4

От Петра Иннокентьевича Створкина я вышел в сложном душевном состоянии. С одной стороны, конечно, было искушение забыть все как дурной сон (всякое бывает, как известно). Да ну, о чем тут вообще… устроил, понимаешь… введение в «Игру престолов». Тоже мне…

С другой стороны, маленьким, но настойчивым червячком вгрызался в могучий железобетон стойкого утверждения «этого не может быть» робкий вопросик «а вдруг?». Ну и, конечно, банальное: Who is Mr. Stvorkin? He то чтобы хотелось прямо докопаться до самого дна, но с чего-то же появился такой человек в моей жизни?

Шизофрения, согласно последним научным подходам, ведь не болезнь. Это особенность восприятия мира. Осталось выяснить, какую роль в створкинском восприятии мира играю я. Ну да, ну да, и тот же вопросик: Who am I? Сколько себя помню, пытаюсь на него ответить…

О! Какие ноги!

Чего только не придет в голову внезапно и вдруг. Особенно когда задумаешься о несправедливости мира или озаботишься (нечаянно) смысложизненной проблематикой…

Примерно таким был этот момент: глаза опущены и видят только ниже пояса. Да. В итоге я практически столкнулся лбом с таким же ушедшим в себя прохожим. Поднял виновато глаза.

Передо мной, смущенно улыбаясь, стояла высокая стройная девушка в ярко-красном коротком платье. Класс. Матрица в действии…

– Привет-привет. О чем задумался? – мелодичный высокий голос с сильно выраженным иностранным акцентом вернул меня в действительность.

«А ведь я ее знаю, – подумал я, – Элоиз Маклинн. Пару месяцев назад случайно познакомился».

У нас в университете существует специальная программа обмена аспирантами. К нам приезжают, хоть и нечасто, иностранцы, специализирующиеся на изучении русской культуры. Ну а параллельно ведут курсы английского для наших студентов. Тогда, помнится, она не произвела на меня впечатления.

– Ох, здравствуйте, мисс Маклинн. Извините, я вас не заметил.

– Нет, не извиню! Мало того, что он меня не заметил, так он еще и говорит об этом! И к чему такой официоз? Забыл мое имя?

У мисс Маклинн, несмотря на нерусское происхождение, с правильностью интонации было все отлично: вежливая укоризна, чуть-чуть юмора и, пожалуй, легкая нотка заинтересованности в продолжении разговора.

– Хм-м-м… э-э-э… Элоиз…

– Можно просто Лиза. Так ведь проще, правда?

– Несомненно. Чем мне искупить свою провинность?

– Ну-у-у… можно угостить девушку кофе, например.

В голос было добавлено чуточку колебания, совсем немного, но все-таки достаточно, чтобы дать мне понять: большого интереса нет, но недолгое дружеское общение вполне возможно. Причем обмен интенциями прошел мгновенно и невербально. Стало быть, человек неглупый – как минимум.

Ну что же, как говорится, – «олл райт». Меня это устраивает. Как способ немного отвлечься…

Впечатление от разговора со Створкиным никуда не делось, но эта неожиданная встреча помогла мне очнуться и подумать еще о чем-то. Например, о неминуемой встрече с ректором. Когнитивный шок, вызванный общением со Створкиным, спутал все мои планы. Я забыл даже, зачем я, собственно, приходил к нему. То есть абсолютно. А ведь ректор наверняка ждет меня завтра с деньгами, ну или хорошими новостями о скором их получении.

– Хорошо, – сказал я, глядя на противоположную сторону улицы, – «Шоколадница» устроит?

– Вполне, – ответила она, беря меня под руку «Шоколадница» – небольшое уютное сетевое кафе, которое появилось у нас сравнительно недавно и быстро стало популярным местом. Я заказал себе свой всегдашний капучино с корицей; Элоиз – тоже капучино, только с тертым шоколадом.

– А я думал, в Англии пьют чай, – вежливо сказал я, наблюдая, как она делает первый глоток.

– Я из Шотландии, – с хитрой улыбкой ответила она. – Впрочем, я уехала оттуда очень давно. Несколько последних лет жила в Париже. Там пьют кофе.

– А где вы так здорово научились говорить по-русски?

– У меня был русский друг. К нему в Париж я и уехала, кстати, – задумчиво и как-то протяжно, с ударением на «и» протянула Элоиз. Я молча смотрел на нее, ожидая продолжения, но его не было. Ладно.

– А ты всегда вот такой отстраненный, Игор? – неожиданно поинтересовалась она, явно желая сменить тему.

Мое имя она проговаривала без мягкого знака и с ударением на первом слоге, так что получалось почти «Егор». – Или просто тяжелое утро?

– Не тяжелое. Странное. Знаешь, вроде бы как проснулся, встал, вышел на улицу, встретил там красивую девушку и вдруг обнаружил, что спишь все еще. Ну и вот, пытаешься понять, где явь, а где не явь.

– О-о-о! Приятный комплимент в этакой экзистенциально-буддийской упаковке, – с легкой улыбкой сказала она, – принимается! А ты хитрец… (Здесь она подмигнула.) Но мне лично, как человеку сугубо практическому и рациональному, ближе вполне себе материалистический взгляд на жизнь. Фантазии украшают мир, но не должны подменять его.

– Звучит разумно, – неуверенно промямлил я.

– Не только звучит. Это и есть разумно. И уж если заговорили, – тут Элоиз на секунду остановилась, словно колеблясь, – одна из причин, по которой я занимаюсь русской культурой, именно здесь. Именно в этом.

Я пытаюсь понять, откуда у русских это навязчивое стремление убежать из бытийности. Из настоящего. Нагромоздить себе воздушные замки, нарисовать идеальности и идеалы, сломать себе шею на безумных попытках воплотить их, разочароваться, всё уничтожить. Потом отчаиваться и скорбеть… Ну как же это глупо! Странно и бессмысленно!

Она проговорила все это спокойно, словно повторяла много раз продуманную фразу, но все-таки что-то неуловимое проглядывало сквозь невозмутимое выражение лица. А девушка не так проста, как мне казалось…

– Прости, я не хотела тебя, как это говорится, загружать, да? Случайно вырвалось. Видимо, рефлексия прошлых разговоров с моим русским другом. Он преподавал культурологию в Сорбонне, и мы, случалось, разговаривали.

– Ну что ты! Это очень интересно, – успокоил я ее. – И я с тобой согласен почти во всем. Как там у великих: самое важное в твоей жизни – то, что ты делаешь здесь и сейчас, самый важный человек – тот, с которым ты общаешься в эту минуту, самая важная вещь – то, что вы обсуждаете сейчас. Кто бы спорил? Тем более с классиками.

– Bay, рада, что ты согласен. Жить надо настоящим.

Я хотел в очередной раз кивнуть, но вот в последней фразе мне послышалась некая странная двусмысленность. Какая-то неясная мысль шевельнулась на дальних горизонтах моего сознания. Шевельнулась – и затихла.

– Да, это так, – решился я продолжить эту тему, – вот только настоящее ли «настоящее»? Или лучше: сколько настоящего в «настоящем»?

– Играешь словами, да?

– Ну, мне-то больше нечем. В отличие от…

Тут я выразительно посмотрел на Элоиз. Она, впрочем, никак не прореагировала на мою конспирацию и как ни в чем не бывало глотнула свой кофе.

– Может, в контексте последней цитаты из классика настоящее – это то, что важно здесь и сейчас, а? – с загадочной улыбкой предложила она.

– Слушай, а неплохо! Мне эта мысль нравится. Надо будет поразмышлять как-нибудь.

– Ага, поразмышляй. Ты же философ, Иго-о-ор?

Тут Элоиз наклонилась ко мне, сделала большие глаза и с заговорщицкой улыбкой спросила:

– Проводишь меня до университета?

Ее волосы коснулись моего лица. Я различил тонкий-тонкий запах: цитрусовая нотка, скошенная трава. И – томный, завлекающий, манящий запах лаванды. У чуть открывшегося декольте была видна узкая полоска бюстгальтера, тоже красного, но чуть светлее платья. И глаза. На фоне роскошных медно-рыжих волнистых волос. Огромные, зеленые, смеющиеся…

«А она может произвести впечатление», – подумал я и сказал:

– Конечно, провожу!

– Ну, тогда я на минутку.

Она медленно вышла из-за стола и прошла мимо меня, чуть касаясь своей рукой моего плеча. Я проводил ее взглядом и хмыкнул про себя – кажется, отвлечься все-таки удалось.

5

В университете мы расстались с Элоиз в холле, церемонно пожав друг другу руки. Еще в «Шоколаднице» мы договорились о продолжении знакомства.

Под такое дело я зарезервировал столик в «Чуме» – модном ресторане, стилизованном под хантыйский дом. Вечер там мне обойдется в треть зарплаты, не меньше. Но что делать? Шанс, однако…

Поднимаясь к ректору с тяжелым чувством, я вновь мысленно вернулся к Створкину Одного у него не отнимешь – его потрясающей харизмы. Бывает же так: несет человек разную чушь, а ведь веришь, если видишь, что живет он так, как говорит. Створкин был словно живой свидетель каких-то уж совсем, с колокольни современности, былинных времен, свидетель импозантный, стильный, настоящий.

Дверь ректорского кабинета внезапно открылась, и оттуда выскочил он сам, как обычно, крича и брызгая слюной в мобильный телефон. Увидев меня, он мигом убрал телефон в карман, даже не нажав на сброс, сладко улыбнулся, раскинул ко мне руки и патетически вскричал:

– Кормилец, отец родной, наука вас не забудет!

Не обращая, как обычно, внимания на меня и непонимающее выражение моего лица, он крепко хлопнул меня по плечам и радостно выдал:

– Сегодня пришли деньги от Створкина – молодец, так держать!

Убегая, он достал из кармана свой телефон и продолжил что-то кричать. Через секунду его голос доносился словно из другого мира.

«Ну что же, – подумал я, – хотя бы здесь одной проблемой меньше. Но… и одной гигантской проблемой больше. Ректор теперь меня ни за что от Створкина не отпустит. Никуда и никогда. Вон, вцепился как клещ, даже улыбнуться соизволил». А это, я вам скажу, дорогого стоит.

Майский вечер прекрасен в любом месте. Было тепло, но не жарко, периодически налетал легкий ветерок, словно зазывая на неспешную романтическую прогулку.

«Ну, посмотрим, как пойдет», – сказал я самому себе, ожидая Элоиз на тротуаре перед «Чумом». Пару минут спустя подкатил «мерседес» темно-зеленого цвета. Водитель – а это наверняка такси, хотя и без шашечек, решил я – открыл пассажирскую дверь, откуда и появилась… она. В шикарном темно-зеленом вечернем платье.

Богатое ожерелье из камней, похожих на изумруды, украшало глубокое декольте. Такие же камни составляли хитроумный узор длинных сережек, но еще более величественно – и странно – выглядела небольшая тиара на медно-рыжих волосах Элоиз. Ничего себе…

– Ты классно выглядишь, – искренне сказал я, усаживая Элоиз за столик.

– Спасибо, ты прямо настоящий рыцарь, – кокетливо ответила она.

Мне же эта фраза вновь напомнила Створкина – вот и она о том же. Двусмысленности, неясности, нюансы…

– Расскажи, как давно ты в России, – предложил я, – я ведь совсем ничего о тебе не знаю, а страшно интересно узнать. И почему именно Тюмень? После Парижа не скучно?

– Не-е-ет, не скучно, – забавно протянула она, – тут такие интересные персоны. Знаешь, сколько бы я ни путешествовала, я поняла для себя четко одну вещь: самое интересное в мире – это человек. И общение. Это нечто такое, чего ничто не заменит. Поэтому я, можно сказать, ловец. А точнее, хищник – или хищница. Интересные люди возбуждают мой интерес. О! Игра слов, как забавно. Ну и если я здесь, с тобой, то…

– То я, выходит, жертва, – перебил я ее, улыбаясь. – «С хищником будь осторожен, с хищницей будь осторожен вдвойне», так?

– Да, любопытная цитата, – посерьезнела она, – но… это же просто игра.

«Я вроде не страдаю паранойей, ну, или не страдал до недавнего времени, почему же я теперь слышу почти в каждой фразе намек или полутон?» – подумал я про себя, глядя в искрящиеся зеленые глаза Элоиз.

В последней фразе слышалось какое-то приглашение, словно бы намек на возможный сценарий отношений, а может быть, тонко завуалированная провокация на выявление ответной реакции – ну кто ж их поймет, женщин? Я-то давно уже смирился с мыслью, что мне это не по силам. Что, возможно, и было причиной моего неудачного брака. Мне всегда больше нравился блюз, чем джаз.

– Ну вот, – неожиданно для себя произнес я, – а говорила, жить нужно настоящим. А ведь игра – это всегда не взаправду, всегда понарошку, всегда вымысел и домысел, не так ли?

– Ах эти сентенции философов, – лукаво щурясь, ответила Элоиз, – а как же «человек есть человек играющий»? Ну не абсолютизируй уж ты так слова, ведь это просто слова, да?

«Что тут скажешь? – снова подумал я про себя. – Человек играющий… Если так, то играет он в слова. В основном. И Хейзинга, может, думал как-то иначе, а вот я – так».

– В России, – продолжила она, – я не так давно, это достаточно необычный мир. А твой город… Мне нравится. Я ведь тебе сказала, что ищу в мире. Все остальное – вторично.

Принесли закуски – строганину из муксуна и нельмы с небольшим количеством местного самогона – экзотика для иностранных гостей. К моему удивлению, Элоиз, лихо мигнув, выпила его одним махом. А потом потребовала еще. Хм, непохоже, что первый раз в России…

– Слу-у-ушай, – наклонившись ко мне, с еще большим акцентом почти шепнула она. – Давай-ка бросим к чьертям собачьим это все топтание вокруг да около. Не умничай сильно, окей? Я и так все про тьебя знаю.

Ее роскошные волосы щекотали мне шею, она мягко положила свою руку на мою и чуть сжала.

– Окей? – вопросительно повторила она.

– Ну, так я вроде того… – промямлил я и замер. Ее запах словно змеей обвил меня и сковал язык. А-ах – это же запах моего детства! Помню, у моей мамы – а может, и у бабушки – на столике стоял флакон с духами. Не знаю, что это были за духи, но этот запах так прочно совпал с воспоминаниями моего детства, с тем, что составляло мою сокровенную ценность и любимое утешение, что вновь почувствовать его было равносильно попаданию в детство – благословенный и горячо любимый период моей жизни.

Это был удар под дых. Все мое естество размякло и пустило слюни. Аромат яблок с мороза, смолы на дровах, лежащих у печи, сушеных трав, разложенных на полатях… Я и представить не мог, что такие духи еще производят. Это было невероятным совпадением. Но ни одного тревожного звоночка не зазвенело в моем оглушенном сознании. Передо мной были ослепительная женщина и воспоминания, приносящие мне радость.

Официант принес еще самогона. Напиток чуть приглушил остроту, и стало совсем как-то уж хорошо. Язык мой начал развязываться, и, осмелев, я спросил:

– А откуда ты меня знаешь? Я вот тебя не знаю совсем, а ты меня знаешь. Интересно.

– О, ну мы же в коллективе работаем, – заговорщическим тоном произнесла она, – а там все про всех знают. Особенно девушки про холостых мужчин. Вот так. Ты же не такой наивный, чтобы об этом не знать?

И даже тут звоночки не звенели. А ведь уже могли бы. Второй раз мне говорят о моей наивности – какое совпадение.

– Я просто как-то совсем не думал об этом, – заявил я. – У меня ничего нет из того, что обычно нравится девушкам. Ни роскошных апартаментов, ни модной машины, ни престижной профессии. Мое скромное обаяние если и есть, то где-то так глубоко, что и не разглядишь сразу. А девушки же хотят всего и прямо сейчас. Так что здесь у меня иллюзий нет.

– Девушки бывают разные, – чуть отстранившись, заметила Элоиз, – не надо нас всех под одну грьебенку, так, кажется, русские говорят? Некоторые вот любят тихих, скромных, умных парней, не лезущих на рожон. Заботящихся о своей семье. Живущих своим маленьким миром. Живущих настоящим.

Только здесь, на этой, уже ставшей почти исторической в контексте моих последних приключений фразе, в моем сознании наконец-то зазвенел тревожный звоночек. Ох, как же мне не хотелось расставаться с иллюзиями, как же мне не хотелось расставаться с этим извечным робким, но настырным вопросиком-надеждой – а может, вот оно, – не хотелось, но… слишком грубо у нее все получалось, слишком быстро и напористо. За всеми этими словами проглядывала некая цель.

Словно заметив, что перегибает, Элоиз снова наклонилась ко мне и прошептала на ухо:

– Расслабься, чего такой зажатый? Все хорошо. Ты молодец.

Ее голос околдовывал, эти глубокие чарующие обертоны, словно цепкие острые коготки, глубоко проникали куда-то внутрь, приковывали внимание и держали его мертвой хваткой. Чуть сильнее прижавшись к моему плечу, она прошептала еще что-то. Я не расслышал. Меня охватило странное томление. В ее голосе, в ее запахе, в ее поведении было нечто пугающее и притягивающее одновременно.

Она имела весь набор женских прелестей и мастерски им пользовалась. А я был легкой добычей. Видимо, настолько, что Элоиз даже не пыталась играть как-то тоньше и хитрее. Опытный охотник и легкая жертва. Мои гормоны бунтовали. Я держался, но понимал, что это ненадолго. Я все-таки сделал героическое усилие и спросил:

– Тихие, скромные парни, значит? Живущие своим маленьким миром? И они интересны такой девушке, как Элизбет Мария Маклинн? Наследнице и продолжательнице древнего шотландского рода? Одного из богатейших, кстати. Красавица, мультимиллионерша, окончившая бизнес-школу в Гарварде. Человек, у которого есть буквально всё и даже больше. Сидит здесь и говорит, что ее интересуют простые парни из Тюмени…

– Хм, а откуда такие познания моей биографии? Тоже в коллективе рассказали?

– Нет, «Гугл». И, я так понимаю, это лишь верхушка айсберга. Ну и как мне теперь расслабиться? Ты слишком хороша для этого места, для этого города, не говоря уж обо мне. Зачем ты здесь?

– О! – тут Элоиз пристально посмотрела на меня, словно только что увидела. Ее глаза притягивали, манили. В них были какая-то глубина неизмеримая и… магия. У меня закружилась голова. Я попытался отвести взгляд и не смог. Ее глаза не отпускали. Я вдруг подумал: это же совсем не важно, почему она здесь. Главное – она рядом. Со мной. С таким, какой я есть. Значит, я ей нравлюсь. Значит, я…

Мысли путались. Казалось, еще немного, и я буду (просто захочу!) делать все, что она скажет. И делать это с щенячьим восторгом. Заливаясь от счастья. Я блаженно смотрел на нее и чуть ли не пускал слюни.

Внезапно что-то резко и сильно кольнуло меня в области шеи. Словно множество острых игл впились в мою плоть. Это было настолько неожиданно и больно, что я даже забыл, где нахожусь и с кем. Я вздрогнул и посмотрел вниз, на свою грудь, ожидая увидеть текущую из многочисленных ран кровь. Там ничего не было.

Моя рука машинально потерла грудь и шею. Боль столь же резко прошла. Я поднял глаза на Элоиз и снова вздрогнул. На мгновение мне показалось, что передо мной другой человек. Вроде та же Элоиз, но лет на двадцать-тридцать старше. На меня смотрела пожилая женщина с суровым властным лицом, покрытым множеством морщин. И только глаза были теми же. Ярко-зеленые глубокие колодцы, излучающие силу. Все это длилось какие-то секунды, но впечатление было настолько сильным, что не могло не отразиться на моем лице.

Элоиз – настоящая Элоиз, хотя я был уже не совсем уверен, которая из них настоящая, – внимательно наблюдала за мной. Ее взгляд поскучнел и стал очень серьезным. Она немного помолчала, потом сказала, поднимаясь из-за стола:

– Мне нужно уехать. Проводи меня.

– Хорошо, – послушно пролепетал я, оглушенный этими переменами и находясь еще под действием пережитых эмоций. Мы вышли из ресторана, и тот же «мерседес» ждал у выхода. Водитель предупредительно открыл заднюю дверь машины.