Глава четвертая

Началась новая четверть, новые будни. Дни стали короче, утренними сумерками мы пробирались по замерзшим дорожкам в направлении школы. Ноги скользили по ним, и однажды, не рассчитав свои силы, я даже навернулся и распластался на дороге, вызвав неподдельный смех у Анфисы Жарковой. Она жила в соседнем доме, и мы нередко встречались по пути в школу. Снега было немного, он выпадал небольшими порциями, но все пребывали в ожидании грандиозного снегопада. Большой снег всегда служил предвестником любимого праздника – Нового года. Но времени до всеобъемлющего торжества, зимних каникул и новогоднего пиршества в кругу родителей было еще предостаточно.

Про инцидент с Надеждой Васильевной никто в классе не вспоминал. Ребята иногда перешёптывались о ней, обсуждали слухи, урывками доходившие до нас. Одни утверждали, что она все еще лежит в больнице, что она больше никогда не сможет сидеть. Другие говорили, что она не может ходить, и что ее отправили на пенсию из-за полученной инвалидности.

От таких слухов у нас проснулось сочувствие к ненавистной учительнице, но одного мы не желали точно – ее скорейшего возвращения в школу. Математику вместо нее преподавала нам Галина Сергеевна, спокойная учительница, явная противоположность Надежде Васильевне. Она не донимала нас чересчур объемными заданиями на дом, всегда натягивала оценку, будь то пятерка или четверка, а двоек вообще никому не ставила. Даже Ролан, который никогда не утруждал себя занятиями, превратился у нее в «хорошиста».

Не ходил в школу и Федор. Его не было около месяца, и мы не знали – что с ним. Его долгое отсутствие тоже успело обрасти слухами: якобы его перевели в школу для трудных подростков или вообще запретили посещать любую школу в городе. Как все обстояло на самом деле, мы не знали и не интересовались, так как боялись правды.

Прошло еще немного времени, до окончания четверти оставалось три недели. Все пребывали в ожидании школьных каникул, новогоднего школьного маскарада – практически каждый день после школы мы шли на каток, играли в снежки, валялись в сугробах. Беззаботное детство било ключом…

Шел урок русского языка. Урок вела наша классная руководительница Антонина Робертовна. Мы изучали морфемы. Повторяя вместе с классом очередное правило, я открывал рот только для видимости, так как в этот момент все мое внимание было приковано к картине за окном. Там шел легкий пушистый снег, на фоне безветрия снежинки казались мне живыми существами, и я мечтательно пытался проводить каждую снежинку своим взглядом. Считал их, сбивался, потом все начинал сызнова. Я и не заметил, как ко мне подошла Антонина Робертовна: «Корень – это главная неизменяемая часть слова…» – строго произнесла она, повернув рукой мою голову в сторону доски.

Я вновь зашевелил губами. Но, как только она отошла, я вновь незаметно вернулся к картине за окном, продолжив счет. В этот момент прорвались лучи солнца и слепящей волной ударили по глазам, в классе резко посветлело, все оживились и последовали моему примеру, устремив свои взоры на уличную панораму.

– О, солнце! – воскликнул Равиль Мустаев.

Класс залюбовался природным благолепием: сверкало солнце, одновременно шел снег – два антипода мирно уживались вместе. Тут медленно отворилась дверь, на которую тут же и переключилось внимание класса – там, на пороге учебного кабинета, в инвалидной коляске с улыбкой на лице сидел Федор. Он ждал разрешения войти.

– Входи, Федор, – отозвался Ролан.

– Входи, тут уже решили без меня, – иронично отметила Антонина Робертовна.

Федор въехал, он метался взглядом, выбирая место для остановки.

– Идем к нам, Федор, – выкрикнул Ролан.

Федор попытался протиснуться своей коляской между рядами, но застрял.

– Ага, один дурачок предлагает, другой слушает его. Нет, уж, – категорическим тоном возразила Антонина Робертовна, – он там сидеть не будет, тогда вы точно всю школу спалите.

Класс засмеялся.

– Давай, милок, разворачивайся. Артур, помоги ему, – обратилась она ко мне.

Я встал, приложил усилия, чтобы развернуть зацепившуюся о ножку парты коляску. Федор поблагодарил меня и улыбнулся. Я, как и прежде, сидел с ним рядом.

Прозвенел звонок. Все соскочили, стали собирать вещи, сквозь нарастающий шум в коридоре Антонина Робертовна объявила о домашнем задании. Сегодня у нас больше не было уроков. Я с ребятами собирался пойти на улицу, поиграть на школьном дворе в снежки. Мы позвали и Федора. Он согласился, но предупредил, что сможет побыть с нами недолго – его ждала мама. Перед тем как она выкатила коляску вместе с Федором на крыльцо, я успел с нею познакомиться, пока шагал рядом по длинному коридору школы. Эта светловолосая женщина очень понравилась мне. Переборов застенчивость, я не удержался и предложил ей свою помощь. Она улыбнулась и поблагодарила, но отказала, сославшись на то, что коляска ее сына – неподъемная ноша для такого «хрупкого мальчика», как я. Я разозлился, но виду не подал, зашагал вперед, обогнув коляску. Меня пронзил ее приятный голос, он звучал ласково, словно пел, поэтому долго злиться на нее я не смог.

Во время прогулки она стояла за Федором, подавая ему в руки только что слепленные снежки. Мы намеренно не бросали снежные комья в их сторону, опасались, что ненароком попадем в нее. Над нами довлел невидимый запрет, который мы все недавно усвоили – старшие по возрасту люди для нас неприкасаемы. Иногда она сама метилась в нас, а ребята нарочно подставлялись. Присутствие взрослого в детской игре всегда привносит некую завороженность. Так прошло не менее часа, после этого, несмотря на уговоры Федора и нас, она увезла его домой. Мы продолжили играть в снежки, но уже не так рьяно, ведь чего-то и кого-то не хватало, во всяком случае, для меня.

Глава пятая

Мы узнали от Федора, что Надежда Васильевна находится на лечении в Германии. Ребята из класса могли только догадки строить, как наша ненавистная математичка умудрилась добраться до Западной Европы. Федор лишь рассказал нам, что у нее ожог третьей степени, и срочно потребовалась операция. Мы прозвали ее «Задницей», особо не стыдясь за данное ей прозвище, и молились всем богам, чтобы она подольше залечивала свои раны.

Конфликта между Федором и руководством школы избежать удалось. Правда, самого Федора некоторые горячие головы из школьного педсовета грозились поставить на учет в комиссию по делам несовершеннолетних. Но пронесло, его мама всеми возможными способами смогла сгладить конфликт. И чего ей это стоило! Она купила для нужд школы несколько компьютеров, оплатила поездку Надежды Васильевны в Германию – все это мы узнали только потом, чуть позже. Никто на тот момент не задавался вопросом морали, но все без исключения преподаватели обсуждали один и тот же вопрос: откуда у нее столько денег?

Среди наших родителей поползли слухи, что она имеет бизнес, приносящий ей неплохой доход. Многие говорили об этом с завистью, особенно учителя. Все это я узнавал от своей мамы, которая преподавала литературу и русский язык в соседней школе. Она была знакома со многими из наших наставников. Нет, она не делилась со мной информацией, просто я, как любой ребенок, любил подслушивать разговоры старших. Любопытство детей не имеет границ, так как запретов в детстве больше, чем позволений.

Эти разговоры обладали магией, они нарочито находили меня, когда я неожиданно заходил на кухню за бутербродом, – мама моментально стряпала его и всучивала в руки, чтобы я поскорей убрался из компании ее подружек-коллег. Но я всегда успевал зацепить краем уха последние новости. А если мне не нужно было идти на кухню, то сплетни все равно просачивались ко мне через стену, закрытую дверь, замочную скважину.

Кто с кем спит, кто кого бросил, кто кому должен и у кого сколько денег. Эти истории я слышал всегда, когда мама по случаю какого-нибудь праздника собирала коллег на небольшой ужин. Помимо учителей из ее школы, к нам захаживали и мои наставники. Завсегдатаем маминых вечеринок была учительница музыки Эльза Петровна. Маленькая шустрая женщина с густым голосом. От нее я и услышал, на какие жертвы пошла мама Федора, чтобы удержать сына-инвалида в школе. В тот вечер я вошел на кухню за стаканом воды – якобы в горле пересохло – а Эльза Петровна, с присущей ей энергией, активно жестикулируя руками, делилась последними школьными новостями:

– Она не только купила компьютеры школе, она одарила и Таисию Венгеровну. Не знаю, что она подарила конкретно ей, но после того как она вышла из кабинета Венгеровны, вопрос по поводу ее инвалида был окончательно закрыт.

– Деньги получила, деньги! Я слышала, она берет, – заявила тетя Алиса, как я ее называл, хотя доподлинно ее имя звучало совсем по-другому: Алия Анфасовна, она работала в одной школе с мамой и преподавала географию.

– Молчи, здесь дети! – Эльза Петровна посмотрела на меня, пьющего в этот момент воду из фарфоровой кружки. – Ну что, негодник, ты все слышал?

Я покачал головой:

– Нет.

– Слышал, слышал, – приставала учительница музыки. Она подозвала меня к себе, сунула в мою руку конфетку – моя плата за молчание. И, грубо обняв, выговорила:

– Все, что слышишь, должно оставаться здесь! – Она прижала меня еще сильней.

– Эльза, отпусти его, – произнесла моя мама. – Иди, сынок.

Я вышел из кухни, но разговор все же дослушал.

– Но откуда у нее такие деньги? – удивленно спросила моя мама. – Она занимается бизнесом?

– Какой там бизнес! Видела ты ее? – в норковой шубе, на дорогой машине… Фифа, такие не работают, – затараторила Эльза Петровна.

– Но тогда откуда деньги? – не унималась мама.

– Говорю же, у нее богатый ухажер.

– Муж? – спросила мама.

– Лилечка, ты уж совсем как с луны свалилась, не будь такой наивной, – объясняла ей Эльза Петровна. – Есть у нее какой-то крутой… очень богат! Вот он и купил всю школу, всех нищих учителей, а эта шлюшка только ноги и умеет раздвигать, – громко сказала Эльза Петровна, на что мама тут же сделала замечание:

– Эльза, ну ты скажешь…

– Это тоже надо уметь… – вставила тетя Алиса.

– Согласна, была б я моложе, я бы этих мужчин…

– Ой-ой, да ты и сейчас не стара, так что у тебя есть шанс, – заерничала тетя Алиса.

– А как ты думаешь, этой вертихвостке сколько лет?

– От силы тридцать пять, – ответила тетя Алиса.

– Тридцать пять! – с сарказмом повторила Эльза Петровна. – Ей лет двадцать… ну, двадцать пять.