Глава 2

До конца киносеанса оставалось минут сорок, и я решил забежать в посольство. Если резидент там, я вполне успею доложить ему об этом неожиданном инциденте с конвертом и посоветуюсь, как поступать дальше.

Но ни конверт, ни находившийся в нем график работы контрразведки я с собой не взял. Кто его знает, с какой целью мне его подбросили? Может быть, для того, чтобы задержать меня с этим графиком по дороге в посольство и предъявить обвинение в недозволенной деятельности? С учетом такой реальной возможности нести сейчас конверт в посольство было бы непростительной глупостью.

…Мне сразу вспомнился случай с корреспондентом одной из центральных газет в соседней стране Стасом Климовым, отличным парнем и великолепным журналистом, с которым мне как-то пришлось лететь в одном самолете.

Это произошло прошлым летом. Стас, как обычно, передал в свою редакцию по телефону очередной материал, а затем попросил знакомую стенографистку позвонить ему домой и попросить жену, находившуюся в тот день с детьми на даче, прислать ему с оказией кое-какие материалы, необходимые для написания серии очерков. Стенографистка обещала выполнить эту просьбу.

Примерно через неделю вечером на квартиру Климова позвонил какой-то человек, назвался экспертом советской делегации, прибывшей на переговоры, и сказал, что привез для Климова небольшую посылку от его жены. Он попросил немедленно приехать в советское посольство и забрать посылку.

Когда Стас подъехал к посольству, к нему подошел человек, по внешнему виду ничем не отличающийся от наших соотечественников, представился как Егоров (в составе делегации действительно был эксперт с такой фамилией), показал даже советский загранпаспорт с фотографией, передал Стасу привет от жены, а затем вручил ему объемистый пакет, заклеенный липкой лентой.

Вообще-то Стас, судя по отзывам, был осмотрительным парнем, но все выглядело настолько естественно, что ему и в голову не пришло хотя бы предложить Егорову зайти в посольство и там посмотреть содержимое пакета.

Не успел Стас подъехать к своему дому, как его задержали сотрудники полиции, доставили в комиссариат и там в присутствии уже ожидавших понятых вскрыли «пакет от жены». Вместо вырезок из советских газет и журналов в пакете оказались секретные документы одного местного ведомства.

На следующий день Климов был с большим шумом выдворен из страны за «шпионаж». Так ему отомстили за острые репортажи, которые, видимо, раздражали кое-кого в правительстве страны…

Наученный не столько этим печальным опытом, сколько имея некоторое представление о повадках местной контрразведки, я спрятал конверт в одно укромное место, специально оборудованное в моей квартире для подобных случаев, быстро оделся и вышел из дома.

По дороге в посольство, а до него было всего-то пару кварталов, со мной ничего не случилось, и я даже пожалел, что из-за своей излишней осторожности лишаю шефа возможности подержать в руках подброшенный мне неизвестным пока человеком документ.

За пуленепробиваемым стеклом приемной в этот вечер сидел Валерий Иванович, один из самых наших опытных дежурных комендантов. Еще несколько лет назад Валерий Иванович был футболистом, играл в известной команде мастеров, а ныне с большим успехом выступал на месте центрфорварда нашей посольской команды. По графику он заступил на дежурство в двадцать часов, сейчас было почти девять вечера, и я спросил его:

– Не знаешь, Скворцов в посольстве?

Валерий Иванович заглянул в журнал, в котором регистрировался вход и выход сотрудников из посольства, и сказал:

– Должен быть наверху. Из посольства не выходил.

Обычно я перекидывался с ним парой слов о жизни вообще и о спортивных событиях в нашей стране и за рубежом в частности, но сегодня у меня не было времени на светские разговоры, и я сразу пошел наверх.

На площадке между вторым и третьим этажом дорогу мне загородил туго обтянутый фирменными спортивными штанами женский зад. По его габаритам я сразу опознал жену второго секретаря посольства Ларису Васильевну, которая в этот поздний час, вместо того, чтобы смотреть кино, мыла лестницу.

…Я не ханжа, я уважаю любой труд и совсем не считаю унизительной или недостойной работу уборщицы, тем более, что каждый из нас, за небольшим исключением, сам убирает собственную квартиру и с детства должен разбираться во всех прелестях этой неблагодарной, но необходимой работы.

И все же за границей, как мне кажется, действовали несколько иные порядки, и жене дипломата как-то не пристало выполнять работу уборщицы. Это вовсе не значит, что работа уборщицы – удел жен технических работников. Служебное положение мужа не всегда эквивалентно профессии жены, и среди жен технических работников есть такие, до которых ой-ой как далеко женам некоторых дипломатов.

Безусловно, многие жены загранработников, в том числе и жены дипломатов, оторваны от любимого дела и изнывают за границей от безделья (домашняя работа не в счет, она им успевает надоесть до тошноты), а потому согласны заняться чем угодно, только бы не сидеть дома и как-то разнообразить свою жизнь. Тем не менее во многих странах придерживались пусть не приличий, но каких-то неписаных правил, в соответствии с которыми не положено было жене дипломата, страдая не столько от физических, сколько от моральных мук, тайно и явно стыдясь того дела, которое она делает, заниматься уборкой помещений.

Не положено было хотя бы потому, что она шла на этот стыд и унижение зачастую исключительно из желания перехватить лишнюю сотню долларов и потратить эти деньги на свои личные нужды.

В том, что это было именно так, убеждает такой довод: в Союзе ведь уборщицам тоже неплохо платили и профессия эта всегда была весьма дефицитной, но я что-то не слышал, чтобы хоть одна жена дипломата работала в Москве уборщицей, даже в самых престижных и чистых учреждениях. Были же на это какие-то причины! Почему же за границей они не должны были приниматься в расчет, в том числе и в нашем посольстве?

А вообще в том, что все наши учреждения за границей убирают преимущественно жены командированных советских граждан, есть большое преимущество. И не только в смысле экономии валютных средств, но особенно в плане обеспечения безопасности. Ни одна американка, кем бы ее муж ни служил, хоть самым рядовым сотрудником, никогда, ни при каких обстоятельствах не согласится работать уборщицей американского посольства, а не убирать нельзя. Вот и вынуждены американцы обращаться к услугам местных граждан, то есть допускать во все помещения, в том числе самые секретные, посторонних, а это уже небезопасно, потому что каждый из работающих в посольстве местных граждан – это прежде всего не американец. И когда появляется возможность немного подзаработать на выдаче чужих секретов какой-нибудь иностранной разведке, такие люди очень часто от нее не отказываются.

Знают об этом американцы, перемещают время от времени местный обслуживающий персонал, периодически вообще полностью заменяют его, а положение поправить не могут, потому что все равно кто-то должен убирать помещения, а раз кто-то должен, то и чужие глаза и уши в посольстве всегда есть!

Поэтому и была безграничной наша признательность беззаветным советским женщинам, в том числе и женам дипломатов, которые взяли на себя эту тяжелую и грязную работу, благодаря чему мы и были избавлены от необходимости пускать иностранцев в наши учреждения…

Заметив меня, Лариса Васильевна быстро выпрямилась, стыдливо спрятала мокрую тряпку за спину и пропустила меня наверх.

Я поднялся на третий этаж, набрал шифр замка и вошел в помещение резидентуры.

Резидентом у нас в ту пору уже был Андрей Петрович Скворцов. Мы работали вместе менее года, до этого даже не были знакомы, и у нас все еще продолжался процесс взаимного сближения и «притирки».

Отношения между нами были очень уважительные, но пока ограничивались исключительно официальными рамками. Скворцов держал меня на определенной дистанции, но делал это, надо отдать ему должное, очень тактично, и, может быть, поэтому я не очень расстраивался: я понимал – чтобы сократить эту дистанцию, нужно время, необходимо лучше узнать друг друга, посмотреть, как говорится, в деле. К тому же личные отношения возникают только при обоюдном к ним стремлении, и насиловать друг друга в этом смысле ни в коем случае нельзя, особенно когда речь идет об отношениях начальника и подчиненного.

Трудно сказать, что нам мешало, может быть, какие-то особенности наших характеров или разница в возрасте. Конечно, тринадцать лет – не такая уж большая разница, но в нашем случае это была целая пропасть, потому что Андрей Петрович успел повоевать, войну закончил командиром разведроты, да и в разведке служил почти вдвое дольше меня.

Напротив, с его предшественником мы были почти одногодками, да и знали друг друга много лет, а что толку? Он был, как говорится, из молодых да ранний, ему покровительствовал один наш очень большой начальник, поэтому он тоже стремился стать большим начальником и не скрывал этого. А такое «стремление», как известно, портит человека. Вот и его заботило не столько дело, которое он возглавлял, сколько его внешняя сторона. И хотя он, признавая мой опыт, предоставлял мне большую свободу действий и не слишком вмешивался в мои дела, работать с ним было скучновато, потому что он избегал всякого риска и занимался в основном встречами и проводами высокопоставленных лиц, очень любивших наведываться в нашу страну.

Я тоже хотел расти, но влиятельного покровителя у меня не было, да и не в моих правилах было искать себе покровителя, и поэтому я мог рассчитывать только на личные достижения в работе. А с достижениями как раз и возникали сложности, и, самое обидное, не столько потому, что этому мешала местная контрразведка, сколько из-за чрезмерной осторожности шефа. Поэтому, несмотря на великолепные личные отношения, я расстался с ним без особых сожалений. Если доведется, я с удовольствием съезжу с ним на рыбалку или в туристскую поездку, но оказаться еще раз в одной стране мне бы не хотелось.

Работать со Скворцовым мне было намного сложнее, но зато и намного интереснее. В нем мне особенно импонировало то, что для него на первом месте всегда стояло дело. Каждого работника он тоже оценивал прежде всего по деловым качествам, сам превосходно разбирался во всех тонкостях нашей профессии, и работа с ним была для меня отличной школой.

Вот и сейчас мы быстренько расставили все по своим местам…

В самом этом происшествии для нас обоих не было ничего сверхъестественного. Во все советские учреждения за границей довольно часто обращаются иностранцы с предложением различного рода услуг, в смысле как единовременной, разовой передачи нам всевозможных сведений, составляющих государственную или служебную тайну, так и долговременного сотрудничества с советской разведкой.

Безусловно, на дверях наших посольств никто не вывешивал объявлений типа «здесь осуществляется круглосуточный прием лиц, желающих сообщить секретную информацию», но такие люди все равно шли, и от этого никуда не деться.

Шли чиновники государственных учреждений, сотрудники частных фирм и научно-исследовательских центров, занимавшихся разработкой новейших технологий или образцов военной техники, военнослужащие и гражданские специалисты. Довольно редко, но все же обращались к нам с подобными предложениями и сотрудники секретных служб.

Конечно, всякий здравомыслящий человек, а тем более сотрудник секретной службы, представляет себе, какими серьезными последствиями чреват для него подобный визит в советское посольство и последующее сотрудничество с советской разведкой. И раз уж он решается на этот шаг, значит, у него есть какие-то серьезные причины.

Одной из таких причин нередко бывало искреннее желание оказать помощь нашей стране. У нас всегда были настоящие друзья, когда больше, когда меньше, но они были неизменно. Разве могли мы запретить им поступать, сообразуясь со своими симпатиями и убеждениями?!

Довольно часто в наши учреждения обращались люди, доведенные до отчаяния нуждой или иными обстоятельствами, а иногда из элементарного стремления заработать шальные деньги. Должны ли мы были отказываться от их услуг только потому, что деньги для них значат больше, чем убеждения?

Так, однажды в наше посольство в одной азиатской стране пришел майор американской военной разведки и заявил, что попал в трудное финансовое положение и, чтобы выбраться из него, ему срочно нужны десять тысяч долларов. За эту сумму он был готов передать нам любые известные ему сведения о деятельности американской разведки в Тихоокеанском регионе, включая сведения об акциях, проводимых в районах, прилегающих к советскому Дальнему Востоку. Сама по себе такая информация была интересной, однако по вполне понятным причинам его заявление было встречено с известной долей недоверия, потому что среди американских вояк, да и сотрудников других ведомств всегда было достаточно много разного рода авантюристов, которые были не прочь подзаработать на традиционной русской отзывчивости к чужому несчастью.

Вот и в этом случае ему задали массу уточняющих вопросов, на которые он с готовностью ответил, обозначили проблему, освещение которой стоило бы таких денег, но твердо заявили, что вопрос о вознаграждении может быть рассмотрен только после получения от него информации и ее оценки нашими специалистами.

Такой ответ не устроил майора: он понял, что получить десять тысяч в течение нескольких дней ему не удастся, и был этим явно разочарован. Уходя из посольства, он сказал на прощание, что мы были его последней надеждой и что теперь он конченый человек.

Это заявление не встретило особого сочувствия, да и визит майора был расценен, как какая-то проделка американских спецслужб, но суровая действительность опровергла эти предположения. Буквально через пару дней над столицей этой азиатской страны поднялся американский военный вертолет, завис на высоте трехсот или четырехсот метров, и из вертолета выпал незадачливый майор, то ли сам решивший подвести итог своей неудачно сложившейся жизни, а скорее, выброшенный из вертолета своими безжалостными сослуживцами, которым он задолжал крупную сумму.

Этот печальный случай дал нам повод уяснить, что иногда жизнь американских разведчиков складывается таким образом, что они оказываются у последней черты и в такой момент готовы на все. Вот как только угадать, последняя ли это черта или первый шаг к крупной провокации?..

Это расценивалось, как большая удача, когда нам по своей инициативе предлагал свои услуги честный человек, располагавший к тому же интересной информацией. Но каждый визит такого доброжелателя, каждое его обращение к сотруднику советского учреждения – это и большая опасность! На нашей памяти было довольно много случаев, когда слово «доброжелатель» приходилось брать в кавычки.

Дело в том, что иностранные секретные службы под видом «доброжелателей» активно использовали свою агентуру, чтобы осуществлять самые разнообразные провокации, компрометировать советское посольство или умышленно снабжать нас материалами дезинформационного характера, которые могли побудить наше руководство принять неправильные или выгодные западным странам решения.

Довольно часто в наши посольства приходили различного рода вымогатели, авантюристы, стремившиеся получить крупную сумму денег за мнимые услуги. Среди этих людей попадались такие артисты, такие мастера мистификаций, что разобраться в их истинных намерениях было далеко не просто.