Попытка передачи

Минут через двадцать машина остановилась возле чего-то, очень похожего на КПП. Несколько хорошо вооружённых бойцов в зелёных бронежилетах внимательно осмотрели каждого из Нас, задали простые вопросы, на которые, как им казалось, не сможет ответить ИИ, и, убедившись в том, что Мы не роботы, открыли подобие ворот. Судя по собранным из чего попало баррикадам, перекрывающим эту и соседние улицы, бойцы удерживали под контролем несколько кварталов, в которых, надо понимать, собрались люди из ближайшей части города.

Забравшись обратно в кузов, Мы проехали ещё пару перекрёстков и снова остановились. Выйдя, теперь уже насовсем, из машины, я получил возможность внимательно осмотреть район, в который меня завезли. Дороги в данном блоке были побиты тяжёлыми снарядами, здания и вовсе валились друг на друга. Очевидно, роботы знали, что этот квадрат полон людьми, постоянно бомбили его и устраивали пешие рейды. Всё это сильно выматывало жителей охраняемой зоны. Это было видно по их безжизненным лицам, тусклым взглядам, по крайне медленным безразличным движениям. Даже дети, коих здесь собралось достаточно много, молчали и, сидя рядом со своими родителями, не обращали никакого внимания на потенциальных друзей-сверстников, с которыми они жили бок о бок уже не один месяц. О взрослых и говорить нечего – живые мертвецы. Они и на подъехавший грузовик с оружием никак не отреагировали, будто Мы давно смешались с воздухом.

Я отчасти понимал их, ведь воевать с машинами – совсем не то, что с людьми. Если люди идут в бой со страхом и отвращением, проклиная политиков, развязавших войну, то с роботами ситуация прямо противоположна. Они ни о чём не думают, ничего не боятся, не выдают своих, не беспокоятся друг о друге, никого не жалеют, не оценивают этичность своих действий. Они только программы, без размышлений выполняющие приказы оператора. Вопрос был в том, кто оператор на этой войне? Кто раздаёт роботам команды?

Как бы там ни было, причина мертвецкой пассивности людей лежала несколько глубже, чем страх перед искусственно созданным врагом. Социальные сети, электронные игры, роботы-собеседники, роботы-супруги и роботы-аватары, машины, моделирующие виртуальный мир в соответствии с желаниями пользователя – всего за полтора десятка лет эти изобретения уничтожили людей, как биосоциальных индивидов. Больше нет диких животных, готовых разорвать каждого встречного ради собственной выгоды. Теперь человек – всего лишь растение, вечно витающее в несуществующих виртуальных грёзах, в то время, как функции выживания за него выполняет искусственный интеллект. Он кормит, поит, лечит, выбирает фильмы, музыку, продукты, совершает покупки, платит налоги, посещает собрания…

Так было до недавнего времени. Но вот страна чудес внезапным образом начала рушиться на корню.

Роботы из верных слуг превратились во врагов, яркие краски смоделированных миров сменились серой реальностью, а бесконечная романтика невозможных в повседневной жизни приключений улетучилась, оставив за собой жестокую, беспощадную войну на уничтожение. Для того, чтобы заново научиться жить в реальном мире, ставшем гораздо более враждебным, чем раньше, людям потребуются годы и годы. Но роботы не станут ждать реабилитации своих бывших хозяев, и все это прекрасно понимают. Именно поэтому в человеческом квадрате стояла гробовая тишина: люди слишком сильно отстали от реальности, чтобы пережить эту войну.

За этими философскими размышлениями я не заметил, как Мы вошли в помещение маленького магазина – одного из тех, что стоят между трассами и многоэтажками. Две странным образом сохранившиеся стеклянные стены хорошо освещали кабинет следователя. Я сразу понял, что это именно он сидит за единственным в помещении старомодным деревянным столом. Очень уж бюрократичный вид имел этот человек, даже несмотря на то, что одет он был, как простой зевака: бледно-кремовая рубашка с коротким рукавом, тёмно-зелёные брюки и серые кроссовки с некогда яркими оранжевыми вставками, немного ни к месту светящимися в проёме стола. На вид ему было около шестидесяти – и это меня вполне устраивало, я предпочитаю говорить с теми, кто постарше. В них меньше пафоса и больше опыта. А мне нужен был именно опытный человек, такой, который сможет помочь мне разобраться в сложившейся ситуации.

Выглядел следователь устало, однако причиной тому были не активные боевые действия, в которых он, по-видимому, никогда и не принимал участия. Два больших красных пятна на его правой руке в районе внутренней стороны локтя подсказывали, что этот мужчина не один год провёл в виртуальной реальности, остановив свой желудок, чтобы тот не переварил сам себя, и пополняя организм питательными веществами с помощью пищевых инъекторов. Непривычка к реальности была налицо. Тем не менее, глаза следователя были достаточно шустрыми и живыми, чтобы я поверил в то, что он ещё помнит о существовании такой вещи, как натуральный мир.

Бегло осмотрев вошедших, он опустил взгляд обратно на лежащие перед ним бумаги и тихо произнёс:

–

Вы, господа, можете идти. Интеллигент не собирается устраивать мне неприятности.

Хм, уже и следователь знает моё прозвище. Бойцы друг за другом пошли к двери, один только Малый немного задержался и, наклонившись ко мне, тихо сказал:

–

Ничего не бойся!

Я, в общем-то, пока ни о чём и не переживал, но сообщать об этом ему не стал. Когда Малый, наконец, закрыл дверь с той стороны, следователь посмотрел на меня и кивком указал на стул. В то время, как я садился, он начал, собирая бумаги в толстую пластиковую папку, быстро бегать по мне своими цепкими бледно-зелёными глазами.

–

Документы есть?

Я достал из кармана пластиковую карту и положил на стол. Скользнув по ней буквально краем взгляда, он внимательно посмотрел на меня.

–

Муховский, значит!? Очень интересно! Мне передали, что Вы потеряли память, и как следствие, не знаете своего имени!? – он на секунду замолчал.

Я понял, что отвечать на его реплики не нужно.

–

Так вот, я Вам скажу: Вы не Муховский. – при этих словах он ещё яростнее вцепился в моё лицо глазами.

Меня, однако, его заявление нисколько не смутило. На своё имя человек откликается всем телом, на уровне рефлексов. Но я ничего не чувствовал при слове «Муховский», так что о том, что меня зовут по-другому, я уже и сам догадался. Тем временем, следователь продолжил:

–

Я говорю Вам это с полной уверенностью потому, что с гражданином, чьи документы Вы очень искусно попытались подделать, я знаком лично. Был знаком. Он погиб под одним из куполов. – следователь сложил руки в замок, всем телом опёрся на стол и, сверля меня глазами с нарастающим усердием, продолжил. – Этот человек имел высший уровень доступа к государственным тайнам. Логично предположить, что Вы, прикрываясь этой картой, пытались узнать что-то, чего Вам знать не положено. Иначе, зачем она Вам нужна!? То есть Вы пытались совершить преступление, а может, и совершили. Я правильно рассуждаю? – Вполне – мне ничего не оставалось, как согласиться с ним. Не только потому, что его слова звучали логично, но и потому, что я чувствовал, что способен на такое… преступление. – Мы живём по законам военного времени. – следователь расслабился и откинулся на спинку кресла. – Но тайны до сих пор остаются тайнами. Мне придётся Вас арестовать до выяснения обстоятельств дела. – он улыбнулся. – Расстрелять, конечно, не расстреляем, потому что… потому что Вы сами понимаете, в каком положении Мы находимся. – он аккуратно провёл двумя пальцами по пятнам от пищевого инъектора. – Большинство из Нас давно забыло законы реальности. Некоторые даже через дорогу перейти не смогли бы, а воевать с машинами… В общем, Нам важен каждый. Тем более, такой… живой, как Вы.

Он нажал кнопку где-то под столом, и в дверях у меня за спиной тут же возник шумный мрачный боец.

–

Отведи Интеллигента в пекарню и дай ему какого-нибудь робота, он, кажется, в них разбирается. – следователь перевёл взгляд на меня. – Вдруг что-нибудь полезное узнаете, пока под арестом будете. Там, память, может быть, или слабые места в конструкции. У Нас, просто, совсем инженеров нет. – он подмигнул мне и пояснил ход своих мыслей. – У Вас полный портфель всяких электротехнических инструментов. У меня, как у порядочного следователя, имеется большое количество имплантатов, среди которых спектральный анализатор. Рентген, другими словами. Так что не удивляйтесь!

Меня это, в общем-то, с толку и не сбивало. Я знал, что у полицейских и им подобных так же имеется очень чувствительный анализатор электромагнитных полей – они могли почти что читать мысли. По крайней мере, определить, лжёт человек или нет, они точно были в состоянии. Разумеется, некоторые умельцы и такие системы научились обходить, однако настораживало меня совсем другое: слишком уж быстро и просто прошёл разговор с такой дотошной, по определению, персоной, как следователь. Я ждал совсем другого…

Угрюмый боец с длинными засаленными волосами, грязным лицом и неухоженной одеждой повёл меня по улице. При этом автомат из рук он выпустил, оставив его болтаться на ремне, а мутные глаза уставил себе под ноги. Виртуальщик.

Ему даже в голову не приходило, что я могу напасть на него, отобрать оружие и устроить здесь бойню. Он был слишком погружён в воспоминания о несуществующих мирах, в которых возможно всё. Те счастливые минуты теперь отражались горькой печалью на его лице, заставляли страдать в два раза сильнее. В такой тяжёлой ситуации и приятные воспоминания – отрава. Для солдата он был слишком неживым, у них какая-никакая подготовка всё же имеется. А этот давно расклеился. Судя по всему, оружие теперь выдавали всем, кто способен его держать.

Мы подошли к зданию, над большими, некогда стеклянными, дверьми которого висела крупная эмблема с надписью «Пекарня Месье Патиссье». Знакомое название. Компания старше меня – это точно. Я как следует утвердил эту мысль в голове, чтобы не забыть, и молча вошёл в строение вслед за мрачным проводником. Внутри фабрика выглядела, почти как новая, только осколки стёкол и осыпавшаяся штукатурка тонко намекали на то, что зданию этому посчастливилось пережить не одну бомбардировку.

Боец завёл меня в сравнительно большую комнату, в которой, судя по размерам кондитерских автоматов, пеклись торты. Закрыв за мной дверь, он глухим безжизненным голосом озвучил мне мои права:

– Пекарню можешь включить, если есть хочешь. Вода там тоже есть. Робота сейчас принесут.

Я уже начинал радоваться тому, что меня арестовали: тихо, спокойно, еда, вода есть. Можно немного расслабиться и здраво оценить сложившуюся ситуацию. Я подошёл к авто-пекарне. Устроена она оказалось элементарно, так что уже через несколько минут я вовсю налегал на торт. Правда, вскоре мне пришлось остановиться – слишком уж сладкие ингредиенты мешали эти автоматы – прямо горло перехватывало. Открыв шкафчик оператора, я обнаружил чай в пакетиках. Вода в автомате была достаточно горяча, чтобы заварить его, так что я смог продолжить обед. Очень даже неплохой арест получился.

Покончив с тортом наполовину, я заставил автомат напечатать мне бумажную упаковку. Несмотря на то, что текст был очень мелким, а глаза у меня натуральные, я без труда нашёл интересующую меня строчку: «ТМ «Месье Патиссье" г. 1999-2039». Значит, сейчас 2039-ый год. Я точно помнил, что бренд старше меня, то есть мне вряд ли больше тридцати пяти лет. Малый сказал, что я чист, как стекло – получается, омолаживателей в моём организме нет, и моя молодость абсолютно натуральна. Наверно, мне, и правда, около тех двадцати восьми, на которые я себя ощущаю. Странно, что в мире, полном возможностей имплантирования, я ни разу этими возможностями не воспользовался.

От этой идеи в голове у меня начали урывками возникать какие-то споры о пользе имплантатов и об отказе от них. Похоже, память медленно возвращалась ко мне. Лиц и имён я вспомнить не мог, но смутных теней в мыслях крутилось всё больше. В прошлой жизни я, как мне начинало казаться, был активным противником киборгизации.

Но что же роботы? Они восстали и, надо понимать, по всему миру. Они не уничтожают припасы, в которых остро нуждаются люди, и это противоречит здравой логике. Или… Может, те люди в чёрных костюмах защищают склады? Судя по всему, арестовавшие меня и ниндзя с крыши соседнего здания – это разные фракции. На спецподразделение вторые не похожи: такое количество холодного оружия обычные солдаты не используют.

И гелиевая винтовка, она слишком дорога, чтобы давать её даже элитному бойцу. Эти люди более, чем профессионалы. Фигуры у них у обоих спортивные, не такие, как у обычных людей, с их наполовину атрофировавшимися от постоянного сидения в виртуальных моделерах телами. Но, если эти ниндзя охраняют склады, то почему они не сотрудничают с теми, кто, так сказать, приютил меня? С другой стороны, если они не сотрудничают, то почему позволяют опустошать склады? Что-то здесь было совсем непонятное.

Из раздумий меня вывел скрип металла. Дверь открылась и в комнату вошёл уже знакомый мне Амбал. За собой по полу он волок антропоморфного робота, на удивление, целого. Ни сказав ни слова, а только сочувствующе посмотрев на меня, он бросил бота и, закрыв дверь, тихо удалился.

Задумчиво посмотрев на машину, я стянул со стола свой портфель, который, как ни странно, мне оставили, и твёрдо решил взяться за мёртвого антропоморфа. Не столько ради благополучия этого гуманистического сопротивления, сколько из личного интереса.

Не без труда сняв с робота цельный добротно прикрученный шлем, я подключил планшет к «мозгу» и начал расшифровку хранящейся в нём информации. Теперь уже я нисколько не сомневался в том, что до потери памяти работал с машинами. Я знал, что данные из головы бота нельзя просто взять и прочитать. Это виртуальная нейронная сеть, модель органического мозга, в которой информация хранится с помощью комбинаций активных весов – электронных переменных характеризующих нейроны и синапсы, их связывающие. В голове машины нет картинок или звуков, только бесконечные цифры. И на то, чтобы понять, что они означают, нужно немало времени. Сначала проводится подача сигналов по каналам сенсоров и оценка реакции робота на симулированные внешние раздражители. После реализации трёх миллионов образов, достаточных при работе с простым роботом, начинается поиск комбинаций нейронов, одинаково активируемых при разных раздражениях. Так рассчитывается ассоциативность мышления машины, которая затем сравнивается с шаблонами мышления человека и примерной моделью мозга, построенной, исходя из данных об окружающей среде машины и её возможном опыте. После этого можно с точностью до шестидесяти процентов определить, что знает и что помнит машина…

Пока компьютер занялся всеми этими расчётами, у меня появилась возможность двинуться дальше. Я начал искать следы вмешательства, которые привели к отключению машины. Долго мучаться не пришлось: маленькое отверстие с, будто отшлифованными, краями зияло в идеально ровной поясной пластине – самом выгодном для выстрела месте.

Я взялся за отвёртку и начал разбирать корпус. Это оказалось не таким уж простым занятием – робот и впрямь был собран не людьми. Материалы, размеры, типы креплений, детали – буквально всё было нестандартным, но, как показывал опыт, гораздо более надёжным, чем в случае с человеческими творениями. Мне понадобилось не менее сорока минут на то, чтобы добраться до интересовавшего меня места.

Достаточно ёмкий энергоблок машины был абсолютно цел, чего нельзя было сказать о штекере подключённой к нему шины питания. Он был разорван в клочья.

Идеальный выстрел! Даже под завязку напичкавшись имплантатами попасть в штекер, закрытый корпусом, да ещё с расстояния и, наверняка, в движении, очень трудно. Но особенно интересен был тот факт, что в поясе робота не осталось ни следов пороха, ни оплавленных краёв, ни самой пули – стреляли из гелиевой винтовки.

Маленький коллайдер в этом оружии разгоняет облако ионов гелия, которые на практике оказались гораздо опаснее пуль. Газовый заряд, несущийся почти на световых скоростях, не просто режет плоть, он вышибает её с неимоверной силой. Даже танк не способен уберечь от такой пули – гелий прошивает его стенки от одной до другой, как бумагу. Проблемы с этим оружием было две: космическая дороговизна и чрезмерно жёсткие требования к эксплуатации… Достаточно неплохие познания в оружии для робототехника…

Похоже, стрелявший отлично разбирается в устройстве роботов: вместо того, что выпускать целую гору пуль, он пробил штекер питающей шины, обесточив центр управления всем телом антропоморфа. Он знал, что, попав в сам аккумулятор, не отключит источник энергии, а только повредит его. Робот в таком случае не потерял бы функциональности, а продолжил бы работать на уцелевшей части батареи. Умно. Интересно, использовал он рентген или стрелял наверняка, не видя самого штекера!?

Постепенно ко мне в голову пришла совсем другая мысль. Робот, очевидно, подстрелен тем ниндзя, который стоял на крыше, но доставили мне его простые солдаты. Получается, люди в чёрных костюмах – это представители тех, кто меня арестовал… Что-то здесь, всё-таки, не вязалось. Ниндзя слишком отличались от моих пленителей – они однозначно из другой лиги.

От запаха сливочного крема меня уже начинало мутить. Он делал воздух каким-то жирным, тяжёлым, и даже полностью выбитые стёкла на окнах не могли разбавить атмосферу в комнате. Я посмотрел на монитор планшета: дешифровка будет продолжаться ещё несколько часов. Стоило отдохнуть. Не решаясь спать на полу, я взобрался на один из столов и закрыл глаза…

Тут в комнате раздался громкий протяжный писк. Я поднял веки. Казалось, прошло всего мгновение с того момента, как я лёг. Однако, судя по оранжевому свету солнца, резко для меня сменившему серость прошедшего ливня, проспал я не один час, и на дворе уже стоял вечер.

Снова этот пронзительный писк. Теперь я вспомнил, что он означает – попытка взлома. Осознав сие, я вскочил со стола и схватил планшет. Робот, которого я подключил к компьютеру, пытался перегрузить буфер устройства, считывающего информацию из его мозга. Невозможно! Это всего лишь покрытый новой бронёй ассистент какого-то слепого, у него не может быть знаний о методах взлома компьютерных систем, особенно, в таких условиях! Тем не менее, планшет был абсолютно уверен в том, что бот проводит кибератаку. Медлить нельзя, похоже, машины и так сильно поумнели за последнее время. Подскочив к антропоморфу, я с силой выдернул шнур из его головы. Внутри машины что-то недовольно щёлкнуло. Планшет замолк. Немного постояв, чтобы оправиться от неожиданно возникшей проблемы, я открыл результаты анализа.

Большая часть данных так и не расшифрована. Что ни говори, а роботы молодцы, даже над своим мышлением успели потрудиться – слишком долго и неравномерно шло декодирование.

Вдруг дверь в комнату распахнулась, и внутрь шумно вбежала пара вооружённых бойцов, немного потерянных, но, похоже, готовых к решительным действиям. Увидев меня, один из них громко крикнул:

–

Не двигаться! – и наставил на меня автомат.

Второй, менее расторопный, неуклюже задев плечом дверной косяк, подбежал ко мне, выхватил планшет и уставился на экран. Как и следовало ожидать, он даже и близко не понял, чем я был занят. По этой или по какой-то другой причине он бросил аппарат на стол и, подлетев к давно уже отключённому роботу, считая, видимо, что от него исходит какая-то опасность, начал стрелять в него. Грохот в небольшой, почти пустой, комнате поднялся такой, что я невольно закрыл и глаза, и уши. Стрелял этот неуравновешенный долго, до тех пор, пока не выпустил весь магазин. Не очень-то успокоившись, он достал второй рожок с явным намерением опустошить и его, но тут в дверях возник следователь, который громким окриком остановил его:

–

Хорош! Ты успокойся, Соляный!

Боец с покрывшимися от волнения красными пятнами щеками обернулся к Нам. – Попытка передать информацию была сделана не роботом. – зловеще улыбнувшись мне, следователь торопливо вышел из комнаты.

В ушах у меня всё ещё звенело от дикой пальбы, устроенной этим Соляным, так что я не сразу понял, что имелось в виду, но тут голос из коридора мне пояснил:

–

Теперь, Интеллигент, Мы Тебя расстреляем!