Закрыта моя нелюбимая и возлюбленная Горбушка. На веки вечные?

Снова воспоминания с далёкой Горбушечки… Совсем я старпёр? Да вы даже знать не знаете, какой я знатный старпёрище! Окончательный и бесповоротный.

Закрыта моя нелюбимая и возлюбленная Горбушка. На веки вечные, быть может, Или нет? Я бы пережил любую чёртову депривацию драгоценных «си-дишек», но самый первый диск Акцепта, 1979-го годочка, с обложкой, «где баба с пилой», заказанный, привезённый… Лежит там, родимый, мёрзнет… Или наоборот, плавится от немыслимой жары. Жары невнимания.

Жара невнимания неслабо затронула всех нас, гадко сытых и некрасиво голодных, но фик со всем этим, я ж всё про мою хитрую Дилершу Горбуле́нцию…

«Сольники Билла Уаймена?» – словно матёрый гиперуслужливый официант с салфеточкой на руке наперевес, безумно комично предложил моему «корефану в законе» Серёже седеющий патлатый дядёк в очках и полнейшем меломанстве.

Сольники великого басиста Роллингов «чёта как-то сёдня не пошли», но как же это было потешно увидеть и заслышать.

Я записываю все эти дурацкие строчки совершенно бухим, и в придачу беспрестанно грызу хлебные палочки «Mix Bar», так дико напоминающие по вкусу советские (я безобразный старпёр, помните) наши эти штучки из длинных, мать их, коробок. И мне нихрена́шечки не стыдно. Вот.

Ещё пару словечек о славных продавцах с не менее прославленного «Горба́». Один (или одна, не помню) в распьянцовском удальском угаре, с коньячной пеночкой в углу рта кричал: «Да я этих геев, пидарасов и жидов убивал бы нах…й!!! Вешал бы жёстко!!! Сидеть бы рядом не стал, так богомерзко!!!».

Буквально через пару недель я с ужасом заметил «у рабочего станка» вышеуказанного крикуна (или крикунши, как вам больше полюбилось) именно вот того самого «гея, пидараса и жида». На мой же растерянный вопрос, мол, а как же насчёт «вешал бы жёстко», мне было поразительнейшим образом «отповедано», словно козлина Онегин бедняжке Татьянке: «А мне пофик, кто он, жид, гей или пидарас! Лишь бы бабло приносил! Он поднял наш филиал (!) на такой невиданный уровень продаж, что никто и никогда…».

Ну, пиз…ец же. А я ведь «душевно» выпивал с этими «беспринципными беспринци́пами»…

А бесконечная (или уже конечная?) Горбуха была когда-то наполнена не то что пиратскими сиди-шками, как две капли воды похожими на иностранных «благородных», а просто тупо болванками, с нарезанными «недоступными ки́нами и музыками». Они, сердешные, кругленькие, были повсюду. Горы болванок хранились в округленьких таких же коробочках. По десять штук. По двадцать. По сто. И по «х…яццать».

Злостно курировали тамошнюю Горбушке́нцию всякие инспекции, налоговые «и ваще».

Согласно очередной замечательной байке неугомонного старожила Серёжи, он, что называется, «по-босяцки» предупредил безалаберного соседушку, обложенного этими вот самыми коробейками с болваньём по самые потолки: «Чувак, ты там «роллтон» свой, волшебно пахучий оставь на мгновенье, к тебе проверяющая шпилит, здоровая такая тетёха, будь настороже, дружище!!!».

Сосед-корешок, невозмутимо не прекращая поглощать дымящиеся «вкусами Китая» макаро́хи, степенно ответствовал: «За инфу благодарен, и даже должен буду. Но она сюда просто не пролезет…».

Я этого не мог счастливо наблюдать, я в сии милые годы «был дитя». Огромная, очень недоласканная тётка тщетно и трагикомично пыталась проникнуть и бочком, и прочими женскими ухищрениями через крошечный проём для «хозяев-посвящённых», дабы проскочить «к явно пиратско-нарезанным товарам». Наружу, естественно, были выставлены просто башни из чистых нетронутых болваню́шек. Бедная… Она так и уволоклась без своего вожделенного стукаческого гешефту.

Закрыта моя нелюбимая и возлюбленная Горбушка. На веки вечные, быть может, Или нет? Навеки, я знаю… Во всяком случае, для меня.

Ни фига не интересно

Так уж мне интересно, как понял маленький азиатский человек (но чрезвычайно широкий в плечах, ибо непременная секция борьбы в школе) трясущегося алкаша в торговом зале? «Местный» восточный чувачок трудился тут напропалую совершенно универсальным работничком – мог мгновенно пересесть и за кассу, мучительно разгрузить самые неприятные поставки-поклажи, помыть-протереть, отодрать «кого надо» в подсобке, словом, золотой паренёк, «без-ат-каз-най» (ежели с прононсом неистребимых бабулек).

В данном конкретном инциденте он горделиво представлял из себя «опасного сесу́рити», то бишь, охранника, я не знаю, «жёсткого смотрителя зала» или что-то около «серьёзного» того.

Затравленный абстиненцией алкалоид притащился в мою маленькую «Пятёрочку» за единственно одним – каким-то сказочным чудом спи…дить пузырь, ну хоть химического чего-нибудь. Он озверело бродил по рядам со спасительной «алкашкой», но зоркий «смотритель зала» неизменно появлялся то тут, понимаешь, тот там. Он беспрестанно, «как бы деликатно услужливо» предлагал нелепому бедолаге: «Вы вот, пожалуйста, в этом отделе посмотрите…». В «этом отделе» по нашим «вирусно-разносным» временам мог приобрести шикарный «шустовский» коньячок разве что «случайно погибший» гениальный аферист Мавроди.

Незадачливый алкашонок шугался, убегал бродить по лоткам с сугубо полезными макаронами и крупами, затем вновь глупо возвращался в «спиртяшный» и там, разумеется, борцовски выпятив грудь, его вновь встречала «восточная охрана».

Наш дурацкий алкаш не сдавался и даже «типа прилично» слетал за тележкой… И вновь отправился на охоту…

Можно было бы и дальше выстраивать этот некрасиво повторяющийся сюжетец, но я упрямо клоню вовсе не к этому псевдо-комическому финалу. Мне интересно другое – нерусский юноша и вправду не понимал, что тот алканавт прибрёл «сюды́» исключительно воровать? А тогда «серьёзное» дело-то выглядело намного похуже? А может, просто иезуитский иудейский инструктаж был таков: «Даже с такими будьте предельно вежливы и за ручку подводите к «спиртному», пусть лопают, пока не «крякнут». И наивный азиат без единой задней мыслишки просто подталкивал русского вороватого безумца, мол, «купи-купи, тут самый дорогой вин»?

Не знаю и не хочу знать правды! Лучше пошучу…

Знаете, как звучит реальная угроза зашуганному прохожему в «городе трудовой доблести» Северодвинске? «Щас как Северодви́ну!!!».

Конечно, не смешно. И снова о грустном (чуточку-чуточку).

И почему пожилые (да и вообще непонятные) люди, поймавшие «отечественную гриппозную заразу», немедленно стараются придвинуться к вам, как можно ближе? Подлость? Мол, пусть и он, «сердешнай» подцепит? Думайте. У меня лично больше нет времени праздно размышлять. Я дико строчу второй, страшный свой том.

Так уж мне интересно, как понял маленький азиатский человек… Ни фига не интересно.

В маске до магазки. В маске лучезарного шута

Я бы мог и вправду никуда не бегать. Жёстко, кошмарно переломаться и начать снова этот бесконечный круг бессмысленности. Но денёк!!! Какой славный денёк я сегодня увидел!!! Это волшебное, хрустальное Небо, великое Солнышко, как тогда, в забытом детстве, после прочтения очередного рассказа кудесника Конан Дойла. И не нужно мне было этих, отягощающих задушенную душу и безличную личность, дорогущих пузырьков…

Чарующий запах кофе, поджаренной колбаски, чего-то там такого «далёкого ещё»… Наверное, доступного пифка и глупых чипсов, а почему и нет? Почему?!!

Глупые побрякушки, что непременно напяливал я на себя, почему я перестал это делать? Сегодня я «принципияльно» возобновил сию идиотическую традицию. Остервенело навешал на себя всю индуистскую чушь, словно полувождь из республики Мозамбик. Правда, из-под пропахшей похмельным потом и дорогущим парфюмом кофте́йки всё одно ничего до обидного не выкатилось (а ведь позорно собирался «блеснуть»). Короче, симпатичная кассирша в суровой маске и не заметила моей «противоречивой, нестандартной» фактуры.

А «цацки»… Я ж «нынче» собрался кошмарно расстраиваться и страдать. Серьёзно. Вам просто смешно или даже «рассмешно»? Я посеял свою хрестоматийную цепочку из буддийских черепков на запястье.

Вариантов было два: беззаботно забить и вольготно жить дальше, либо жёстко рыдать… Я метался. Казалось бы, выбрав первое, я победил жалкую людскую цепочку непоняток… Но обманываться было бы совсем самонадеянным – и я принялся ужасающе страдать…

Она нашлась!!! Немедленно и чудесно. Великий Господь вновь милостиво пожалел меня. И мягкой своею рукою вернул любимую игрушку непоседливому своему сыну. Вот такая очередная «дури́щщя», братцы мои и сестрёночки.

Но ведь «я же и так», без индийской этой «цацки» чего-то, да стою? Упрямо не тружусь «на благо», согласен. Но славные песенки, дурные строчки мои развеселили вас хоть чуть, на капелюшку растрогали? Во-о-от… И мяу. И ваще.

А я и вправду мог бы никуда и не бегать. И в маске. До магазки. Да и без моей этой вечной рыжей лукавой масочки. Маски лучезарного шута.

Я никогда на ю́зал «са́львию»

Я никогда не «употреблял» «сальвию». «Опытные люди» сообщают, что она крадёт душу. Ну, то есть, в тот момент, когда происходит «страшное это», душа в экспериментирующем элементе улетучивается.

У меня и так в лихой жизни хватает «траблов». Я вдоволь знавал эти залихватские рассказы. «Мы еле-еле добежали, отталкивая друг друга, до белеющего фарфором сортира… Нас страшно рубили комбайны бесконечных жерновов…».

Молодость. Наверное, молодость. А я ведь никогда не был молодым. Я все истерично херачил мои песенки-лесенки…

Кстати о «дра́ге»…

Два паренька, худющие, высокие, молодые, не то чтобы модные совсем уж, «но в теме» – балахончики-серьги в ушах. (Сальвия или кетамин, судить по-старпёрски не смею).

Один, рыжий, вдумчиво и страстно откровенно «спи́кает» другому: «Ты прикинь, я вдруг осознал, что я – Мозг!!! Хожу, ощупываю его… А нож – это ложка… А них…я смешного – это жуть было, как страшно, я задыхался, без пиз…ы, задыхался по-настоящему…».

«Молодые, озоруют, чего им» – вспомнилось мне из Первой (Ух!!!!) моей книги.

Да и пусть наивно эпатируют вас мои записочки про несуществующие и разнообразные нарко-трипы… Чуток каюсь, маля́сик юродствую. Но я уж точно никогда не принимал… Крэк. Ужасный наркотик. Думаю, самый последний, что выдумал Сатана. Женщины отчаянно готовы продать своё единственное дитя за дозу.

И вот я, вроде бы относительно нормальный чел… Люди, граждане, гражданочки, я просто пытаюсь вызвать малюсенькую улыбочку перед грядущим Апокалипсисом…

Человечек, сидящий на крэке – «крэкер».

Не, тяжёлые наркотики не для вашего Мотеньки. Но! «С каждой затяжкой возвращается счастье…».

Отголосок снова и снова зовущей Ямайки. Куда мы без Великого Боба! Ещё бы!

Наркотики… Связующе звено «Мо́ти и народа»… Мотя – это я. Мочу дальше.

«Давай-ка ко мне, нах…й и пох…й!!!» – а это ведь два совершенно приличных и накачанных мужика остались без баб под Новый Год. Не жалею. Обхожу «как можно подальше». Разухабисто гуляю под крупненького «гангста-подстрелёныша» Notorious B.I.G. Йоу…

Вот это реальный рэп, а не говно из ваших автомобилей, это, кстати (или некстати), строчка из моей новой, «чиста чёрной» телеги.

Резюмируя, я никогда не ю́зал «салвию», ибо почти бессмертную душу пропить не собираюсь, и вообще, Солнышку – «Да!», «Сальвии» – категорическое No-No-No!!!!

«Цветочный Поц», или 07–53 поутру

Люди либо мертвы, либо пьяны. Так подумал я в 07–53 поутру, «бойко прибравшись» опосля «очередной одиночной» попоечки.

«Всё окружающее» было в масле, майонезе и, что называется, «вообще». Однако, вооружившись парой бокалов «красненького-огнеопасьненького», я таки, произвёл сие великое действо. Ну, может быть, не дитя зачал. Но затёр-замыл-заштопал эту поганую гору сковородок, тарелок и вилок-ложек. Сколько же человек может дико жрать и просто загадить собою наш волшебный мирок…

Вновь тупенько обращаюсь к заметкам, ибо идей-то, по большому счёту, нет. «Кишки выдирают» – понятно, «выход из тумана». Ну, чуток жалко глупого Игорёшу. Поделом и назидательно. «Стишата, да тексты не пишутся просто…» – да, расплата за беззаботное бумагомарание безжалостная и неизбежная, признаю́ и присягаю.

«Мотька не хочет, Мотька смотрит…» – странная фраза, но красивая сама по себе, не буду, пожалуй, нудно расшифровывать, пусть и живёт сама собою.