Цитаты из книг автора «Илья Репин»

никогда никому из художников до Куинджи не могла прийти в голову такая неблагодарная тема для картины. Никакой картины тут не было, а была живая правда, которая с глубокой поэзией ложилась в душу зрителя и не забывалась. И после этой правды жизни земли зритель уже не мог остановиться ни на каких красиво скомпонованных картинах пейзажей – изысканных красот природы. Все казалось избитым до пошлости. Зритель уже бредил степью Куинджи целую неделю и более.

многообъемлющая, способная выразить, в возможной полноте своего искусства, свое время; к оценке его накопляется большая подготовка – он ясен. Он заканчивает эпоху до полной невозможности продолжать работать в том же роде после него. Гении – завершители своих эпох – всем известны по своей мировой славе, – их немного. Я возьму два-три примера из великого прошлого: Рафаэль, Микеланджело, Гёте, Бетховен, Пушкин, Глинка, Лев Толстой – и остановлюсь на ярком эпизоде псевдоклассики нашего академизма – Карле Брюллове.

Два типа гениев различаем мы в искусствах всякой эпохи. Первый гений – новатор, дающий начало новому виду искусства; он обладает свойством изобретателя и часто остается непризнанным. Это натура в высшей степени самобытная, с большими крайностями, он открывает эпоху. Второй гений – завершитель всесторонне использованного направления; натура

Чтобы понимать плоды науки и наслаждаться ими, необходима специальная подготовка; против этого никто не будет спорить. О музыке можно сказать почти то же. Кто не подмечал выражения искренней скуки от Бетховена у людей, непричастных к музыке, имеющих примитивные вкусы? Людей, не посвященных в живопись, случалось мне подводить к лучшим созданиям Рембрандта, Веласкеса, Тициана; широко раскрыв глаза, они чистосердечно удивлялись и не верили, когда я говорил, что это самые замечательные произведения живописи. Только специалист или человек с очень развитым вкусом предпочтет «Венеру Милосскую» («Победу») прекрасно отделанным сухим римским статуям или сладким шедеврам Кановы. Кто, кроме художника, может понять и оценить великую пластику гениальных обломков парфенонского фронтона? С этим нельзя не примириться.

держится добродетели, морали и религии. Что такое оно само по себе? Пустоцвет или разврат, продажный разврат! Гениальный Рафаэль своими шедеврами служит только прославлению развратного папства.

рабы добра. Они восприняли сладость смирения и добровольных лишений… Сколько несчастных жертв спасла добродетель. Разочарованные в науке ученые, непризнанные гении, раздутые самолюбия – сколько их, доведенных до полного отчаяния, спасла добродетель от добровольной петли, яда или пули. Сколько угнетенных она освободила из плена и рабства; сколько существ, едва увидевших свет, она приютила и дала им возможность стать людьми. Какой свет, радость и мир вносит она в холодный мир борьбы индивидуумов – борьбы за существование, поедания друг друга. Нет выше добродетели. На колени перед добродетелью! Наука? Она вечно путается в поисках, отрицаниях и сама признается, что ничего не знает. Она постоянно приходит через много веков к тем выводам, которые простые добрые сердца угадывают инстинктивно, сразу. Искусство – красота, оно только тогда исполняет свое истинное назначение, когда

людей для поддержания их в первобытном невежестве и предрассудках. Выше всего наука. Только она культивирует все зачаточные проявления способностей человека. Альтруизм, например, разве не происходит из самой дрянной и ничтожной черты человека – страха перед сильным? Самая рабья черта. А грубый личный деспотизм тиранов, доведенный культурой, наукой до сознания справедливости, права, разве не является надежным оплотом разумной жизни? Без этого условия спокойствия невозможно прочное движение вперед. Человеческое знание необъятно, и из того, что достойно знания, никто в одиночку не может знать и тысячной доли. Все тлен и прах, кроме религии добра, – таинственно внушают моралисты. Только в добродетели истинное бессмертие, только ей известно истинное благо жизни. Презирайте материальный мир; бессмертную душу спасайте в себе и готовьте ее для блаженства нирваны. Истинное блаженство постигли только искренние

теперь не в состоянии еще вообразить, что вам даст в будущем наука. Она безгранична, как мир. Ко всему подходит она со своим беспощадным анализом и равнодушно презирает всякие иллюзии. Без науки вы находились бы в полудиком состоянии. Вспомните, как долго вы поклонялись вашим нелепым, а часто и безобразным выдумкам, принимая их за богов. Сколько кровавых человеческих жертв приносили вы во имя морали и высшей нравственности. Без науки, без знания, с самыми лучшими моральными намерениями вы делаете только вред и путаницу понятий. Сколько истинно святых мужей, постигших откровения науки, истязали и замучили педанты ваших догматов во имя святых, якобы религиозных принципов. Искусство (красота!) – оно ничтожно, бесхарактерно и бессмысленно. С одинаковым рвением оно прославляет и воспевает всякие человеческие нелепости; оно в высшей степени способствует одурачиванию

считают себя выше всех и авторитетно говорят людям: «Одна только наука освободит вас от рабства, от бедствий, от предрассудков невежества. Она дала вам гигантские силы и подняла вас до высоты сознания вашего великого назначения». Уже и теперь благодаря науке, почти шутя, вы вызываете такие явления, перед которыми невежественные предки ваши падали бы в страхе, как перед непостижимым колдовством или силою богов. Одним прикосновением пальца вы можете осветить мгновенно тысячью солнц ваши великолепные города, ваши роскошные жилища; за сотни верст вы переговариваетесь друг с другом, как будто вас разделяет только тонкая перегородка. Наука открыла вам бесконечные миры и научила вычислять невообразимые расстояния, тяготение и состав планет. Вы можете создавать грандиозные сооружения, а разрушительные силы ваши просто ужасны. Культура вся обязана науке, ее методу. Вы

Какая разница, думал я, там слово литератор в кругу живописцев считается оскорбительным; им клеймят художника, не понимающего пластического смысла форм, красоты глубоких, интересных сочетаний тонов. «Литератор» – это кличка пишущего сенсационные картины на гражданские мотивы. У нас напротив. «Какой интересный рассказ!» – восклицал, бывало, перед картиной Крамской. Это подхватывали художники и считали высшей похвалой картине, если она изображала интересный рассказ