Вжик

Придя в себя уже на улице, я понял, что дела мои плохи. Голова всё ещё гудела изза неадекватной выходки солдата по кличке, а, может, и фамилии, Соляный. Наручники, двое вооружённых людей за спиной и, словно шагающий на праздник, следователь впереди. Возникало впечатление, что ему не терпится расстрелять меня. Не таким уж хорошим человеком он оказался, как я считал поначалу. Вместо того, чтобы помочь мне вспомнить, кто я и что сделал, он просто меня казнит. Теперь-то ясна причина краткости, с которой он меня допросил. И робота мне, очевидно, дали не случайно, а с целью спровоцировать на некие действия, за которые можно расстрелять. Но что, интересно, следователь со всего этого имеет?

Меня вывели на небольшую прямоугольную площадь, толстый бетон которой порядочно потрескался от постоянных бомбардировок. В самом её центре величественно и в то же время просто возвышался монумент, очень хорошо мне знакомый. Памятник жертвам Чёрного Кота, одного из самых жутких вирусов в истории цивилизации. Страшный инцидент. Когда патоген при странных обстоятельствах вырвался из секретной лаборатории, занимающейся разработками биологического оружия, и начал косить человечество, общество всерьёз задумалось о конце света. Удивительно, но в тот тяжёлый час большинство давних соперников, как среди учёных, так и среди государств, смогло объединить усилия в борьбе с вирусом. Беда в том, что, после того, как появилось лекарство от Кота, и болезнь была побеждена, разрабатывать биооружие никто не перестал. Катастрофа людей ничему не научила.

В память о жертвах вируса было воздвигнуто множество монументов в самых разных городах мира, и все они походили друг на друга: четырнадцать трёхметровых колонн, размещённых по кругу – по одной колонне на каждую сотню миллионов погибших, и большой Чёрный Кот посредине. Ощерившийся, припавший к земле со стоящей дыбом шерстью и блестящий ярко-красными глазами, он выглядел напуганным. Окружающие его столбы смотрелись, словно клетка, удерживающая зверя от новых злодеяний. И вот какая ирония, люди, собиравшиеся меня расстрелять, хотели сделать это, привязав меня к одной из колонн. Судя по количеству крови на асфальте и самом монументе, я был далеко не первым, кого постигла такая участь. Для выживших подобные мероприятия, видимо, имели какое-то символическое значение, ведь роботы, наверняка, уже унесли не меньше человеческих жизней, чем Кот.

На площади Нас уже ждали три стоящих в ряд солдата. Неужто расстреливать будут все сразу!? Я, всё-таки, считаюсь агентом роботов, а не самой машиной, зачем так много бойцов? Для большей театральности разве что?

Меня подвели к одному из столбов. Наручники, ненадолго раскрытые для того, чтобы пристегнуть меня к колонне, пожалуй, не сильно меняли ситуацию – бежать здесь было некуда, Мы на площади.

Столько вооружённых людей уж точно сможет попасть в убегающего по открытой местности агента роботов…

Теперь мне поможет только чудо. Странно, но я не чувствовал страха. Даже наоборот, меня тянуло улыбнуться: всё это шоу, эти давно уже мёртвые люди, начавшие шевелиться при виде готовящейся казни, фальшивая высокопарность ритуала, демонстрация отсутствующей силы этими окружёнными со всех сторон виртуальщиками, считающими, что публичный расстрел ещё одного человека как-то им поможет. Жалкое зрелище.

Бойцы защёлкали предохранителями на оружии. Следователь, лицо которого буквально светилось упоением, стал перед ними и, сложив руки за спиной, гордо выпрямил спину, будто он был самим Цезарем.

–

Этот человек восстал против своего вида. Он служит машинам. Использовав фальшивые документы на имя покойного… героя, он добыл информацию, которая ему не предназначалась. И буквально несколько минут назад, восстановив повреждённого робота, он передал эту информацию Нашему врагу. – следователь говорил громким ровным, будто бы долгими репетициями поставленным, голосом.

Люди, сидевшие, где придётся, наконец, сообразив, что сейчас будет, начали вставать и медленно двигаться к монументу.

–

Мы не знаем, какая именно информация была передана. Но это и не важно! Мы не простим, не простим предательства не под каким предлогом и ни при каких обстоятельствах! – оратор начал возбуждённо шагать туда-сюда, всё больше проникаясь своей собственной речью. – Вы видите, до чего довела Нас война? Этот человек даже не киборг! Он чист! Но он перешёл на сторону врага. И не имеет значения причина, главное, что он предал Нас. За это Мы отомстим!

Наблюдателям, казалось, вообще безразлично, кто я и какое отношение имею к машинам. Они просто стояли и слушали, и лица их не выражали никаких эмоций. Они уже давно не люди. Всего лишь тела.

Следователь замолчал и на некоторое время задумался. Возникало впечатление, что он забыл следующую часть заготовленной заранее речи и никак не может её вспомнить.

Я в последний раз оглянулся вокруг. Разбитая площадь, окружённая полуразрушенными зданиями, куча грязных оборванных людей, похожих друг на друга, как капли воды. И никакого движения… Но нет, кто-то смотрел на меня. Стоя перед мёртвой толпой, я ясно чувствовал признаки жизни, настоящей, человеческой. Я начал быстро разглядывать солдат и стоящую полукругом публику, пытаясь найти источник этих ощущений. Знакомых лиц я не увидел, встречного взгляда тоже. Все смотрели либо в землю, либо на задумавшегося следователя, который, казалось, вот-вот достанет из кармана заготовку и продолжит речь, читая по бумажке. И всё же меня не покидало ощущение, что на меня кто-то внимательно смотрит. В голове начало легонько колоть.

Следователь, наконец, оставил попытки вспомнить, что там дальше, и громко скомандовал: – На исходную!.. Целься! – бойцы выровнялись, стукнули металлом затворов и прижали автоматы к плечам.

Вжик.

Неожиданно в паре сантиметров от моей левой ноги поднялся высокий фонтан пыли.

Крупная асфальтная крошка ударила по лицу. Резко дёрнув головой в сторону, чтобы увернуться от, пока ещё не ясно, чего, я снова поднял глаза на солдат. Мгновение назад светившееся относительной чистотой лицо одного из них было сильно забрызгано кровью. Медленно соображающие бойцы начали нерешительно коситься в разные стороны, а стоящие в нескольких метрах люди и вовсе не поняли, что произошло нечто, выходящее за рамки представления.

Вжик.

Снова этот звук. Будто что-то пролетело мимо, разрезая перед собой воздух. Солдат с забрызганным кровью лицом начал наклоняться вперёд, и вслед за ним, медленно, словно в воде, направился второй.

Вжик.

Крошка во второй раз хлестнула меня по лицу, заставив на секунду зажмуриться. Подняв веки, я нашёл глазами следователя, который с ужасом смотрел на падающих один за другим бойцов.

Вжик.

Ряды простого люда начали шевелиться, и только сейчас я заметил, что среди зрителей тоже есть жертвы. Похоже, стреляли откуда-то из-за моей спины, и пули, уготованные солдатам, проходили навылет, убивая стоящих за их спинами гражданских.

Вжик.

Наконец, сообразив, что по ним ведётся прицельный огонь, люди начали шарахаться, кто куда. Послышались испуганные возгласы, и ещё только начинающаяся паника охватила толпу. Ещё секунда…

Вжик.

В руки, сцепленные у меня за спиной наручниками, ударила горячая волна пыли. Кисти, как напружиненные, рывком развелись в стороны – цепь наручников прострелена!

Вжик.

Я сразу же рванул налево, в проём между колоннами. Очевидно, обо мне уже все забыли – ни криков, ни стрельбы вслед, лишь гул всё нарастающего ужаса толпы.

Вжик.

Выбежав из-за столбов памятника, я увидел, что у меня два пути: улица по прямой по ней в сторону от монумента, как ни в чём не бывало, шли двое караульных, которые, видимо, ещё не слышали криков людей на площади, и, чуть левее, узкий переулок, наполовину заваленный крупными обломками зданий. Там никого не было.

Вжик.

Что есть силы, я рванул в сторону проулка. Оглядываться было некогда, но я примерно представлял, что происходит с людьми, осознавшими, что они находятся на открытой площади под огнём опытного снайпера.

Вжик.

С разбегу я заскочил на гору каменного мусора. Холодная тень переулка буквально хлынула на меня, сходу внушая ложное ощущение безопасности. Но останавливаться нельзя было ни на миг. Внимательно глядя себе под ноги, выбирая в неравномерном ломе камня место для каждого нового шага, я доскакал до первой развилки и свернул налево.

В новом проёме между зданиями мусора было гораздо меньше, так что я смог оторвать глаза от земли и посмотреть вперёд. В этот самый момент прямо передо мной возникла пятёрка солдат, которые, судя по спешке, уже были в курсе последних событий и двигались к площади. К счастью, я понял, что они принимают меня за паникующего простолюдина, гораздо раньше, чем решил остановиться. И задумка сработала: бойцы, даже не глядя на меня, пробежали мимо и скрылись за углом.

Выскочив из проулка на широкую улицу, я быстро огляделся: повсюду толпы людей, заметивших активное движение солдат и потому медленно выходящих из сна разума. Большинство из них уже успело встать и начать двигаться в неизвестном направлении. Это было мне на руку: появился вариант смешаться с толпой. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, я влился в бесцветную массу и стал быстро продвигаться вперёд, скрываясь, на всякий случай, от пробегающих мимо солдат за оборванными людьми. Ощущение было отвратительным – я словно плыл по мусору. Все эти истрёпанные виртуальщики с пустым взглядом, казалось, каждым прикосновением оставляют на мне грязный след.

Идти в таком положении мне пришлось долго – уж очень велика удерживаемая людьми территория. И все улицы были полностью забиты нервничающей человеческой массой, лишь к концу второго квартала толпа начала редеть. Ещё через пол блока дорога резко опустела.

Выйдя из столпотворения, я на секунду остановился. Буквально в сотне метров впереди стоял блокпост. Четыре бойца с автоматами – через них мне не пробежать незамеченным. Теперь-то понятно, почему здесь нет людей – это край защищённой зоны, за пределы которой никто выходить не хочет.

Стараясь не шуметь и не выдавать своих намерений, я перебежал дорогу и бросился в первую открытую дверь. Нужно было успеть воспользоваться возникшей суматохой и вырваться из этого квадрата. Ведь, как только солдаты разберутся со снайпером, они вспомнят обо мне, а найти человека в охраняемой зоне даже им большого труда не составит.

Три ступеньки, поворот и длинный тёмный коридор, заполненный прохладой. Ещё один поворот, на этот раз налево, и снова коридор. И ещё один поворот направо. Этого должно быть достаточно. Внимательно вслушиваясь в эхо, носящееся по зданию, я подбежал к окну, ярко светившемуся на правой стенке в конце тёмного коридора. Выбито. Это хорошо – лишний шум мне ни к чему. На всякий случай оглянувшись, я быстро пролез в проём и спрыгнул на асфальт. Мои расчёты оказались верны: охрана стоит только на перекрёстках, а я проскочил сквозь здание прямо в середине квартала. Ещё один рывок через дорогу, и снова переулок.

Странно, но никакой стрельбы не было слышно, видимо, снайпера так и не вычислили. В то, что он мог так быстро погибнуть мне просто не верилось – слишком уж метко он стреляет.

Теперь мне оставалось только бежать. И я бежал без остановки, запутывая следы, сворачивая на каждом перекрёсте. Убранные и заваленные горами трупов улицы сменялись передо мной в абсолютно хаотичном порядке, так, что я даже примерно не смог понять, каким образом извивается очищенный путь.

Бежал я до тех пор, пока солнце не уступило место ночи.

По темноте меня вряд ли станут искать. Хотя это и спорный вопрос, ведь имплантаты позволяют прекрасно видеть в любое время суток. И всё же я остановился.

Даже в полном мраке я сразу понял, что на этой улице тела убраны. Наверняка, здесь проезжали машины с людьми и припасами – ничего не перегораживало дороги, словно пролёт специально расчистили. Ни автомобилей, ни мусора, ни тел, не было видно даже блеска осколков.

Немного пройдя вперёд, я свернул на обочину, вошёл в изрядно потрёпанную многоэтажку и начал подниматься по лестнице. В здании стояла полная тишина, которую я старался не нарушать. Людей здесь явно не было, по крайней мере, живых, однако осторожность в моём случае лишней точно не была.

Сил уже не оставалось. Ноги стали ватными, в висках громко стучал пульс, лёгкие и вовсе покрылись колким инеем, а до верха было ещё далеко. Чувствуя, что двигаться в прежнем темпе уже не могу, я остановился на лестничной площадке и прислушался. За шумом собственного дыхания я не сразу расслышал, что где-то идёт ожесточённая стрельба. Её звуки едва долетали до меня, но звучала она от этого не менее угрожающе.

Яркий свет почти полной луны всеми силами старался пробиться на площадку, стены которой были увенчаны парой небольших стеклянных вставок, мало похожих на окна. Этого было достаточно, чтобы рассмотреть, что замки на дверях всех квартир выломаны. Не особенно церемонясь, я вошёл в одну из них и, осторожно прикрыв за собой дверь, начал изучать апартаменты. Трупов не было, значит, хозяева успели покинуть квартиру до того, как сюда заявились непрошеные гости. Мебель разломана, посуда побита, вещи разбросаны по всему помещению – это не роботы. Не их почерк. Судя по всему, здесь побывали мародёры. Даже в таком жутком положении эти падальщики не могли не поживиться чужим добром. Люди. Ничто не способно исправить их сущность.

С этими мыслями я вышел на балкон. Большая часть города была погружена во тьму, лишь четыре крупных участка освещались желтоватым светом. Их разделял не один километр, пожалуй. Площадью они были не так уж малы, с десяток тысяч человек, если их правильно разместить, вполне могли бы уместиться в каждом из этих оазисов.

Частые вспышки в одном из светлых квадратов свидетельствовали о том, что сражение, отголоски которого доносились до меня, идёт именно там. Вглядываться было бесполезно – слишком уж большое расстояние, чтобы что-то рассмотреть… Но вот свет в этом квадрате погас. Хотелось верить, что это тактический манёвр, попытка ослепить роботов, большинство из которых не приспособлено к темноте. Было не приспособлено. Кто знает, как далеко в своём прогрессе ушли машины, может, они уже решили и эту проблему.

Я вернулся в комнату. Спокойствие во время расстрела оказалось не таким уж и полным, как мне думалось. Тогда я держался неплохо, но сейчас почувствовал, что перенёс серьёзный стресс. Стоило отдохнуть. Я улёгся на порезанную обшивку дивана, осознавая, что могу сделать это только потому, что кто-то сегодня мне сильно помог. Даже больше, спас мне жизнь. Принеся в жертву немало других людей.