Когда в то или иное советское учреждение за границей или к какому-то конкретному сотруднику обращался иностранец с предложением своих услуг, это всегда происходило неожиданно. Более того, никогда заранее не было известно, с каким предложением он обратится в советское учреждение, какие причины побуждают его к этому, сотрудником какого ведомства, компании или фирмы он является. Вы могли всю жизнь заниматься подобными делами, и тем не менее вам все равно приходилось каждый раз решать неожиданно возникавшие проблемы, с которыми ранее никогда не приходилось сталкиваться.
В беседе с такими людьми всегда возникала масса нестандартных ситуаций, вопросов, подозрений, и вам не оставалось ничего другого, как противопоставить им свои познания, интуицию и профессиональный опыт. Любая такая беседа – это поединок двух людей, каждый из которых озабочен решением своих собственных проблем. И если у визитера была одна цель: как можно выгоднее продать нам свою реальную или мнимую осведомленность в государственных или ведомственных секретах, то перед беседовавшим с ним сотрудником посольства целей было гораздо больше: и не упустить интересного человека, и не нарваться на провокатора, и не пустить народные деньги на ветер, и не стать жертвой мошенника или авантюриста, и это еще далеко не все возможные варианты!..
В ходе обсуждения Скворцов рассказал довольно любопытный случай из своей богатой оперативной биографии. Правда, он существенно отличался от моего как по форме, так и по содержанию, но все равно его можно было отнести к числу типичных примеров работы с человеком, которому вдруг пришла в голову мысль быстро и крупно заработать на передаче секретов.
Было это довольно давно, когда Скворцов, еще сравнительно молодой разведчик, работал в стране, где было полно американских военных баз (в дальнейшем мне придется еще не раз упоминать такие страны, потому что именно там как раз чаще всего что-нибудь и происходило, но совсем не по причине предвзятого к ним отношения: так уж случилось, что американцы понастроили свои базы во многих странах мира и тем самым вынудили нас присматривать за тем, чтобы эти базы не были использованы в ущерб интересам и безопасности нашей страны).
В ту пору Скворцов по молодости лет отличался большой общительностью и любил проводить свободное время в одном уютном баре, пользовавшемся популярностью у американских офицеров. И вот сидит он однажды у стойки, а рядом с ним с трудом балансирует на высокой табуретке изрядно подвыпивший американский летчик. К тому времени пилот был уже в умиротворенном состоянии, и ему ужасно хотелось с кем-нибудь поделиться своими проблемами. А их у него, как оказалось, было предостаточно. И главной была острая нехватка денег.
Повертел пилот головой в поисках подходящего собеседника, которому можно было бы излить душу, заметил рядом симпатичного молодого парня при галстучке и с присущей американцам непосредственностью спросил:
– Ты кто?
Скворцов не стал юлить и ответил:
– Третий секретарь советского посольства.
– А ты не врешь? – с недоверием посмотрел на него пилот.
– Ей-богу, не вру, – побожился Скворцов.
– Слушай, парень, у тебя есть деньги? – неожиданно спросил пилот.
– А что? – в свою очередь спросил Скворцов, полагая, что тому не хватает на выпивку.
– Купи у меня ракету! – вдруг предложил пилот и икнул.
Поначалу Скворцов принял это предложение за пьяную болтовню, но все же решил исключительно от нечего делать расспросить пилота, о какой ракете идет речь:
– А что за ракета и сколько ты за нее хочешь?
И тогда американец объяснил ему, что это новейшая ракета класса «воздух-воздух», назвал ее индекс и тактико-технические данные и рассказал, что состоит она из трех сборных секций, каждая секция в специальном контейнере длиной около шести футов, то есть чуть больше полутора метров, а весом фунтов двести, то есть чуть меньше ста килограммов, и хочет он за нее пять тысяч «баков», то есть американских долларов.
– И когда ты можешь ее продать? – безразличным тоном спросил Скворцов, хотя в нем уже проснулся азарт охотника, почувствовавшего приближение крупного зверя.
– Завтра, – по-деловому ответил пилот, – в крайнем случае, послезавтра, потому что через два дня я улетаю в Штаты.
И в той же ни к чему, казалось бы, не обязывающей шутливо-пьяной манере, в которой проходил весь этот разговор, пилот предложил вечером следующего дня встретиться в одном укромном тупичке на окраине города недалеко от американской военно-воздушной базы, особо подчеркнув, что приехать надо на машине с кузовом типа «универсал», способным вместить три полутораметровых контейнера, обязательно привезти деньги, иначе сделка не состоится, и, главное, никому ничего не рассказывать, а то у него будут большие неприятности.
На том и порешили, после чего Скворцов заказал по двойной порции виски, сам пить не стал, а оба стакана отдал пилоту, чем еще больше расположил его к себе.
Размышляя по дороге в посольство об этом разговоре, Скворцов склонялся к тому, что все это очень похоже на пьяную болтовню или провокацию. Предположения о возможной провокации были далеко не беспочвенными, потому что предложенное пилотом место для перегрузки ракеты было весьма удобно для того, чтобы захватить Скворцова и незаметно увезти его на военную базу.
И тем не менее профессиональное чутье подсказывало Скворцову, что пилот предложил ему хорошую сделку.
Когда Скворцов доложил обо всем своему шефу, тот позвонил военному атташе и спросил, слышал ли он что-нибудь о новой американской ракете класса «воздух-воздух» с соответствующим обозначением. Военный атташе был весьма осведомленным человеком, когда дело касалось новых образцов иностранного вооружения, он сразу пришел в заметное возбуждение и заявил, что, если бы ему подвернулась возможность раздобыть такую ракету, он не пожалел бы за нее и пятидесяти тысяч долларов и не прогадал бы, поскольку такая ракета стоит гораздо больше.
Такая оптимистическая информация окончательно убедила шефа, и он решил рискнуть. Обдумав все, как следует, порешили, что Скворцов проведет встречу с пилотом не в тупичке, где его запросто могли заблокировать и умыкнуть, а в более подходящем для этого месте, которое будет обеспечено соответствующим прикрытием, чтобы исключить любые неожиданности.
Поскольку на согласование этого вопроса с Москвой времени уже не оставалось, шеф взял всю ответственность на себя. В помощь Скворцову выделили еще двух коллег, которые должны были вести наблюдение за местом встречи и вмешаться, если потребуется обеспечить его личную безопасность. Вечером они заблаговременно выехали в район встречи и безуспешно в течение часа ждали появления там Скворцова и американца, но никто так и не приехал.
Как потом выяснилось, американец, хоть и был накануне очень даже навеселе, оказался человеком, умеющим держать слово, и точно в назначенное время прибыл на место за рулем громадного «шевроле».
Скворцов, как и планировалось, перехватил его в нескольких кварталах от тупичка и предложил проехать туда, где вели наблюдение двое его коллег, но американец не пожелал терять время на разъезды и предложил немедленно произвести перегрузку, так как он очень спешит. Скворцов попробовал настоять на своем требовании, но пилот был непреклонен в своем стремлении как можно быстрее избавиться от ракеты, и Скворцову ничего не оставалось делать, как согласиться.
За одну минуту они перебросили из «шевроле» в микроавтобус, на котором приехал Скворцов, три контейнера с ракетными секциями, добросовестный пилот передал ему целую пачку секретных инструкций и наставлений, а вместо пяти тысяч долларов получил от Скворцова честно заработанные семь тысяч, поблагодарил за щедрость и уехал.
Наверное, вся эта операция выглядела со стороны как эпизод из какого-то дешевого боевика, но как бы то ни было, а дело было сделано, к тому же все обошлось благополучно, никаких провокаций не произошло, ракета была доставлена по назначению, и настало время по заслугам отметить всех участников операции. Их и отметили: Скворцов получил орден Красной Звезды, его шеф медаль «За боевые заслуги», и оба они по выговору за нарушение служебной дисциплины.
Остальные участники и свидетели операции из всей этой истории извлекли соответствующий урок: всего в разведке предусмотреть нельзя, кто не проявляет разумную инициативу и не рискует, тот, может быть, не получает выговоров, но орденов и медалей, по крайней мере заслуженных, тоже не дождется!
…Конечно, когда мы обсуждали мою ситуацию, нас заботил не столько вопрос о том, как заработать орден, а тем более выговор, сколько возможность регулярного получения очень важной информации из местной контрразведки. Чтобы было понятно, что к чему, мне придется сделать небольшое, но важное, на мой взгляд, пояснение, потому что мы столкнулись с особым случаем.
Во все времена перед нашей службой стояла проблема обезопасить советских граждан, работающих за границей, от вербовочных поползновений со стороны иностранных секретных служб. То, что находящиеся за границей советские граждане являются главным объектом таких поползновений, объясняется очень просто: во-первых, в советских учреждениях работают носители самых разнообразных государственных секретов, представляющие не только все внешнеполитические ведомства Советского Союза, но и партийные и многие государственные органы; а во-вторых, склонить отдельных из них к предательству в условиях заграницы намного легче, чем, скажем, в Москве, где сотрудникам иностранных разведок приходится остерегаться советской контрразведки.
Как в условиях заграницы обеспечить сохранность государственной тайны, не дать секретным службам заманить в свои сети сотрудников советских учреждений, временно командированных советских граждан? Как выявить среди них тех, кто стал объектом пристального интереса со стороны секретных служб, или тех, кто по собственной инициативе, а такие тоже бывают, готовится совершить предательство? Следить за всеми? Но это значит – не доверять никому, всех брать под подозрение! И потом, кто будет следить и каким образом, если в стране может находиться несколько тысяч советских граждан, а офицер безопасности всего один?
Нет, применять такой «экстенсивный» метод было бы неправильно с политической точки зрения, да и невозможно чисто физически.
Тогда, может быть, следовало максимально сузить круг подозреваемых, взять под наблюдение только тех, кто в силу своих личных качеств и недостатков, особенностей своего поведения в условиях заграницы может привлечь к себе внимание секретных служб? Но как его сузить, этот круг, тем более максимально? Для этого опять же надо сначала следить за всеми! И где те критерии, по которым можно судить, что тот или иной человек, даже имеющий какие-то личные недостатки или совершающий неблаговидные поступки, обязательно докатится до предательства?
Видимо, и этот путь далеко не самый эффективный. И потом, практика показывает, что во многих случаях поведение людей, сотрудничавших с иностранными разведками, в своем окружении было если и небезупречным, то по крайней мере не слишком бросалось в глаза.
В этой непростой ситуации все решается предельно просто: надо проникнуть в так называемый «русский отдел» соответствующей секретной службы и узнать, как говорится, из первых рук, кто из советских граждан уже завербован, кого готовятся вербовать, и вообще, что замышляется против советских граждан, находящихся в стране!
Вот это «вообще» заслуживает особого разговора, поскольку, когда речь заходила о планах и замыслах той или иной секретной службы против советских граждан, то подразумевались, конечно, ее намерения не только склонить их к сотрудничеству, но и осуществить различного рода крупные и мелкие провокации, которые отравляли жизнь самим жертвам и ухудшали и без того иногда не самые радужные межгосударственные отношения.
А защитить советских граждан от провокаций иностранных секретных служб было нашей святой обязанностью, и именно на решение этой задачи расходовалась значительная, если не большая, часть времени и сил резидентур КГБ.
И даже это еще не все, потому что проникновение в «русские отделы» давало возможность выявлять агентуру секретных служб, используемую в изучении советских граждан и в организации всевозможных провокаций, обнаруживать и извлекать установленные в советских учреждениях микрофоны и другие подобные устройства и решать массу других проблем, о которых в силу их определенной специфики мне не хотелось бы сейчас говорить.
Для того чтобы решить эту «простенькую задачку», то есть проникнуть и узнать, надо было найти компетентного сотрудника «русского отдела» и уговорить его работать на нас. Или дождаться, когда кому-либо из них самому придет в голову мысль оказать нам такую важную услугу.
Первое хотя и сложнее, но предпочтительнее, потому что можно долго ждать такой удачи, да так и не дождаться!
Вот такие задачки и решало управление внешней контрразведки, в котором я имел честь служить.
…Теперь, когда я дал некоторые пояснения, я думаю, понятно, почему Скворцов и я с таким интересом отнеслись к подброшенному под мою дверь конверту.
Его содержание, этот самый листок с фамилиями сотрудников советских учреждений в стране, среди которых, между прочим, были и наши фамилии, и колонками цифр напротив каждой из них, со всей очевидностью подтверждало, что человек, решившийся на такой серьезный шаг, как раз и является таким необходимым для нас сотрудником «русского отдела» и детально осведомлен обо всем, что делается и что замышляется против нас и наших соотечественников.
А поэтому упускать такого человека, не сделав все возможное, чтобы установить с ним деловой контакт, мы не имели права.
Детально проанализировав ситуацию, мы пришли к следующим выводам.
Во-первых, можно было с достаточной степенью уверенности предположить, что подбросивший конверт действует по личной инициативе. На провокацию с использованием собственного сотрудника секретные службы решаются очень редко, поскольку это всегда связано с необходимостью идти на передачу чрезвычайно важной информации, затрагивающей деятельность самой секретной службы. Если же вся эта затея организована контрразведкой, значит, она преследует какие-то далеко идущие цели и ради этого готова пожертвовать некоторыми своими секретами.
Во-вторых, доброжелатель хорошо ориентируется в обстановке и мою квартиру выбрал не случайно. Из этого вывода следовало, что он либо имеет самое непосредственное отношение к работе по советским гражданам, либо наводку на меня ему дала контрразведка.
В-третьих, тот факт, что этот человек не побоялся зайти в дом, где проживают сотрудники советского посольства, находящийся под постоянным наблюдением контрразведки, означал, что либо он имеет право по роду службы беспрепятственно появляться в районе советских учреждений и мест проживания советских граждан, либо все это опять-таки сделано им с ведома контрразведки.
Проведенный нами анализ, таким образом, показал, что ситуация далеко не однозначна, в ней возможны любые повороты, а поэтому действовать надо с максимальной осмотрительностью, поскольку опасность, что все это подстроено местной контрразведкой, чтобы втянуть нас в игру, а затем организовать какую-то провокацию, была довольно реальна.
Обывательская логика подсказывала, что лучше не связываться с таким сомнительным делом, потому как еще не известно, будут ли от него какие-то выгоды, а вот неприятности были вполне вероятны, но это ведь проще всего – не рисковать, ничего не делать, пусть себе все идет, как идет, авось пронесет. Тому, кто так рассуждает, нечего делать в разведке!
Но и пренебрегать опасностью мы тоже не имели права. Поэтому, обсудив инцидент и тщательно взвесив все возможные последствия, мы со Скворцовым решили пока ничего не предпринимать, посмотреть, насколько совпадут те сведения, которые сообщил нам неизвестный доброжелатель, с тем, как в течение ближайшего месяца будет вести себя местная контрразведка, и подождать, что за этим последует.
Мы отлично понимали, что тот, кто передал нам документ, преследует какую-то цель, а раз так, значит, он обязательно предпримет еще какие-то действия в развитие своего замысла и в конце концов обязательно вступит со мною в контакт.
Приняв такое решение, мы закрыли резидентуру и пошли в клуб, где как раз кончался киносеанс, чтобы встретить своих домочадцев и проводить их домой…
О проекте
О подписке