«Гляделки» с Буддой, или Х…ю не прикажешь

«Ты на земле, и жить придётся…» – такой вот «глубокомысленный» тезис приметил я на той же странице дневника, где хранились глумливые наброски вышепересказанной комедии с Савёловским халявным сортирчиком. Что ж, мысль пресноватая, без присущей мне «диковинки», но в сущности верная и где-то даже беспощадная. Покорно проживать на нашей бесполезной планетке, что совершенно запросто совмещает в себе величие греческих философов и грязную прозу венерических заболеваний – это в каком-то смысле декадентский подвиг и даже «сакральная жертва».

«Открывайте поскорее, это триппер с Гамма Рэем!» – беспечно хохоча на последнем пиру у колдуньи Чумы, мелодично распеваю я на разные тона и голоса. Скрестить школьный похабный финалец «это триппер с гонореей» и помпезную «метальню́» от тевтонцев Gamma Ray – как это в моём шутовском стиле.

Я имел счастье наблюдать статуи Великого Будды на славных землях Тая, да Китая («фантастическую по оригинальности рифму» обязательно буду использовать в последующем припадке стихосложения). Объяснить рационально, почему меня окутывает неземной покой пополам с тихим восторгом при всматривании в загадочное лицо Сиддхарта Гаутамы, выше моего, более чем скромного понимания. Долго вглядываться в его невероятные глаза невероятно сложно, а точнее невозможно совершенно, отсюда, по всей вероятности, и прибежала эта нетрезвая записочка: «Только чтобы… Будду пересмотреть…». Не-е, дружок, таинственного Шакьямуни «пересмотреть» не в жалких силёнках человеческих, и даже, несмотря на твои алкогольные парения и восторги. Непростительные «гляделки», непочтительный дурила Игорёк, непростительные…

И вообще, в какой степени ты актёр, хитрец дядя Гоша? В достаточной, милые мои, строго вопрошающие. Но, однако, не в окончательной, в этом я тоже свято убеждён. «Актёры не дьяволы, их так называют завистливые люди. Они, как благородные Бодхисатвы приняли на себя непосильный крест, чтобы неразумные земляне друг друга не поубивали…» – вот что я одобрительно прочёл у самого себя в истерзанном «талмуде словоблудия».

И вот ты снова самонадеянно записал себя в «хорошие»… В «хорошие»… А ведь ты тоже не хорошая девочка. Ты классно притворяешься, что хорошая, но… И я, ловко заморочивший всех и себя, Игорёша – не хороший… Но! Поэтому мы так друг другу и нравимся!

Да уж, корявые ёлочки-палочки, весь этот загадочный механизм притяжения разнокалиберных гуманоидов друг к другу… Нет никаких точных формул и категорических аксиом – решительно разнополярные, до приторности похожие и совершенно уж дичайшие союзы запросто возможны на этом до боли сияющем Белом Свете. Один мой давний знакомый, двадцатилетний красавчик, культурист и предмет вожделения самых эффектных дамочек в округе, престраннейшим образом облюбовал себе тётушку очень за сорок, разумеется, хрестоматийно «с ребёночком», и был этим пугающим мезальянсом чрезвычайно счастлив. «Х…ю не прикажешь…» – извиняющимся тоном не раз говаривал он нам, когда речь заходила о его шокирующем выборе.

Вот это уж точно сугубо поземному. И точно сказано и смело сделано. «Ты на земле, и жить придётся…» – мой «глубокомысленный» тезис, наивный, пошловатый, но верный и беспощадный…

Футуристические времена, или Звонок Африку Симо́ну

«Шумим бесшумно…». Как же эта моя «вечнонетрезвая писулька» впритирочку подходит к теперешним футуристическим временам. И кто же мог предположить, что в фантастическом, до которого так мечтали дожить мы, советские, напичканные Стругацкими и Брэдбери школьники, двадцать первом веке с его видеотелефонами и расшифровками ДНК, мы все дружно-послушно загнёмся от Новой Чумы. Да уж, «шумим бесшумно», трясём кулачонками, лицемерно-трусливо призывая кровавую революцию, подобно жалкому Климу Самгину, проклинаем произволы таинственных властей, что непонятно, существуют ли вообще, шарахаемся и ненавидим неожиданно подкравшуюся из-за угла ментовскую машину… Тьфу! Это я со справедливой досады… «А если сегодня мне, грубому гунну, кривляться перед вами не захочется – и вот я захохочу и радостно плюну, плюну в лицо вам я – бесценных слов транжир и мот» – всё уже давно экспрессивно «выплюнул» великий дядька Маяковский аж в далёком 1913-м году.

И «как мёртвому припадки» понадобятся нам позорные просьбы с валяниями в ногах отсрочить хоть на пару минуточек неизбежное «человечье» исчезновение у Ангела Смерти. Привычные нашему замыленному уху «припарки» я по обыкновению заменил глумливыми «припадками», уж таков ваш тощий фигляр в чёрно-белых трико – даже такая дурацкая шуточка, хоть чуток, да облегчит наш неминуемый миг прощания с дивно-кошмарным земным существованием.

Так давайте же торжественно пить, беззаботно любить и сладко делать всё безобидное то, что вечно не успеваем и глупо откладываем на наш «следующий» человеческий век. И пусть «семя изовьётся красным», как когда-то залихватски и отчаянно спел я сам в одной из не дописанных песен. А ведь такое и впрямь бывало с нами, когда пылкая наша чрезмерная любовь беззаботно превосходила людские пределы и возможности, ты же помнишь то «красненькое», милая?

«Я никуда не приеду, я ни на ком не женюсь…» – ещё вот одна грустная строчка с «поэтических манжет» от Игоряна. Всё так, подписываюсь под собственной пьяной меланхолией. Я навеки останусь тут, в крохотной пыльной комнатке, окружённый милыми книгами, любимыми пластинками, загадочными фильмами и завораживающими картинами-скульптурами… Ну а про нелепую эту женитьбу – это уж просто вульгарное шапито какое-то, даже и не ухмыльнусь при вашем праздном «вопросце», мои дорогие. Во-первых, ну вот честно-расчестно, дико не желаю и жутко страшусь даже кошмарного сна с сим варварским действом. Ну а, во-вторых… Кому я нафик нужен, нелепый, бессмысленный, бесполезный рыжий клоун…

А ваш нелепый паяц, между тем, находится в состоянии «героического подвига» и не начинает «шукшинского загула», стойко ожидая ностальгических совдеповских «Майских»! И есть у него ещё цельных, огромных четыре денёчка, чтобы «размочить секретные» папочки с позорно недосмотренными Питерами Уирами и Джайлзами Фостерами. И два великих винила из детства, которых никто, кроме меня не любит – как я мог забыть про вас, мои фирменные и в состоянии «минт»! «Технический экстаз» от чернокнижников Black Sabbath, да «High And Mighty» от старпёрщиков Юрай Хип. Или по-простому, по-нашему, как потешно говаривала одна моя давняя знакомая, затейливая девчонка – Юрай Сип! О, как! Ни много, ни мало, вот прямо-таки какой-то весьма сипловатый, хрипатый, Юрай, понимаешь, Сип.

«Не с утра же, в самом деле, звонить Африку Симону?» – «рационально» поразмыслил я в предыдущем своём беззаботном запойчике. Было, каюсь, имело место позорное двухдневное увлечение вертлявым, неутомимым чернокожим чувачком, что когда-то фантастически оптимистично спел свои тарабарские «Ха-фа-на-на!». Шизофренически методично скачал все его остальные опусы, слушал отчаянно много и даже решил набрать ему как-то невыносимо похмельным утром, но «не с утра же, в самом деле…», и тут же «разумно» передумал будить мозамбикского гения шлягера.

Ну что же, вновь «шумим бесшумно»? Ну хорошо, что, по крайней мере, «шумим», хоть и сыкливо неслышно… Что-то сделают с нами, «бесшумными» ещё через пару мрачных неделек нежданного футуристического времени?..

Не всегда красивое и изящное «это», нравится ли мне оно…

«Никому не нравится ничего… Достали… А мне нравится всё!!! Мне нравится ЖИТЬ!!!» – пошлое нытье «уставших» конкретно вымотало все мои оставшиеся, оголённые ниточки нервов вынужденно завязавшего до Очередных Праздников. И «временный трезвенник» ожидаемо взорвался. И начирикал вот эту вот самую несусветную, но предельно честную чушь.

И снова кто-то сильно «осмелевший» от выпитого сипло вопит за тонкой стеной: «Война проиграна, Россия на коленях!!!». Чувак, я в принципе-то, согласен, но чего орать-то? Тебе жутко хочется получить в «тёплые собеседнички» меня – странного длинноволосого соседа, что каждый день врубает диковинную музыку, от дремучего прогрессив-рока до хасидских песнопений, от закрученного джаза Майлза и Чарли до людоедского «блэк метал», от прозрачных симфоний Малера до душевного матерка Аркаши Северного. А ещё подозрительный соседушка-музыкант явно «вдумчиво кероси́нит» неделями и открывает сеансы неожиданного музицирования исключительно часиков с десяти вечеру. Как же ему невыносимо желается поймать его, неуловимого волосатика, в коридорчике, склонить к насильному общению на предмет «Россия на коленях» и «нас облучают, но по-хитрому – не́русей-то облу́чка не берёт», влить в него, сердешного, почти святого пол-стака́нделя «общероссийской», уломать на откровения по страстно интересующим «вопросам бытия» и в финале от души въеб…ть по сопатке за то, что больно умный, б…я, ухоженный, б…я, и баба его, что приходит, стонет под ним часами, Тарзан х…ев!

Я скромно, но с достоинством проживаю тут уже почти два годочка, но до сей поры ни разу не позволил подло выловить себя для «очень простонародного» общения – слишком уж обильный опыт подобных «простецких бесед» за поэтическими, чувствительными плечами.

Эдак ведь можно и воспользоваться образом юродивого, да пророка в наивном представлении «марьинских простолюдинов». А там, как говорится, дальше-больше – глядишь, и в новые Распутины в масштабе всей «Рассеи-Матушки». Могут пойти? За мной пойти? Могут! Это, главное, понимаешь, «как себя поставить». Неадекват, видения, пена у рта, туманные речи и… Жестокость! Неописуемая, завораживающая, предельная. Неужели я буду казнить всех этих людей? Неужели умилительное бормотание челяди «слава Всевышнему, Светлейший Князь просрался!» может случится и в честь «проповедника-меня» в наши смутные времена? Теоретически вполне. Но сей кошмарный сон, к превеликому счастью, совершенно не моя история. «Кня́зенька» в который раз облачился в шутовской балахон, подпоясался сиротским кушачком, да запрыгал, заскакал и запел что-то своё, беззаботное, весёлое, да шальное…

А вселенская пьяночка-то, однако, не за великими горами. Подготовиться бы нужно. А то, разумно памятуя прошлые мои «безмерные веселия», пережить залитую и сожжённую плиту с микроволновкой вкупе я уж не в силёнках. Сварганить чегой-то питательного нужно срочно и заранее. Кашки для «алкашки». «Сделаем, мой господин!» – бодро салютую я сам себе и начинаю невообразимые пируэты самодеятельной кулинарии. Запахи любимицы моей «зиры» лукаво «доминируют» на моей весёлой кухоньке, затмевая терпкие ароматы лука, чесночка и ностальгической гречневой каши. Сколько же я плотно «сидел», да «торчал» на этой моей молодёжной гречневой диете в позабытой в веках дикой общажке…

Смешная моя «рыжая» каждый раз так трогательно страшится, что я, «жуткое дело!», приведу, приволоку, заманю к себе кодлу женского полу. Забудь, родная моя глупышка! Я же до сих пол Вечный Девственник, разве ты забыла, милая? Максимально криминальным из того, что я могу с пьяной удали отчебучить – это забыть на «пионеровской» любимой «вертушке» нечто винилово-редкое, вроде волшебного концерта Хендрикса на острове Уайт. «А как тебе там, Джими?» – глупо и пьяно буду вопрошать я в тысячный раз чернокожего, уто́павшего отсюда молодым, гения.

И вновь очередные сладкие «тупости» закружат из-под дурного пера вашего поэта в заточении: «Только научился пить воду, а её уж нет, как нет…». Так часто случается, когда ваш давний обормот-приятель героически решает оборвать череду пропащих дней под «спиртуозой» – трое-четверо суток на чистейшей, драгоценной водице, и вдруг… Она закончилась. Пить определённо что-то необходимо – такова уж жалкая человеческая природа. И я продолжаю обречённо лакать проклятое пиво, отчаянно восполняя запасы испарившийся живительной влаги…

Нравится ли мне всё, не всегда красивое и изящное «это»? Нравится! А это ваше унылое и уставшее: «Никому не нравится ничего…». Достали… А мне нравится всё!!! Мне нравится ЖИТЬ!!!

Вселенский Праздник Души вопреки «страща́телю» Джорджу Оруэллу

Я стал чрезвычайно опытен и хитёр. Покупать сразу четыре рюкзака разнокалиберной «синьки» в теперешние, словно жутко сошедшие с провидческих страниц Джорджа Оруэлла, «времени́щи» было бы крайне безответственным. Ошалевшие от выдуманной заразы и тотального надзора граждане могут и спонтанно озвереть, завидев такое спиртовое изобилие в руках какого-то жалкого, явно не трудящегося на фабрике и рыночной палатке, тощего интеллигентика-волосатика: «А, сука! Откуда это у него столько бабок и на такое буржуйское бухло?! Надо, б…я, падлу тряхнуть, проверить, обшмонать, отп…здить и сдать, куда полагается!!! Развелось, понимаешь, дармоедов-блоггеров! Снимает, понимаешь, сучонок, всё подряд, потом приличных трудящихся выкладывает, деньги гребёт электрическим совком и квасит, пидара́сина, в полный рост!!!!». Думаю, что и не слишком-то я и преувеличил в «простодушных» реакциях «корневого народа».

Короче, закупаюсь я сугубо осторожно, понемножечку-потихонечку уже целую бесконечную неделю. Испанская вкусняшка Rioja, итальянская «коронка» Sanjiovese, наши массандровские сладенькие «портвешки́», армянские самохвальные «коняшки» о пяти звёздочек, ну и прочие «по мелочи опохмелочки», вроде столовых коробочек Don Garcia. Их уже так немало, моих разнокалиберных утешителей, что уставшая от одиночества душа уже сейчас, до Вселенского Праздничка так и пытается выпрыгнуть к весенним, душистым, как свежая зелёная травка, небесам.

Сегодня педантично запланировал последний заход за «майским горючим – ещё элегантный пузанчик коньячку «Авшар» и парочку «чего-либо на ход ноги», на что падут «графские лучистые глазоньки». Немедленно примечаю двух мрачновато-затравленных азиатских гостей, что уж намного более «карэнный масскичи», чем ваш недоделанный дворянский отпрыск. Один на грязноватой кассе, второй мается осёдланным ишачком в полупустом торговом зале. Оба крайне не уверены в национальной принадлежности друг друга, а посему «по-родственному челомкаться» не спешат. А так бы страстно желалось услышать знакомый аромат и журчание далёкой речи из дома, где мама… Да, как-то не срослось. С явным сожалением проводив друг друга какими-то обиженными щенячьими глазами, восточные граждане так и не сказали друг другу ничего «очень родного». Не решились прощупать национальную почву простым, да вербальным «ты откуда, брат?»

Другое дело, когда я вполглаза засёк очень похожий случай в «зашкваренном злою заразою» метро. Чуть наискосок, напротив друг друга сиживали два очень похожих на «магазинных», не слишком «мытых» субъекта из Средней Азии. Тот, что был к несчастью прижат к моему плечу, изматывающее обдавал меня «сказочным флёром» никогда не чищенных зубов и дивными ароматами неделю как «уставшего от физических трудов мужчины» без перемены рубашек. Второй же «наискосок и напротив» явно не мог понять, куда со страшной космической скоростью несёт его странный московский поезд. Он поминутно вскакивал и зачем-то абсолютно непонимающе всматривался в «зашифрованную» схему метрополитена, беззвучно шевели губами и вновь обречённо падал на насиженное местечко. И тут, наконец-то восточная его судьба-удача богато одарила его – не отдавая себе отчёт в спонтанно происходящем, он отчаянно запричитал что-то вполголоса на жарком языке праотцов…