5.

Старший лейтенант НКВД Константин Мосин, следователь Выборгского района Ленинграда, срочно был откомандирован в Клайпеду с отрядом войск НКВД для расследования гибели участкового уполномоченного Николая Прокопенко. С Николаем их связывала давняя дружба с детства. Выросли они в 56м детском доме Выборга, оставшись без попечения родителей или родственников. Костя помнил, что ребёнком он жил с родителями в большом деревянном доме в деревне, что у отца была своя мельница, своя конюшня с лошадьми, с которыми он маленьким любил общаться и кататься на их спинах крепко держась за гриву. Помнил, что этому его учили его старшие братья, вот только ни имён, ни своей фамилии он не помнил и деревню то же не знал. Помнил одно, что пришли люди в кожаных чёрных куртках и стали всё отбирать, а их сажать на большие подводы и увозить куда-то. Потом мама лесу спихнула его с телеги и сказала: «Беги, сынок». Он плохо помнил куда и зачем бежал, потом его нашли в лесу чужие бабы и привели в какой—то дом. Так он оказался в детдоме. Со временем память стёрла все воспоминания. Он твёрдо был уверен в том, что выбрал правильную дорогу в жизни. Учёба ему давалась легко, уже в седьмом классе он вступил в комсомол и стал активистом.

Коля Прокопенко попал в детский дом чуть старшим и помнил своих родителей, фамилию и имена папы и мамы. Папа и мама были учителями в духовной семинарии, отец читал словесность, мама арифметику и математику. Но их в чём—то обвинили и вывезли в Сибирь, а его отправили сюда в Выборг. Став по старше его заставили отказаться от родителей, но фамилию оставили прежнюю. Мальчики были совершенно разные Костя – огонь, Коля слабо текущая вода. Но что—то их всё же связывало между собой. Была какая—то тайная совместимость их душ. Их дружбу заметили и наставники детского дома. Если они по какой—то причине не виделись больше дня, оба не находили места, за—то встречи были тёплыми, но на минуту и тут же мальчики могли вступить в какой-то спор между собой. В школу НКВД поступали оба. Костя прошёл с первого раза, а Николай не выполнил что—то по спорту и его не принимали. Тогда и Константин пришёл забирать документы. Спас их дружбу комиссар школы. Выслушав парня, он поднял документы Коли и сразу сообразив, что он хороший ученик, внёс предложение и мальчики не расстались. Три года пролетели как миг и в июне 1939 года два лейтенанта получили направления на службу. Костя остался в своём Выборгском районе следователем, а Коля распределился в Кировский район на должность оперуполномоченного ОУР по борьбе с бандитизмом. Служба у обоих шла нормально. Костя мигом усвоил все правила следователя и выполнял свой план, а Коля ловил преступников по старым дворам Ленинграда и радовался каждой общей победе над ними. Началась Зимняя война с Финляндией и Николай Прокопенко в составе своего отдела принимал участие в ликвидации диверсантов.

Летом 1940 года Литва вошла в состав СССР, как союзная республика. Не всё было спокойно с её вступлением, хотя и кровь там не пролилась, положение было крайне тяжёлым. Коля попал в списки откомандированных в Литву для установления Советской власти на местах и коллективизации сельского населения. Получив предписание и все документы, он приехал к другу в его общежитие чтобы по прощаться. «Знаешь, Костик, у меня такое предчувствие, что мы больше не увидимся с тобой, мой единственный друг и брат» сказал Коля. Парни сидели за столом один на против другого и глядели друг другу в глаза. «Мне кажется, что там тихая война идёт. Это не та, где я был не так давно. Это война со спины.» «В каком смысле со спины? Ты думаешь, что наше государство их силой заставило войти в состав СССР?» возмутился Костя. «Думаю, да». «А ты не думай, выполняй свои обязанности и всё» «Так и будет». Обнявшись, ребята расстались. Не хороший осадок остался на душах обоих друзей. «Пиши мне, Коля. Всё пиши, что можно конечно» «Добро, и ты пиши. Прощай друг».

Весть о гибели друга сильно поразила Константина. Он узнал, что готовят группу для расследования этого случая и придя к начальнику следственного отдела в жёсткой форме предложил свою кандидатуру. Отряд с 25ти солдат войск НКВД, двух сержантов и только что получившего звание старшего лейтенанта следователя Константина Мосина, выехали по месту требования приказа.

Холодная осенняя Литва встретила их не приветливо. В районах практически отсутствовало руководство всех уровней ещё не приступившей к своим обязанностям новой власти. Люди жили сами по себе, власть сама по себе. Только—только зародившиеся колхозы были распущены, возникали очаги сопротивления, активнее стали и немецкие диверсанты. На большом и старом погосте поселения Кельма появились первые две могилки с красными звёздами на деревянных памятниках. Костя стоял на против могилы друга, скупая мужская слеза не давала покоя, стараясь вытечь с глаза офицера. «Друг мой, я клянусь найти и уничтожить тех нелюдей, которые забрали твою молодую жизнь и поступили с тобой так жестоко» тихо проговорил следователь свою клятву другу.

Утром следующего дня силами солдат НКВД начались облавы на дорогах, обыски по хуторам. Первое, что сделал Костя—выставил пост активистов на въезде в поселение, дав им все полномочия и вооружив винтовками. Они могли арестовывать всех, на их взгляд, не благонадёжных граждан и доставлять в милицию поселения для дальнейших разбирательств. При сопротивлении аресту они могли стрелять на поражение. Но покуда это ни к чему не привело. Хутор Януке, да и сам хозяин с его угодливой улыбкой и старорежимными поклонами и обращениями понравился молодому следователю. Здесь было как—то всё по-домашнему. Всплыли старые детские воспоминания, отрывки очертаний родственников и самое главное Герда напомнила ему его маму. Но служба есть служба и он выставил наблюдателя, который, впрочем, ничего не сообщил интересного и Мосин решил оставить пока этот хутор в покое, размышляя хоть иногда приезжать к радушным хозяевам поесть домашнего, да взять что-то с собой. Отряд разместился в большом доме зажиточного литовца на самом краю поселения, выселенного со всей семьёй и вывезенного в Сибирь. В большом деревянном, тёплом доме сбили несколько рядов нар и привезя с Шауляя матрацы и постельное бельё устроили что-то вроде казармы. У входной двери сидел часовой—дневальный с автоматом ППШ. Костя разместился в маленькой, без окон комнатке, служившей видно прежним хозяевам чем—то в виде кладовки. Для него нашли железную кровать с сеткой. В другой, такой же маленькой и без окон комнатке разместили оружие набив в стены гвоздей для того, чтобы оно просто висело на ремнях. Здесь же стоял и пулемёт Дегтярёва, и ящики с патронными цинками. Получилось вроде бы не по уставу, но удобно. Каждый день отряд выходил на задания, которые придумывал следователь.

Жестокая расправа над постом, зверское убийство троих активистов сильно покачнуло доверие к Советской власти, да ещё и бой с немецкими диверсантами подлил масла в огонь. Костя чувствовал, что у него нет опыта и слабо всё получается, но клятва, данная им на могиле друга перевешивала неудачи. Приближался праздник Великого Октября, который местное население будет отмечать впервые. Утром 7го Ноября пошёл сильный снег с дождём. Не большой морозец превратил сразу все дороги в сплошной каток. Константин принял решение дать личному составу сегодня выходной, приготовить горячий обед и ужин и просто привести себя в порядок. Солдаты восприняли всё с благодарностью. Ничего не предвещало беды. В хорошо натопленном большом доме повар готовил на печи обед по всем правилам, солдаты грели воду и приводили себя в порядок. Кто– то стирал форму, кто просто лежал на своём месте давая телу отдохнуть от походов по лесам и болотам. Первый и единственный выходной.

6.

Погода способствовала лесным братьям. Шёл сильный снег с дождём, болото немного промёрзло и можно было выводить немецкую группу в помощь отряду сопротивления. Януке с сыновьями решили этой ночью напасть на казарму с солдатами и уничтожить всех пришлых завоевателей. Но силы были не равные. Януке ушёл на болота за помощью заставив сыновей готовиться к бою. Стараясь идти по подмороженной траве, Януке несколько раз терял равновесие поэтому срубил себе шест. Болото подмёрзло и идти было на много легче. Через два часа пути он вышел к своей сторожке. В окнах горел свет, чего он не допускал днём, будучи экономным хозяином. Юрис что-то чистил в сарае. Завидев хозяина, он радостно замычал и побежал на встречу. «Бедный, безобидный телок» подумал про себя Януке здороваясь с парнем. «Где гости?» спросил хозяин. «У, у, у,» тыча пальцем в дом мычал Юрис. «Все?», Парень мотнул давно не стриженной головой в знак согласия. Януке вошёл в горницу. Гости сидели вокруг стола и играли в карты. Офицер мирно спал на своём месте. Все, как по команде поднялись и приветствовали пришедшего. Встал и офицер. Пожав руку Януке, он спросил: «Что нового? Не прибыли ещё братья с города?» «Пока нет, ждём сын там тоже» «Что тебя привело, старик?» спросил офицер, подкуривая огрызок сигары. «Господин офицер, я прошу Вас оказать нам помощь. Мы хотели бы сегодня напасть на русский отряд прямо в доме, где они устроили себе казарму. Погода для этого просто исключительная, сегодня у них какой-то их большой праздник и они отдыхают. Ворвёмся и перекрошим их всех сразу.» закончил озвучивать свою просьбу хозяин. Офицер повернулся к игравшим солдатам и позвал: «Хельмут, ком» Это было первое имя, которое услыхал старик от гостей. «Вот нам предлагают перебить сегодня отряд НКВД прямо в казарме. Ведь сегодня их главный коммунистический праздник. Вот мы и поздравим их» «Стрелять не будем, как уснут перебьём шомполами» ответил Хельмут. «Ты сможешь провести нас по такой погоде?» «Да, мы можем выдвигаться прямо сейчас по видному. Пойдём к нам на хутор, с него по темну до казармы, потом снова на хутор, а утром я отведу Вас назад сюда» проговорил Януке. «Всё, всем общий сбор, через четверть часа выходим» уже жёстко отдал приказ всем офицер. Никто не сказал ни единого слова, молча встали, оделись, проверили оружие и выйдя на улицу построились в одну шеренгу. Лица все суровые, каменные и глаза– это не людские глаза, а зимнего голодного волка готового убивать всё, что только попадётся на его пути. Януке учился сам организовывать и командовать. Он не был никогда в армии и военному делу обучен не был. А вот пришла пора, когда в место мирного крестьянина—хуторянина, который кормил свою страну выращенным своими руками, на своём личном поле хлебом, молоком, мясом и мёдом, приходилось стать воином, чтобы всё это защитить для своего рода и будущего поколения. И теперь не важно добрым ты был или злым, ты шёл убивать себе подобных, за своё добро, за свою веру, за свою жизнь. Так было всегда, или ты или тебя.

Отряд прошёл болото и без проблем дошёл до дома Януке со стороны леса. Хозяин хутора внимательно по смотрел на висевшие штаны. Они показывали, что дом свободный. За забором стали визжать, узнавшие хозяина, собаки. «Пошли» тихо скомандовал Януке. Отряд тихо ступая вошёл в большой двор заперев за собой калитку в заборе. Расположив солдат в большой комнате, он попросил своих женщин накормить отряд горячим обедом. Герда закрутилась у печи, ничего страшного не было, подумаешь шесть лишних ртов, кормили и больше народу сразу, но тут было совсем иное, это были не просто гости, это немцы. Ядвига чистила картофель, Стасис принёс с подвала окорок и всунул его в печь разогревать. По дому сразу же пошёл вкусный запах. Солдаты зацокали языками. Они уже разделись и умылись с дороги, а теперь ловили ноздрями запахи будущего обеда тихо разговаривая на своём языке между собой. Уже варился картофель, когда Герда разбила на большую сковороду десятка четыре куриных яиц. С оранжевыми желтками, они смотрелись на сковороде как огромный подсолнух во время цветения. Всё было уже готово, когда Януке спросил: «Господин офицер, может по стаканчику медовки?» «Найн, найн, только после операции, вот вечером, мы надеюсь и по ужинаем у Вас, тогда и пропустим по стаканчику». И опять ни одного возражения словам лейтенанта. Ели шумно, хваля хозяйку и всех присутствующих за щедрость и хороший прием. Офицер позвал к себе детей и извинившись, что одна, достал с нагрудного кармана не большую плитку шоколада, отдал её Раде. «У меня в Германии тоже дочь и сын остались» чуть погрустневшим голосом сказал он. Рада разломила шоколад пополам, отдала вторую часть мальчику и улыбнувшись офицеру сказала: «Благодарю Вас, господин офицер, только не знаю, как Вас зовут» Наступила тишина. Офицер поцеловал девочку в головку и ласково произнёс: «Я тебе обещаю, что придёт время и ты моё имя узнаешь первая, а пока просто нельзя». Дети пошли в другую комнату, а Герда поставила чай, заканчивая обед.

Мелки дождь, наделав гололёда, сменился обильным снегопадом. С грязно—стальных туч не переставая сыпало и сыпало. Погода способствовала задуманному. До казармы НКВД от хутора расстояние около 7ми км. По такой погоде идти больше часа. Вышли в 22часа с расчётом, что пока они придут, все солдаты будут уже спать, а первый сон самый сильный сон. Григонис и Костас шли первыми за тем шестеро разведчиков и завершали движение Януке и Стасис. Отряд был вооружён автоматами, а мстители обрезами и наганами. Хельмут шёл четвёртым в строю и вторым за своим командиром. На посту, разбитом совсем недавно отрядом Януке, никого не было. Шлагбаум со скрипом качался на ветру. Начался посёлок Кельма, вот и дом старого Чауша, выселенного за пропаганду и вывезенного в далёкую и страшную русскую Сибирь. В окнах темно. Отряд собрался вокруг Хельмута: «Слушайте меня внимательно» начал он и старик понял, что он не просто солдат: «Стрелять, значит поднять шум, это только в крайнем случае. Убивать станем шомполами, которые приготовил нам хозяин хутора с сыновьями. Тихо, без шума, подходишь к спящему врагу, подносишь шомпол к его ушной раковине и резко будишь его другой рукой за плечо всовываешь шомпол в ухо. Человек проснувшись кричать не станет сразу смерть. Все всё поняли? Дневального я беру на себя, часового тоже. Всё» «Кто, что не понял?» теперь уже спросил офицер. Все молчали. «С Богом, пошли».

Лезвие большого офицерского кортика вошло в горло дремавшего часового, как в масло перебив сразу гортань и сонную артерию. Парень с треугольниками ефрейтора, умер сразу. Вытерев об него клинок Хельмут тихо подошёл к входной двери и приоткрыл её, но входить не стал. Сквозняк погнал холод и дневальный, что-то бурча себе под нос, вышел чтобы её закрыть. Удар в горло был таким же сильным. Хельмут взмахнул рукой давая команду всем войти и вошёл первым, за ним пять разведчиков вермахта и только потом вошли лесные братья. В коридорчике никого не было. В большой комнате слышен был храп спящих и хрипы умирающих. Януке повернул в сторону оружейной комнаты и в открытой кладовке услышал шорох. Он вошёл туда. На кровати мирно сопя носом спал тот офицер, которому его спине приходилось кланяться. Старик приставил шомпол к его уху толкнул в плечо и с силой налёг на прут.       Что-то внутри головы хрустнуло и стержень вылез с обратной стороны головы испачкав кровью наволочку подушки. Советский офицер даже не проснулся, он был уже далеко, в гостях у своего друга по детскому дому. Януке достал и вытер свой шомпол, вышел с кладовки, ставшей последней спальней чекисту и пошёл в ружейку, где на гвоздях висели автоматы ППШ, у стены стоял пулемёт «Дехтярёва» и самое главное несколько ящиков с патронами. Это сказка, сразу столько автоматов и пулемёт. Можно вооружить уже хороший отряд мстителей. Всё загрузили в кузов, стоящей во дворе полуторки с лавками сидений в кузове. Хельмут сел за руль, Януке рядом показывал дорогу, все остальные в кузове. Стасис хотел всё поджечь, но офицер строго запретил, сказав, что до утра никто не кинется, а за это время мы уйдём. Снег не утихал, сыпал и сыпал. Машину разгрузили во дворе и Стасис с Хельмутом поехали к ещё не замёрзшей Дубисе её топить. Вернулись они за полночь. Все уже спали, плотно поужинав и выпив медовки. Ждали возвращения только Януке с офицером, да жена с матерью. «Всё, утопили не видно, а ещё корочкой возьмётся. Снегом засыпало всё, мы шли, даже колеи не видать до хутора, так метёт» отчитался перед отцом сын, садясь вместе с Хельмутом за стол ужинать. Дело, к которому готовились, было выполнено. Теперь все будут твёрдо знать, что в их районе работает отряд лесных братьев, которые не дадут советам жизни в их родной Литве. Рано утром Стасис с братьями погрузили всё на сани запрягли мерина и повезли в схрон, а Януке ушёл с отрядом на болота. Все ждали гостей с Шауляя.

Удачно добравшись до большого города, Миндаугас его не сразу узнал. Когда—то тихий и спокойный Прибалтийский город с красивым названием Шауляй, в котором на каждом углу были открыты кафе и частные магазинчики, продававшие всё, что только душе угодно, процветала фабрика «Гульбе», текстильные фабрики обществ «Триничай» и «Майстас», завод удобрений «Унион», служили людям институт Торговли, драматический театр, Республиканский педагогический институт, радиостанция, сейчас превратился в город призрак и стоял не убранный, не ухоженный, с закрытыми кафе и магазинами, с кучами мусора под домами на старинных улицах знавших на своих булыжных мостовых поступи великих королей. Но появились и новшества, множество красных флагов на зданиях и ярких расписанных лозунгами, транспарантов.