Глава 2
Шифра и Юдит

Огромная туча медленно надвигалась со стороны Великого моря. За тучей тянулся плотный шлейф темных клубившихся облаков.

Где-то у самого горизонта шлейф озарялся молниями, прокатывались валы грома, отчего казалось, что именно этот огненный шлейф толкает вперед тучу и та, подобно неумолимому римскому тарану, раскалывает на части хрустальную голубизну неба.

Потянуло свежестью, запахло дождем. Третий год истощающей засухи завершался. Однако в сердце Шифры не было радости. — Даже если Адонай пошлет в этом году хороший урожай, — вздыхала она, — почти все придется отдать римлянам.

Нет, Шифра не в обиде на них. Новый римский император Тиберий, как и его предшественник, Август Октавиан, да святится имя его, были терпеливыми. Конечно, никто из них не прощал долгов, но и не отнимали последнее, что оставалось у людей.

Если будет урожайный год, прикидывала Шифра, то удастся рассчитаться с долгами и, может быть, что-то останется дома.

Не зря же она, Бен-Цур и дети делали все, чтобы земля их надела не истощалась. Бен-Цур уже дважды перекапывал сухую, каменистую почву. Давид и Ноах ежедневно привозили собранный на пастбище навоз и распределяли по полю.

Не оставался в стороне и Элька. Несмотря на постоянную занятость у гончарных печей, он привозил из низовьев русла Аялона, плодородный речной ил. Если бы не засуха!

"Нет, его Величество император Клавдий — не худший из язычников", — пыталась быть справедливой Шифра. И, вспомнив слова Нимрода, улыбнулась.

Купец недавно возвратился из очередной поездки в Рим. Там, вместе с влиятельными римскими иудеями, ему удалось попасть на церемонию назначения нового наместника Иудеи.

— И как ты думаешь, уважаемая Шифра, что я услышал из уст наших римских собратьев? — с иронией спросил Нимрод. — Они попросили нового властелина Иудеи не слишком притеснять их братьев. Они умоляли уважаемого наместника помнить, что "хороший пастух стрижет овец, но не снимает с них шкуру".

— Ко всему привыкаешь, — с грустью сказала Шифра, — только бы не было хуже.

Она с тревогой думала о своих девочках Ривке, Оре и Эфронит. О своем повзрослевшем сыне Ицгаре. Потом неожиданно перешла к мыслям о семье подруги её детства — Юдит. Её семья по-прежнему жила в Бетулии. Особенно тревожил Шифру, Шел, брат покойного мужа Юдит.

Шел ненавидел римлян. Шифра с тревогой узнала, что он один из тех воинственных юношей, кого в народе называют сикариями — так как их оружием была сика — узкий длинный нож.

Шифра пыталась отогнать пугающие мысли, но они одолевали её.

Между тем, небо заволокло сплошным облачным слоем. На землю обрушилась лавина дождя. Вдоль переулков и тесных улочек забурлили мутные потоки воды.

Шифра с грустью вспоминала времена её молодости, когда с началом дождей, люди селения выходили из своих жилищ и тщательно убирали улочки и переулки, чтобы без помех потоки воды могли течь в общинное водохранилище.

— Боже! Как давно это было! — вздыхает Шифра и вновь погружается в воспоминания.

Еще был жив её брат Эльазар, да будет память о нем светла, а кузнец Шмуэль был совсем молод…

Под потоками проливного дождя шел он тогда по переулкам селения и прочищал заторы, возникавшие в потоках воды, несущейся к водохранилищу. На его плечах был огромный мокрый мешок.

Когда Шмуэль подходил к их дому, вспоминает Шифра, он непременно ударял по куску железа, им же подвешенному, и ждал, когда Шифра пригласит его войти в дом, погреться. Однако, прежде чем она успевала что-либо сказать, он спрашивал, дома ли её брат Эльазар. Если она отвечала отрицательно, Шмуэль тут же отступал на шаг, вновь взваливал на могучие плечи тяжелый мешок, заполненный мокрыми ветками, листьями и выловленным мусором и удалялся, приговаривая, что обязательно зайдет, но немного позднее. При этом Шифра видела, что хлеставшие потоки дождя не могли смыть счастливой улыбки с его лица.

— Боже! Как давно это было…, - вздыхает она и смотрит на свои старые, но все еще крепкие руки.

Она улыбается своим мыслям.

Сколько труда досталось этим рукам? Они растили детей, сеяли зерна, вязали снопы, мололи муку на домашней каменной мельнице…

Эти руки без устали трудились у домашнего очага. Приходилось готовить еду на две семьи, с теплотой думает она, её и для семьи безвременно ушедшей Эсты.

— И, да продлится жизнь Шмуэля и его детей, и да будут все они здоровы! — шепчет она, обращаясь к Всевышнему.

Шифра возносила молитву и за благополучие бесконечно дорогих ей людей: Бен-Цура, её первую и единственную любовь, за Ривку, Ору и Эфронит за бесценный подарок Адоная — Ицгара.

— Где он сейчас?…

Мальчик всегда вызывал у неё тревогу. Конечно, Шифру радовало, что Ицгар возмужал, что он счастлив в своих долгих торговых поездках с Нимродом.

В глубине души она немного ревновала Ицгара к старому купцу, называвшему его сыном.

Волну тихой грусти вызывали воспоминания об Эсте. Для Шифры она была не только женой её единственного брата, но и верной подругой, частью её собственной жизни.

Случилось то, что случилось. После гибели её брата Эльазара, вторым мужем Эсты стал Шмуэль.

Шифра его любит как брата. Он надёжный и славный человек, но в глубине души она знает, что Эста навсегда осталась женой Эльазара. Их сыном был Элька. Позднее у Эсты и Шмуэля родились еще трое детей — Ноах, Давид и Юдит.

Юдит была первая девочка, которой Эста подарила жизнь. Свою жизнь… И Шифра смахивает навернувшиеся слёзы.

Она вспоминает последнюю просьбу Эсты, умиравшей на её руках.

— Подари девочке имя Юдит…, - прочла Шифра по чуть шевелившимся губам Эсты и поняла желание умиравшей. Она вручала ей девочку, как продолжение своей жизни. Она хотела, чтобы Юдит, имя любимой подруги юности Шифры, навечно привязало бы её сердце к беспомощному только что родившемуся существу. Понял это и Бен-Цур. И всеми силами поддержал Шифру.

Прошли годы, Юдит выросла, превратилась в стройную красавицу и была для сердца Шифры не менее дорогой, чем её собственные дети.

Отвлекаясь от охвативших её воспоминаний, Шифра взяла с полки расческу и принялась приводить в порядок все еще густые, но изрядно побелевшие волосы.

Она расплела косы, тщательно проверила, не завелись ли вши? Эти насекомые появились в их селении уже давно, с тех пор как у них частыми гостями стали сборщики налогов и переписчики населения — выходцы из языческих деревень..

Шифра вновь заплела косы, скрутила их в плотный узел и укрыла под головной повязкой. Бен-Цур еще не скоро возвратится из синагоги, и она решила выйти в поле.

Дождь прошел, вновь сияло теплое утреннее солнце.

За последние годы хозяйство Шифры значительно расширилось. Купец Нимрод приобрёл большой участок земли, находившийся на северо-западных склонах возвышенности Титура.

Купленную землю он записал на имя Юдит. Старый хитрец уже давно заметил, что его любимый воспитанник Ицгар далеко не безразличен к дочери кузнеца Шмуэля и покойной Эсты, к семье которой купец относился с большой теплотой.

Шифре же он искренне признался, что не может спокойно спать, пока у единственной дочери покойной Эсты не будет достойного приданого.

Папирус на право владения землей он передал на хранение кузнецу Шмуэлю, отцу Юдит.

Надел Юдит, состоял из двух различных участков.

Тот, что спускался к долине ручья Дотан, был пригоден для пахоты. Второй, поднимавшийся к Титуре, был каменист, однако имел немало террас, удобных для разведения винограда и посадки фруктовых деревьев.

В первые годы владения землей Шифра будила Юдит до восхода солнца, чтобы как можно раньше выйти в поле и засеять заранее вспаханную землю.

— Ни птицы, ни жара не должны повредить зёрна, — объясняла Шифра. — Труд хлебороба, — говорила она, — подобен молитве. Он начинается до восхода солнца, потому что все решения, которые принимает Всевышний, вступают в силу с первым утренним светом.

Юдит хорошо усвоила эти уроки. Она даже купила на иерусалимском рынке, что у Рыбных ворот, календарь земледелия, где было точно все расписано: месяц сева, месяц прорастания зерна, месяц жатвы ячменя, месяц уборки других злаков. Помимо того указан также месяц подрезания виноградных лоз и месяц сбора фруктов.

Юдит очень гордилась этим календарем, хотя никогда им не пользовалась.

Второй участок, непригодный для пахоты, требовал особого внимания. Необходимо было приспособить множество каменистых выступов к посадке деревьев. Вновь отстроить разрушившиеся террасы. Дополнить их землей.

Когда работа приближалась к завершению, Юдит, при поддержке Шифры, решила посадить виноградные лозы вместо фруктовых деревьев. Это решение оказалось судьбоносным.

Шмуэль сомневался. Ему все же казалось, что вместо виноградника, лучше посадить рожковые деревья, миндаль и, конечно же, плодоносящие смоковницы. И тогда, его дочь, подобно Шифре, сможет обеспечивать семью сушеными фруктами и миндалем, а часть пойдет на продажу. Римские власти с охотой покупали зрелые рожки и вяленые плоды инжира.

Однако Шмуэль ни на чем не настаивал. Лишь бы хорошо было дочери. За восемнадцать лет, истекших с того дня, когда Эста возвратила Всевышнему свою исстрадавшуюся душу, Шмуэль так и не пришел в себя. Был замкнут. Все время проводил в кузне или в мастерских своих учеников.

Он был убежден, что сельское хозяйство — удел женщин. Бесспорным доказательством служила для него Шифра. Как и многие годы тому назад, он видел в ней хозяйку земли, на которой все они жили.

Адонай наделил Шифру тонким чувством, улавливающим дыхание земли, она знала точное время, когда земля готова принять в себя зерна, чтобы одарить землепашца обильным урожаем, как знала и то, где найти нужную траву, чтобы помочь больному человеку. Она врачевала раны у людей, оживляла обожженные деревья.

Шмуэль видел собственными глазами, как в тех местах, куда прикасались руки Шифры, вскоре появлялись зеленые ростки. Он знал и то, что самые лучшие всходы пшеницы были там, где она предавала земле пшеничные зерна.

Таково призвание женщины.

Дело же мужчины, был уверен Шмуэль, всячески облегчать тяжелый труд женщины. Запрягаться в соху, пахать, приносить из русел речушек плодородную землю, обогащать ею поля.

Он верил, что женщинам всегда виднее где, когда и что надо сажать, или сеять.

После первых осенних дождей все, кто были дома, принялись за очистку террас. Удаляли разросшуюся траву, вырубали кустарник, собирали крупные камни, рыхлили спрессовавшуюся землю.

В такое время к Шифре возвращалась молодость. Она была подвижна, энергична, указывала, где и на какую глубину копать ямки для посадки виноградной лозы, как лучше закреплять черенки.

Рядом с ней всегда была Юдит. Как и на Шифре, на Юдит была просторная рабочая хламида. Но, в отличие от Шифры, тонкая и гибкая талия Юдит была перехвачена узким коричневым пояском.

Юдит собирала камни рассыпавшейся ограды и старательно укладывала их на прежние места. Одновременно она успевала принести прохладную воду из ручья, угостить работавших пригоршней сладких рожков.

Её голос, улыбка, её искренняя забота вызывали теплые ответные чувства. Её любили. Она была необыкновенно хороша.

Юдит внимательно прислушивалась к разговору между Шифрой и Шмуэлем. Та объясняла кузнецу, равнявшему тяжелой волокушей узкую полоску террасной земли:

— Для хороших урожаев винограда, — неторопливо говорила Шифра, — важно вовремя разрыхлить землю, напоить водой корни кустов.

Юдит видела, как отец, старательно дробил кузнечным молотом камни. Время от времени он прерывал работу и внимательно прислушивался к негромкому голосу Шифры.

— … И тогда ягоды будут крупными, — объясняла она, а гроздья, будут большими, как у разведчиков, посланных Моше-рабейну на Землю обетованную. Для этого, — говорила Шифра, — нужно проделать ровики к корешкам саженцев, чтобы к каждому подвести ручеёк воды.

— Тетя Шифра! — прерывает её Юдит, до этого слушавшая молча. — Я знаю, как сделать ровики не из камней!

Но вместо ответа Шифры, она услышала недовольный голос отца,

— Если знаешь, то попытайся не класть камни обратно в ограду террас, но составлять из них ровики, о которых говорит Шифра.

— А вот и нет! — озорно возразила девушка. — Из таких ровиков большая часть воды все равно утечет в землю! Она не дойдет до дальних кустов!

— В этом ты права, — примирительно сказала Шифра, — что же делать?

— Тетя Шифра, — тут же отозвалась Юдит, — ты сама мне рассказывала, как отец твоей подруги из Битулии делал такие ровики не из камней, а из разрезанных вдоль глиняных трубок! Помнишь?

— Помню…-

Но Юдит, не ожидая, когда Шифра скажет, что именно она помнит, продолжала:

— Я уже говорила с Элькой.

Она оглянулась, в поисках Эльки, но не нашла его, и во всю мощь молодых легких позвала: "Элька-а-а!"

— Я зде-е-есь! — передразнил её Элька, и, улыбаясь, неожиданно вышел из-за спины Юдит.

— Ты всегда пугаешь меня! — Возмутилась она, но было видно, что она не сердится на него за его мальчишеские проделки. Он всегда подшучивал над ней, как будто она всё еще маленькая девочка.

— Рада такому решению! — встрепенулась Шифра. — Действительно, старая голова многое забывает. Эльазар тебе поможет.

Так последнее время Шифра называла Эльку, желая подчеркнуть его самостоятельность и зрелый возраст.

— Уже более сотни полутруб готовы, — заметил Элька, — их можно укладывать. Сестричка прожужжала мне все уши: трубки, трубки… — получай свои заказ!

И он указал, на груду тщательно отделанных керамических изделий, принесенных им и Бен-Цуром. Шифра грустно улыбнулась.

— Вы у меня молодцы.

Видя усталость Шифры, Шмуэль неуклюже сгреб в охапку лежавшие черенки саженцев и начал подниматься к террасам, оставляя у трубок Бен-Цура, Эльку, Шифру и Юдит.

— Разложу по лункам… — нерешительно сказал он, но тут же услышал огорченный возглас Юдит.

— Отец! Ты смешал все виды винограда!!

Она отняла у него тяжелую охапку черенков, еле удержала её и вновь начала раскладывать по стопкам.

— Как ты не понимаешь?! — возмущалась она, — это лозы разных сортов винограда!

— Видишь эти, чуть вьющиеся? — На них будут черные ягоды для винодельни! — объясняла она Шмуэлю. — А это — белый виноград для продажи на рынке, на нём будут большие и тяжелые гроздья…

— Я права? — Обратилась она к Шифре.

Та в знак согласия кивнула.

— А эти кусты, — решительно продолжала Юдит, — дадут нам зимний виноград!

Шифра, Шмуэль и Бен-Цур одобрительно наблюдали, как Юдит ловко раскладывала черенки по сортам винограда.

— И когда она успела всё это узнать? — Удивлялся Шмуэль.

Шифра же вспомнила, как в год шмитты, будучи детьми, они с покойным братом Эльазаром и его другом Шмуэлем, играли в виноградниках селения и вволю лакомилась сладкими, как дикий мёд, ягодами.

На седьмой год урожай не собирали, и можно было есть виноград кому угодно, сколько угодно и, главное, прямо с кустов.

И они ели.

Шифра с улыбкой вспоминает, что даже Нафтали, наведывавшийся в Модиин, забирался с детьми в виноградники, ел сладчайшие ягоды и приговаривал: — Вот почему даренная нам земля называется "Земля, текущая молоком и мёдом"….

Со временем Юдит стала замечать, что не каждый год её виноградник дарил сладкие гроздья. Иногда, даже подсыхая, ягоды оставались кислыми.

Величина гроздьев на одном и том же кусте бывала разной — от тугих и тяжелых, до тонких и жидких, едва насчитывавших десяток ягод.

Та же беда была и с листьями виноградных кустов. Вместо широких, как у мандрагоры, эти листья еле прикрывали плоды все той же лозы.

Спустя несколько лет она уже знала, что так и должно быть. Если Всевышний дарил не очень знойный год, c холодными ночами и горячим дневным солнцем, то ягоды созревали крупными и душистыми и уже издали, на подходе к виноградникам, виднелись большие золотистые слитки этих ягод, либо сбитые в пирамиду, сгустки рубинового цвета.

В такой год виноград быстро расхватывали на Лодском и Иерусалимском рынках. Юдит хорошо запомнила слова Нафтали, сказавшего, что из такого винограда, если он чуть подсохнет на кустах, получается душистое, особенно ценное вино.

И она была очень рада, когда её виноградник вносил хороший вклад в семейную казну.

Юдит гордилась тем, что помогает Шифре осуществить её заветную мечту — построить недалеко от их дома новую микву. Шифре трудно было добираться до старой миквы, хотя та была совсем недалеко. Болели суставы ног, донимала спина.