Отошедший от дел в новые времена писатель Влад Михайлик слывёт в деревне Стойлово среди дачников из Москвы, Твери, Петербурга и Новгорода записным рыбаком. Деревенька небольшая. Ютится между густыми сосновыми лесами и пашнями, медленно зарастающими иван-да-марьей, иван-чаем и одуванчиками. Нет в этих краях только борщевика – бог миловал! Некоторые избы пустуют, откровенно предлагая себя купить.

* * *

Литератор с берегов полноводной Невы в синей велюровой шляпе, коричневом плаще-болонье и резиновых зелёных сапогах сидит с бамбуковой удочкой на брёвнах развалившегося совхозного моста, по которому в недобрые советские годы ходили комбайны, жатки и сеялки. Теперь здесь тишина. Ничто не пугает снующих в мелкой, но быстрой и студёной речке Чугунихе гольцов, уклеек и пескарей. Есть в Чугунихе и бойкие серебристые голавли, но писатель не хочет тратить время на рыбацкие интриги и хитрости – кто кого.

Под косогором рядом с домом писателя после каждого весеннего разлива Чугунихи образуется старица. Рыба в ней не водится. А вот лягушек – видимо-невидимо. Полезные твари – питаются комариным мотылём. Синие стрекозы трепещут над старицей и тоже ловят комаров. Райские места!

Когда писатель с коромыслом и двумя вёдрами чистейшей воды поднимается от колодца возле старицы к своему дому и смотрит на окружающий мир, его «лошадиное» узкое породистое лицо выражает восхищение – действительно, рай!

Местные пацаны пользуются на Чугу нихе бреднем, но писателю это не нравится. Особенно слово «бред», ибо он относит себя к изобретённому им литературному стилю «делириум», то есть по-русски «бред».

«…Когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли…» Вот это слово из песни он и вынес в определение своего стиля – «чушизм». А слово «бредень» путает рыбу с литературой и выводит писателя из себя…

Чушь прекрасную нести! – это современно…

Влад коротает одиночество. Его семья – жена Наина – профессиональная портниха и их дочь модельерша Людмила – постоянно обретаются в Ленинграде-Петербурге. Модное ателье «KAFTAN» им не принадлежит, но доход приносит, что позволяет «папочке» жить в творческом одиночестве от снега до снега. Родственники – редкие гости в его аркадиях. Друзья тоже… Впрочем, за долгую жизнь писатель так друзьями и не обзавёлся. Мечты, планы, смелые проекты роятся в его седой продолговатой как тыква голове, но увы!.. То ли малокровие, то ли прыгающее атмосферное давление плохо влияют на творческий потенциал. Писать ему не хочется…

Влад заботится о своём обеде. Дура-мелочь в Чугунихе клюёт на славу. Одним червяком можно надёргать с десяток рыбёшек…

Потом он их чистит…

Потом жарит на постном масле…

Потом ест, запивая разливным кислым столовым вином, которое он еженедельно покупает в автолавке у весёлой продавщицы и шоферюги по кличке Гречка.

Места исторические. Вот, например, руины скотного двора, построенного перед войной на месте сгоревшей барской усадьбы (её спалили цыгане в знак протеста, когда советская власть попыталась сделать их оседлыми). Эти руины таили в недрах окаменевшего навоза и чернозёма следы прежней жизни – фарфоровые черепки чайных сервизов, осколки хрустальных бокалов и ваз, синие изразцы – фрагменты голландских печей… Писатель нашёл там однажды серебряную чайную ложку, потемневшую от времени и невзгод. Он её почистил зубным порошком, но пользоваться не стал – мало ли кто брал её в рот.

Живёт писатель в ладной небольшой избе, купленной у попадьи Ирины Фёдоровны Москвиной.

Атеист Никита Хрущёв на пути к коммунизму добрался и до здешней сельской церкви. Её заколотили. Священник отец Андрей был переведён епархией куда-то, но его жена никуда ехать не хотела, она увлекалась пчеловодством и предательски бросить пасеку с десятком пчелиных семей было выше её сил.

В заколоченную церковь повадилась районная молодёжь на мотоциклах. Среди дворянского праха времён давней Отечественной войны с Наполеоном, вскрывая саркофаги, ребята временами находили – кто золотой крестик, кто какую-нибудь медальку, а то и орденок. Кому-то досталась даже шпага в серебряных ножнах…

Попадья Ирина Фёдоровна торговала своим мёдом, лечила травами стойловских обывателей от мелких болезней, гадала – кому на картах вдали от икон, кому на кофейной гуще, и, наконец, увы, состарилась. Нищета перестроечных времён заставила её продать избу и уехать в районный приют. Дом с опустевшими ульями и баней по-чёрному достался писателю Михайлику по дешёвке.

Получил он в прибавку и огромного рыжего в полоску кота, конечно – Леопольда, которого он звал на польский манер Лёдей – большого охотника на мышей. Мелких, как редиска мышат Лёдя съедал сам – целиком, с лапками и хвостами, а крупных складывал перед новым хозяином – ровными штабелями. Простонародную серую рыбу из Чугунихи Лёдя не ел.

Рыбу ел Владислав Евгеньевич…

Временами он садился перед своим бюро, которое он устроил на чердаке между слуховым окном и кирпичным белёным «боровом» – дымоходом, важной деталью русской печи.

Когда писатель стал пенсионером, убогие гроши настроили его против нынешней капиталистической системы. Он стал иногда писать сатирические стихи, но не публиковал. Например:

 
…Выручка, прибыль, доход и барыш —
Днями хлопочешь, а ночью не спишь.
Доллары, тугрики, евро, юани —
Всё лишь от дури, раз мозги бараньи…
 

* * *

 
И какое всё же зло ты —
Мелкий грош и крупный злотый…
 

Он переводил с польского стихи, сочинял страшные сказки для взрослых – подражания американским комиксам. Фантомас, Бэтмен, Человек-паук присутствовали в его сочинениях под славянскими именами. Иногда он переиначивал свои старые новеллы в злободневные повестушки в стиле «чушизма», рассылал их по журналам. Увы, потом всё копилось здесь – на чердаке, складывалось штабелями под «боровом»…

Местное население, конечно, его книг не читало, но все знали – их сосед и теперь земляк – известный писатель.

Пытался он заняться садоводством. Польская кровь в жилах подсказала ему – что именно надо иметь от сада – яблоки. Саженцы сортов «Чемпион» и «Гала-рояль» были присланы ему дальним родственником по переписке из-под Гданьска. То ли польская, то ли немецкая рассада-выводок.

И первая же ветреная вьюжная зима, которую он пережидал в тёплом сыром Петербурге, свела на нет всю эту «самодеятельность».

Прижились только ёлочки вдоль забора, которые Владислав Евгеньевич нарыл в ближнем лесу.

* * *

…Всё шло своим чередом. Рыба, рыжики на полянке перед развалившейся церковью с опустошёнными склепами, крапива, бузина, калина и черноплодная рябина, треск кузнечиков, роса, туманы, баня по-чёрному, уютный деревенский погост, на котором агностик Влад мечтает когда-нибудь, но не скоро, упокоиться…

Как вдруг весной, в середине апреля, когда всё вокруг решительно зазеленело!..

Влад видит в бинокль из окна своей избы, как посреди заросшего бурьяном широкого поля, на фоне порушенного временем и местными умельцами совхозного скотного двора и руин барской старорежимной конюшни появляется тягач. К тягачу прицеплен зелёный вагончик-бытовка строительного типа с оконцами и дверью, с телевизионной антенной в центре крыши, на четырёх твёрдой резины колёсах.

Влад, бросив жареную рыбу, бежит наперерез захватчикам.

– Бог в помощь… – интеллигентным голосом обратился Влад к вылезшему из тягача мужику. – Чем могу помочь?

– Получил в районе это поле, – говорит захватчик. – Будем ставить коровник… Скотину пригоню на той неделе…

– А не свинарник? – тонко интересуется Влад.

– Молоком вас тут всех залью… Будем знакомы: Иванов!..

– Оригинально… – добродушно пошутил писатель. – Легко запомнить.

– Константин… Можно просто Костя. А это моя жена «Конст…и…туция», – засмеялся новосёл. – Живу по её законам…

– Мария… – представилась жена, выходя из вагончика. – …Северьяновна.

– Михайлик, Владислав Евгеньевич! – в ответ вежливо представился писатель.

– Еще Польска не згинела! – подхватывает шутливый тон новый сосед…

– Эще-эще… – соглашается пан Михайлик, приветливо улыбаясь…

* * *

…Укладываясь спать на тюфяки, набитые сеном, застегнув пряжки на входе в армейскую старую палатку, которую они разбили по причине жаркой погоды рядом с зелёным модульным вагончиком, Иванов угрюмо молчал. Жена подала ему кружку чая, кипячённого на чугунной плите в бытовке, кусок пирога с капустой, вкрадчиво заметила:

– Мягко стелет…

…И вот уже шумный тягач, лихо разворачиваясь на поляне, начал совершать рейс за рейсом доставку материалов, инструментов, барахла новых соседей писателя…

…И вот на свет появляется давно забытая портативная печатная машинка («машина до писанья») «Рейнметалл-Борзиг». Обтерев пыль и заправив в каретку лист бумаги, Влад вспоминает свою профессию и приступает к сочинительству.

Пальцы, привыкшие к нанизыванию червя на крючок и к чистке рыбёшек, не сразу стали слушаться… Но вскоре дело пошло.

«Уважаемые руководители нашего района! К нам в Стойлово пришла беда…»

…Вот уже и небольшое стадо с десяток коров, в основном молодняка, переходит вброд мелководную Чугуниху, вызвав панику у рыбной мелочи, привыкшей к покою, тихой воде и роковому общению лишь только с литератором…

Бывший деревенский староста – Пал Палыч, он же бригадир ныне несуществующего «Совхоза имени двадцатилетия Октября», нанялся у новосёлов пастухом. Договорились со стариком про плату – молочными продуктами, пока не начнёт поступать результат фермерского бизнеса – прибыль. В своём сарае староста отыскал колокольца-болтуны, оставшиеся от совхозного стада, приладил их к выям ивановской скотины и теперь округу оглашал приятный звон – увы, не церковный…

Писателя не первый год Палыч обходит стороной, здороваясь, говорит:

– Здравствуй, пряник! – а за глаза: – Нечистая сила…

…А сила эта продолжала трудиться за пишущей машинкой: «Мы, работники культуры и искусства, нашедшие в этих благословенных краях все условия для отдыха и плодотворного творчества…»

…Вот уже захватчик Костя Иванов стучит на всю округу, сколачивая солидный навес лагерного содержания для своей скотины…

«…Все мы с тревогой узнали о нависшей над экологией нашей природы угрозе – строительстве огромного свиноводческого комплекса. Кто позволил?..»

…Вот уже супруга захватчика Иванова Мария Северьяновна доит под навесом своих бурёнок. С бидоном в руке к ней подходит писатель.

– Мир и благоденствие, хозяюшка! – говорит он медовым голосом. – Молочко ваше отменное… Нельзя ли ещё поживиться?

– Берите на здоровье, – льётся в бидон писателя парное молоко.

– Сколько обязан? – вынимает кошелёк Влад.

– Да нисколько… Мы ж соседи!..

А неугомонная «машина до писанья» – германский «Рейнметалл» всё стучит и стучит:

«…В наших краях воцарилась атмосфера торгашества и стяжательства…»

Парное молоко высоко оценили кроме писателя дачники с детьми и пищеблок соседней воинской части. Фермерский проект вот-вот начинал окупаться. Так длилось до середины августа, когда пришедшие с севера прохладные ночи напомнили о себе, о туманах на сырых полянах и впадинах, о скорых «белых мухах», которые закружат над грибными перелесками и берегом Чугунихи.

Рядом с времянкой – армейской палаткой, где летом было удобно и тепло ночевать новым фермерам, бригада плотников-вахтовиков из района начала трудиться над срубом скромной, но удобной избы-пятистенки. Ондулин для крыши, оконные пластиковые рамы и двери, огнеупорный кирпич для печи – всё лежало под навесом, на пол был спланирован ламинат. Современно и «по карману».

Груды строительного материала таяли на глазах.

Вот в это время и появился участковый уполномоченный на шумном мотоцикле «Урал». Как и положено, по старой привычке он остановился сначала возле дома бывшего старосты перекинуться с ним парой слов.

А уж потом, смущаясь и отводя глаза, он вручил Константину Сергеевичу Иванову казённый пакет с постановлением областных властей.

– Северьяновна! – обратился к жене Иванов. – Послушай, что они пишут…

– И слушать не хочу!

Но муж продолжил:

– «…В целях защиты охранной территории и садово-парковой зоны отдыха… реставрационных работ церкви Святого Георгия и усадьбы князей Таракановых-Юденич… Губернатор области, а также епархиальное управление района…»

– Прекрати! – закричала Мария Северьяновна.

– Но у меня же есть бумага – районное… – робко начал Константин и кивнул в сторону строителей. – Что мы скажем ребятам?

– Прекрати!!! – ещё громче прокричала жена. – В Москву!.. Немедленно!.. К Володе!!!

* * *

…Путь в Москву был недолог. Программа ясна – туда-сюда и обратно. Узкоколейка первых пятилеток давно сгнила, заржавела, не спеша таяла на пунктах по сбору металлолома. Но из недалёкого военного городка – ходит автобус… Пятнадцать километров на нём мимо стрельбищ, огороженных колючей проволокой армейских складов, мимо заколоченной досками бывшей совхозной конторы до скоростной «железки»… С автобуса на электричку, с электрички уже на другой автобус, потом опять на пригородный, но уже на столичный – московский… Знай раскошеливайся.

Поезд катит мимо полупустых деревень, вроде Стойлова, жителей которых «отсосала» в себя столица, поселила их в много-многоэтажные муравей… нет!.. человековейники.

Вот они уже стоят на горизонте стройными унылыми рядами, не имея никакого отношения ни к какому архитектурному стилю.

* * *

…К парадному входу сияющего стеклом и алюминием бизнес-центра подходит мужичок – явный провинциал. Джинсовые портки, свитер с оленями и просторная серая куртка с накладными карманами. За спиной спортивный рюкзак, квадратный бумажный пакет в руке.

Это и есть Константин Иванов.

В тот момент, когда он собирается прикоснуться к стеклянной двери бизнес-центра, она распахивается. В сопровождении услужливых клерков на порог выходит их явный начальник – полный, в дорогом костюме типа «Бентли», с голубым натурального китайского шёлка галстуком и с портфелем крокодиловой кожи.

За те несколько секунд, пока не подкатил лакированный «Лексус», Константин Иванов делает шаг к начальнику:

– Володя!

– Здорово, Косой! – приветливо говорит начальник, усаживаясь на заднее сиденье.

– Я тут…

– Давай звони…

И «Лексус» срывается с места…

Проводив лимузин растерянным взглядом, Константин всё-таки входит в стеклянные двери. Его тотчас же останавливает охранник, стоящий возле узкой рамы металлоискателя:

– Попрошу…

– Владимир Северьянович сказал позвонить…

– Какой ещё Северьяныч? – улыбается охранник.

– Жигалов…

– Жигалов? – охранник становится серьёзным и показывает на окошечко сбоку от дверей. – Обратитесь в бюро пропусков.

– Меня Владимир Северьянович Жигалов просил позвонить, – говорит Костя в окошечко. – Дайте номер…

– Мы телефонов не даём… – извинительным тоном отвечает ему приветливая девушка в окошке. – Звоните к нему в приёмную.

– А как звонить?

– Там возле двери местный телефон.

– А номер?

– Там висит и список номеров, – улыбается она.

Костя решительно идёт к телефону, изучает список в рамке, находит номер, набирает цифры…

…Ещё одна приветливая москвичка сидит в приёмной, обставленной хайтековской мебелью, в окружении пальм и кактусов пьёт кофе.

– Приёмная Жигалова, – снимает она элегантную трубку и слышит голос Кости.

– Меня Владимир Северьянович просил позвонить.

– Владимира Северьяновича нет на месте.

– Я знаю… Мне его телефон нужен.

– Мы телефонов не даём… А вы кто?

– Родственник… Зять…

– Звоните его референту.

– По какому номеру?

– Там перед вами висит список номеров, – секретарша вешает трубку и приступает к кофе.

…Костя снова долго рассматривает столбцы телефонных номеров, что-то находит, нажимает клавиши аппарата…

…Румяный молодой человек в коломянковом кардигане снимает трубку:

– Корпорация «Росэколозащита» слушает…

– Вы референт? – слышит он в трубке голос Кости.

– Референт чего?

– Жигалова Владимира Северьяновича…

– Он за границей… А вы кто?

– Как «за границей»?.. – слышен изумлённый голос Кости. – Я только что его видел.

– Тогда чего же ещё вам нужно? – иронизирует молодой чиновник. – Он уже в самолёте…

– Мне нужен его телефон, – настаивает Костя. – Раз в самолёте, значит мобильный.

– А вы кто?

– Родственник. Он мой шурин…

– Могу озвучить телефон референта вашего «шурина», – в голосе молодого человека слышна ухмылка.

– А вы-то кто?.. Разве не референт?

– Неважно… Записывайте… – вежливо говорит молодой чиновник. – Вы в Москве?

Костя, стоя у телефона, старательно записывает на своём бумажном пакете какие-то цифры. Потом пытается набрать номер… Не получается.

К нему подходит охранник:

– Это местный… Звони по мобиле…

– У меня нет.

– Так не бывает.

– Бывает… У меня сынишка этим занимается. Даже шахматы забросил.

– Возьми у него.

– Он далеко.

– Тогда купи…

* * *

…И вот уже фермер в магазине электроники. Продавец разложил перед ним дюжину различных блестящих мобильных телефонов.

– Какой самый дешёвый? – спрашивает Костя.

– Полторы… «Мегафон».

– Покажите…

…И вот уже он сидит в кофейне и колдует над новеньким мобильным телефоном. Получается с трудом.

…Наконец хитрая машинка срабатывает, радиоволны, видимо, зацепились друг за друга, журчит мелодия соединения с абонентом…

…Солидный мужчина в очках (чёрная бородка и лысина под Ленина, строгий костюм типа «лапсердак», тёмный узкий галстук в горошек, крахмальная белая рубашка) взмахом ладони правой руки оживляет свой волшебный аппарат.

– «Росэколозащита» слушает…

– Вы референт? – слышится усталый голос Кости.

Солидный мужчина молчит.

– Вы референт Жигалова?.. Я его родственник…

В ответ – молчание.

– Он брат моей жены… Шурин…

– Все люди братья… Читайте Библию, – чёрная бородка усмехается. – Что вам угодно?

– Мне нужен телефон моего шурина Владимира Северьяновича Жигалова… – голос его суров.

– К сожалению, телефонов мы не даём.

– Он просил меня позвонить.

– Только через Фейсбук… – решительно прерывает Костю чёрная бородка. – Пишите электронный адрес: «Росэколозащита»… собака…

* * *