Глава третья

Спустя неделю Степана ждало чудо. Устанавливая очередной железный столб в яму, он услышал откуда-то издалека:

– Грека! Тебя две девчонки ждут.

Не послышалось. И гадать не приходилось. Илона и сестра. Столба с ямой как ни бывало.

Он нашёл их перед КПП.

– Чем вас кормят? – первым делом после объятий по-взрослому осведомилась Виктория.

– Мечтами, – вздохнул Степан.

– Мечты материализовались, – вступила в разговор Илона. – Бери сумку, солдат. Мы еле дотащили её вдвоём.

Путь в казарму выдался на редкость оживлённым. Весть о гостьях с быстротой молнии облетела часть и кругом стало зелено от хаки – армейской молодёжи с диким жадным блеском в глазах. Вчерашние пацаны, оторванные от вольной жизни долгом перед Родиной, сбежались пережить миг встречи с ней наяву.

Виктория шла впереди, открыто и по-детски получая свою долю внимания и от души купаясь в нём. Илона тушевалась, стараясь выглядеть как можно более незаметно.

– Ой, Стёпа, – прошептала она, проходя мимо большой группы солдат, – что-то мне не по себе. Смотрят как кровожадно, будто людоеды.

– Не бойся, – поспешил он успокоить её. – Между вами море брома. Эту заразу не переплыть. Только смотреть и остаётся.

– Вам дают бром?

– Конечно.

Она взглянула на него. Немой вопрос отразился в её глазах.

– Не беспокойся, – улыбнулся он. – Как видишь – я учусь держаться на плаву.

Она отвернулась и через несколько шагов ткнула его в бок. За слишком грубый солдатский юмор.

– Мама скучает. Прислала тебе письмо. Папа передаёт привет. «Полосатый», как всегда, занят своим огородом.

Лёжа на койке, Вика щебетала без умолку.

Илона и Степан сортировали привезённую провизию, раскладывая её направо и налево – для срочного и длительного хранения.

Закончив сортировку, Степан оглядел всё сказочное пищевое изобилие и, не удержавшись, ухватился за голову.

– Придётся делиться с пацанами. Иначе буду раскулачен.

– Тебе виднее, – согласилась Илона. – Вам вместе жить.

Отсортированные продукты заняли место в тумбочке и походной сумке. Сев передохнуть на койку, Степан посмотрел на взявшую паузу сестру.

– Какие новости на личном фронте? Воспользовалась моим отсутствием?

– Стёпа! – с укоризной произнесла Вика. Спохватившись, сунула руку за пазуху, повозилась и вытащила маленький плеер с наушниками.

– Смотри, что я купила! За те деньги, что ты мне дал. Помнишь?

– Помню.

– Спасибо тебе. У меня с собой «Моден Токинг». Хочешь послушать?

– Не больше одной песни. И то – если потом заслушать «Бон Джови».

– «Бон Джови» нет, – вздохнула Вика.

– Тогда не надо, – отмахнулся Степан. – Один «Токинг» не по мне, слишком сладок на слух, слушай сама.

Следуя словам брата, Вика надела наушники и, увлёкшись музыкой, затихла.

Степан устремил взгляд на Илону, ясный и открытый, стремясь разглядеть в её глазах одно небо на двоих. Увидел море.

– Бром, Стёпа, – улыбаясь, объяснила Илона. – Бром. – И поджала ноги под себя, притворяясь неуловимой русалкой.

Подобное поведение не охладило пыл Степана. Искра за искрой пламя страсти охватило его, обещая сжечь дотла, но одолеть любое море.

Пришло время прогуляться. Они вышли из казармы, прихватив с собой сумку с продуктами, и направились в лес. Подальше от людского внимания.

Небольшая заросшая травой поляна. Едва устроившись, Степан похлопал себя по карманам и, изображая сожаление, произнёс:

– Курева нет.

Хитрым глазом глянул на сестру.

– Вика, будь другом! За казармой офицерское кафе, сбегай, купи сигареты. – Он вытащил мелочь из кармана. – Пачку «Родопи».

Вика подняла брови, перевела вопрошающий взгляд на Илону.

– Отставить, – немедля отреагировала та. – Разве можно менять курево на братскую любовь? Любовь дороже.

Степан сорвал травинку, сунул в рот и, жуя, поднял глаза в небо. Девчонки затаили дыхание. Ах, какая досада эта любовь!

Разжевав травинку в полном молчании, Степан сплюнул.

– Свидание у меня, – решительно заявил он. – Делим любовь пополам. Вика, погуляй немного.

На сей раз обошлось без уловок. Вика заговорщицки улыбнулась Илоне. Ни слова не говоря, поднялась и повернулась лицом к чаще.

– Далеко в лес не уходи, – бросил ей вслед Степан.

Они остались наедине.

– Привет, – прошептал он.

Илона насмешливо взглянула на него.

– Мне кажется, я слышу настоящего мужчину?

Вместо ответа он обнял её, крепко-крепко, за все дни разлуки, насладился долгим поцелуем и увлёк за собой в траву.

На лужайке кипела работа. В поте лица своего трудилась вся бригада. Выбрав место почище, Степан и его спутницы остановились.

– Эй, – крикнул он, – братья по разуму, обезжиренные!

Бригада, отзываясь, бросила работу. Смущённо улыбаясь, двинулась навстречу. Последним, вслед за всеми, подошёл Боронок. Впечатлённый, пожал руку Илоне, затем Вике. Удерживая ладошку девушки дольше положенного, засмотрелся на неё, словно ища отличия от брата. Вогнал девушку в краску.

– Эй, – отвлёк его Степан, – смотри, сколько еды – ешь не хочу. Угощайся!

Угощение было разделено на всех. Хотя бригада отобедала, принесённые в сумке припасы растаяли буквально на глазах, без следа.

День постепенно подходил к концу. Обеспокоенный близостью вечера, Степан решил ускорить отъезд девушек и проводить их ещё засветло.

Они прощались, стоя перед КПП. Из окна, ничуть не стесняясь, опершись на подоконник, на них глазел дежурный офицер.

– Переводишься? – спросил Степан Илону.

– Да. Все документы уже сдала, собеседование прошла. Буду врачом. – Присмотревшись, она стряхнула с его плеча несколько своих волос.

– Изменщица.

– Зато буду всё знать про тебя, как ты устроен, чем живёшь и дышишь.

– А сейчас разве не знаешь?

– Тсс, – приложила палец к губам Илона. – Мы не одни.

Степан покосился на сестру. Ушки на макушке. Предупреждение прозвучало вовремя.

Пришёл момент расставания. Долой слова и границы. Любовь делилась в открытую на троих.

Несмотря на близкое родство, Виктория не была копией красавца брата. Она родилась его тенью. Однако постепенно с возрастом в ней росло и формировалось женское начало, цельное и настоящее, способное сиять самой внутренней красотою. Отражённым светом своего начала возвращалась Вика домой. Одна из настоящего женского рода. Земная красавица.

– Лёша! Виктория звонила с вокзала. Они вернулись. Через полчаса подъедет к дому. – Переговорив с дочерью по телефону, обрадованная мать поспешила в гостиную.

Отец лежал на диване, смотря телевизор.

– Через полчаса? – переспросил он. Взглянул на часы. – Ночь на дворе. Лягушка-путешественница. Надо идти встречать.

– Иди, – согласилась мать.

Управившись с маминым ужином и держа большое яблоко в руках, Вика с ногами забралась на диван.

– Ну, рассказывай, как наш Стёпа, – подсела рядом мать.

– Нормально, – сказала Вика, кусая яблоко.

– Рад был видеть тебя?

– Да.

– А девушку свою?

– Илонку? Ещё бы! Она ему такую сумку еды собрала… Вот! – раскрыла она руки.

– Свадьба скоро? – спросил отец.

– Я не знаю.

– А вы всё время рядом были? – поинтересовалась мать.

– Конечно. От начала и до конца. Там все на виду, никуда не скроешься, даже если очень захотеть. Стёпке даже едой пришлось делиться, а то неудобно. Друзья у него хорошие. Один такой…

Вика остановилась, пытаясь найти точное определение.

– Большой. Мне кажется он сильнее всех. Даже нашего папки. Точно. Если бы вы встретились, он бы тебя одной левой…

– Мне бы его года, – взволновался отец, – тогда бы померились силами.

– Ладно, ладно, – вмешалась мать, вставая на защиту мужа. – Заговорились, поздно уже, сейчас мы папу уложим, а с тобой, Вика, ещё на кухне поговорим.

За полночь, когда сил разговаривать уже не осталось и Виктория начала потихоньку ронять голову вниз, мать встала и принялась убирать на столе. Остатки ужина, блюдце с застывшим вареньем, недопитый чай. Мельком глянула на дочь.

– Спать сегодня будешь как младенец, – с улыбкой сказала она.

– Ага, – потягиваясь, зевнула Вика.

– И хорошо, что съездили. Стёпка как-будто снова рядом с нами.

Родная уютная постель. Виктория засыпала. Улетали прочь сосны, ели, берёзы, мелькали чужие и родные лица… И вдруг, затмевая вся и всех, объявился он. Большой. Сказочный герой, молвящий сквозь время и пространство:

– Спокойной ночи!

Мать Илоны была из тех женщин, которые никогда не стареют. Возраст был не властен над ней – с годами она становилась ещё краше и привлекательней.

Со своим мужем, отцом Илоны, она рассталась ещё когда та была ребёнком. С тех пор они практически исчезли из жизни друг друга. Через общих знакомых до неё доходили слухи о его отъезде за границу, работе якобы в торгпредстве и даже новой семье. Она была бы рада, если бы эти слухи оказались правдой. Их совместная жизнь не сложилась, но каждый имел право на счастье. Своё счастье она нашла в дочери и работе. Хирург. Женщина на страже чужих жизней. Гроза отчаяния и боли. Днём и ночью. Коллеги-мужчины, боготворя, готовы были пасть к её ногам при первом удобном случае. Однако случай не предоставлялся. В этой жизни её выбор был определён. Ею самой и, как она полагала, судьбой.

Тихим поздним вечером маленькая кухня двухкомнатной квартиры в старой кирпичной пятиэтажке на улице с радужным названием Благодатная была полна света.

Илона сидела перед матерью. Они пили чай.

– Что, доча, съездили?

Илона зажмурилась.

– Ой, времени не заметила. Будто слетали.

– Нравится он тебе?

– Да.

– Не торопись говорить ему об этом.

– Он знает.

Мать внимательно посмотрела на дочь.

– Нетрудно было догадаться. – Пригубила чашку. – Что-же, тогда в добрый путь.

Илона готовилась ко сну. Живой Стёпа стоял перед глазами. Исхудавший, растерянный, с улыбкой до ушей. Первые минуты встречи. Перед поездкой она решила, что не даст ему никакого шанса пустить руки в ход. Железная решимость и опора в виде Вики были на её стороне. Она готова была держаться. Кто знал, что вид, запах и тепло любимого окажутся сильнее…

Постепенно вокруг лужайки рос частокол железных столбов. Рыбкину не терпелось увидеть хотя бы фрагмент будущего вольера и он велел как можно скорее приварить к столбам несколько рам из сетки. Пирамида рам лежала в полной готовности неподалёку. Пока бригада обедала, двое взялись за работу. Сняв с верхушки пирамиды раму, Боронок понёс её к двум столбам, где наизготовку в амуниции сварщика замер Грош.

– Как варить начну, ты на сварку не гляди, – предупредил Грош. – А то неровён час – схлопочешь зайчика.

– Что за зверь?

– Раз-два слепанёт, потом слезу будет сутками вышибать – такой вот зверь.

Боронок примкнул раму к столбам и, держа её на весу, послушно отвернулся.

Грош опустил маску, чиркнул электродом по столбу, высекая искру, и удовлетворённый, принялся за дело.

Сварка длилась минуту-две, как вдруг Боронок, казалось, слившийся единым целым с железом, встрепенулся.

– Слушай, Грош, кажется, лихорадит меня.

– Чего? – спросил Грош, не прерывая сварки.

– Трясёт, говорю.

– Это ток. Так и должно быть. Сыро вокруг. – Грош прервал работу. – Выравняй-ка раму чуток, – скомандовал он.

Боронок исполнил команду. Решив помочь рукам, в качестве дополнительной опоры подсунул под раму ногу. Вспышка, разряд и сильная конвульсия сотрясла его с пят до головы.

– А-а-а! – закричал он, едва удерживая раму.