дома Роман с помощью соседа Петьки (взрослый парень, отслуживший в армии, но все звали его, почему-то, Петькой, и никак иначе), эксперта по мотоциклам и мопедам, привёл аппарат в рабочее состояние. Ну, там, подтянули винтики, отбалансировали колёса, отрегулировали тормоза, натянули цепь, закрепили руль. Залили смесь семьдесят второго бензина и масла… Увы! Бензобак оказался с дыркой! Моментально образовалась неприятная лужа.

– Зар-раза! – расстроился Роман, уже настроившийся покататься.

Петька, не растерявшись, отсоединил шланг от мотора и подставил канистру. Сливши оставшуюся смесь, сняли бензобак с рамы. Осмотрели. Визуально дырка не определялась.

– Наверное, шов плохо заварили латыши, – предположил Петька, – Да ты не переживай, я снесу на работу, дядя Паша в пять минут заварит.

Он работал токарем в мехмастерских при депо.

Ждать пришлось целую вечность – два дня! Роман все ногти изгрыз до самых локтей от нетерпячки. Наконец, торжественный миг настал! На рывок кикстартера мотор отозвался бодрым треском с первой же попытки! Роман вытер вспотевшие от волнения ладони о штаны, выжал сцепление и включил первую передачу.

– Теперь газку! – подсказал Петька.

Мопедист повернул правую рукоятку на руле, и мопед поехал. Сам! Без помощи человека! Это было непередаваемо прекрасно.

Сделав круг по двору, он выехал на улицу имени Двадцатилетия ВЛКСМ и помчался по ней в сторону центра. Стрелка спидометра перевалила тридцать, дошла до сорока.

«Быстрее не стоит, пусть притрётся маленько, двигун-то.»

Катался три часа, пока не устал с непривычки. Когда заглушил мотор и слез с железного коня, ноги слегка дрожали. Закатить мопед на второй этаж и на балкон было плёвое дело. Мать, увидев грязный отпечаток протектора на полу, нахмурилась:

– Грязь будешь сам убирать!

– Да, мам, конечно, мам!

Вздохнув, мадам Чёрная ушла на кухню, где варились пельмени на ужин. Она мопед не одобряла, но и не протестовала. Сыночек подрос, ему надо.

В середине мая Афанасий получил письмо от товарища Рамкина с приглашением «для беседы».

Снова пришлось надевать костюм и галстук!

Секретарь встретил лесника приветливо, угостил чаем с «Юбилейным» печеньем.

– Что нового о волках, Афанасий Савельич?

– У меня больше не появлялись. А, вот, у Кеши, в Сабуровском лесу, они лося завалили.

– Это, когда же?

– Аккурат на Преподобного Герасима Вологодского.

– …?

– Ой, простите! Семнадцатого марта.

И Афанасий подробно пересказал письмо, полученное от коллеги.

– … и нашёл там обрывок рубашки, ну, манжету, значит. Явно не взрослого человека, подростка. И ещё отметил, что волки тушу почти не ели. Сожрали только требуху, а мясо не тронули.

– Ну, и что? – непонимающе поднял хохлатые брови товарищ Рамкин.

– А то! Обычно они жрут от пуза, затем спят, от добычи не отходя, и снова жрут. Так несколько дней! А тут поклевали немножко и ушли, как будто торопились куда-то. Странные, в общем, волки.

– М-да-а… – побарабанил пальцами Рамкин в задумчивости.

Оба закурили. Дым волнами и спиралями распространился по кабинету, потихоньку вытягиваясь в приоткрытую форточку. Муха, сидящая в укромном месте в углу потолка, едва не потеряла сознание. Она заполошно кинулась на свежий воздух, и там её тут же склевал воробей. А если бы осталась в помещении, то не склевал бы! Ну, потеряла бы сознание, потом оклемалась. А так, из-за паники, вообще, жизни лишилась!

– Может, капкан поставить? – предложил городской человек.

Афанасий развёл руками:

– Не получится, Иван Трофимович. Кабы они в одно и то же место приходили, так, ведь, нет! Да и капкана у меня нету.

– А приманку отравленную подбросить? Стрихнин, там, какой-нибудь…

– Нельзя! – строго сказал лесник, – Много посторонних зверей да птиц передохнет. И лисы, и барсуки, и коршуны… Не, никак нельзя!

– Ага… Ладно, Афанасий Савельич, продолжайте бдеть. Если что интересное всплывёт, сразу мне докладывайте незамедлительно.

– Есть докладать незамедлительно!

В конце мая, когда двигатель, по мнению Петьки, прошёл обкатку, Роман с Олей, наконец, поехали в лес, по которому очень соскучились за два месяца. Мопед тянул бодро. Оля обхватила Романа за талию и прижалась лицом к его спине. Волосы её (она недавно сделала модную стрижку «Сэссун», расставшись, наконец, с дурацкими косичками!) лохматило ветром. Объятия подруги были приятны! Щурясь от встречного ветра, Роман подумал:

«Надо будет защитные очки купить, а то глаза прямо жгёт…»

Не успел он додумать эту мысль, как в глаз попала муха! Ещё один аргумент для покупки горнолыжных очков! Пришлось остановиться, чтобы протереть глаз.

– Погоди, не три! Дай я посмотрю!

Поправив очки, Оля ловко вывернула веко.

– Вот она, сволочь! Потерпи…

И она слизнула мушку скользким языком. Моментально резь в глазу прошла.

– Спасибо, подруга! – Роман притянул её (девочку, конечно, а не резь!) к себе и попытался поцеловать, но Оля увернулась, сама не зная, почему.

В тот день они просто бегали, дурачились и плескались в ручье. Можно было поохотиться, где-то рядом прятался барсук, но искать его было лениво.

А на следующий день Оля устроилась на работу. Санитаркой в больницу. Денег, зарабатываемых матерью, не хватало на девичьи нужды. Каникулы, делать особо нечего. Почему бы не поработать?