"История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытней и полезнее истории целого народа, особенно когда она – следствие наблюдений ума зрелого над самим собой и когда она пишется без тщеславного желания возбудить участие или удивление".

                                      М. Ю. Лермонтов.

ГЛАВА ПЕРВАЯ, ВТОРАЯ И ТРЕТЬЯ В КУЧЕ

Я живу, как собака, выпучив глаза и высунув язык от восторга и наслаждения.

Я не устраиваюсь в жизни, как цепной пес в своей будке, чтобы сдохнуть от тоски и ненужности в кресле перед телевизором.

Я свободен, так как мне нечего делить с другими, поскольку прекрасно знаю, что в этом мире мне ничего не принадлежит, кроме души.

Я – аскет, чтобы не создавать лишних проблем ни себе, ни окружающему меня миру.

 Я уважаю тех, кто больше меня знает и умеет, но не кланяюсь никому, пусть это будет сам господь бог, если даже это повлечёт за собой муки адовы.

Я помогаю всем, кому могу помочь, но не подаю милостыню.

Я не боюсь жизни, чтобы боятся смерти!

                                                           И.Н.Макаров

Несколько слов от автора в объяснение этого, так называемого труда

Написание этих необязательных сказок или измышлений не более чем детские уроки правописания и сочинительства и ничего более того. Но нам соврать – дорого не стоит, а детская память эмоциональна и непосредственна, жизненный опыт – холоден, выводы – зыбки, будущее – туманно и ничего не вечно под Луной. В общем: сплошное враньё и фантазии. Словно и не было этого на этом свете. Может быть, это и к лучшему, тем более я никого не заставляю их читать, оставляя все суждения на ваше усмотрение, даже не интересуясь ими. Просто это забавы взрослого мужика, которому делать нечего. Трепача, который нарисовал множество разрозненных картин, которые, как может оказаться, имели и в вашей жизни свое место. Кто, например, не лизал в раннем детстве железяк или не дрался беспрестанно с братьями или сестрами, кто не любил кошек, собак, тем паче коров и, даже, свиней. Любое животное имеет свой характер и свою отметину, как и любой человек, проходящий по этой земле. Так что не взыщите: что получилось, тому и быть. Быть этому странному коктейлю из моего детства, отрочества, юности, зрелости. Одним словом: незаконченный роман моей жизни и, как будто, не обо мне.

Я уже давно не ощущаю себя чем-то. Просто душа смотрит с прищуром на мир через разрез глаз моего тела, с которым прекрасно уживается, и все происшедшее, было ли точно так на самом деле или все так казалось мне или, как говорили древние, приснилось. Бес его разберет.

Первые впечатления о жизни

Конечно, начиная писать сей пёстрый набор из своей жизни, я не мог оставить в стороне первые свои воспоминания, коие я отношу к району трёх лет, хотя, наблюдая своего сына, первые проблески сознания у него относятся к году и даже, может быть, и к более раннему периоду, но я начал всё воспринимать лет с трёх. Без этих славных нескольких мгновений, все мои труды разобьются вдребезги. Что характерно, я воспринимаю себя тем же трёхлетним пацаном, что был и тогда. Конечно, я умею делать несколько больше того, что я мог делать тогда, но мироощущение моё не претерпело сколько-нибудь значительных изменений. Теперь следует описать мои первые сознательные движения.

Неожиданно я пришёл в себя, именно пришёл в себя, то есть стал самим собой в ту минуту, когда стоял на поваленном заборе по адресу: Механизаторов шесть в поселке З-ри. Забор был повален, может быть, по случаю переезда нас в данный дом. Поскольку позднее этот забор никогда больше не валялся, а тем более не щерился зубьями не загнутых гвоздей на обратной стороне забора. Я стоял на этом самом заборе и трогал ногами, обутыми в уже ношеные, но ещё крепкие ботинки, с облупленными носами эти самые острые зубы гвоздей. Ботинки видимо до меня принадлежали моему брательнику, поскольку свою одежду я никогда после не доводил до того скотского состояния, до которого мой славный братец доводил её в течение трёх месяцев. Кроме ботинок на мне были теплые штанишки с резинками внизу, темно-коричневое осеннее пальто хорошего качества в черную клетку. Я был сильно уставшим и хотел спать, но мне мешали это сделать родители, поскольку им было просто не до меня. Переезд заканчивался, день догорал, а родители продолжали таскать вещи. Именно в тот момент я стал самим собой.

На востоке существует поветрие, что до трёх лет человек не является человеком, во что я склонен верить. Впрочем, в моем мировоззрении нет понятие "вера", я чаще применяю выражение: возможно или вероятно. Просто при большой детской смертности не стоит соединять воедино бренное тело с бессмертной душой. Может я и не прав, но бессмертной души не бывает? Всё это возможно, всё это вероятно. Просто я стоял на заборе и осознал себя таким, каким и остался до сего дня. Может быть, мне пришло время чему-нибудь подучится? Как знать. Я никогда не собирался писать книги, а тем более излагать своё детство на бумаге. Просто я стал писать после двадцати лет, хотя литературу, а тем более русский, я ненавидел всеми фибрами души. Тройка по русишу у меня была железная, в чём я сознаюсь. Я не оканчивал ничего филологического или даже близко лежащего к нему, профессия моя относится к разряду самых черновых и приземленных, и связана скорее с математикой, которую я знал лучше русского, но я всё-таки пишу, хрен знает зачем. Почему я нарисовал кучу рассказов из своей жизни и тем паче детства? Вероятнее всего: "и из собственной судьбы я выдергивал по нитке". Просто всегда мы пишем только себя и только себе, только я не вру и не леплю героев, а рисую себя с лукавой и грустной улыбкой, поскольку в чужую душу нам не дано проникнуть. Здесь я следую старой истине вслед: "Чужая душа – потемки". Я стоял тогда на заборе и даже не думал, что мне когда-нибудь придёт в голову нарисовать первые сознательные мгновения моей жизни: стылую сибирскую осень, луну, которую я после того видел много раз, и мелькающие тени людей, разгружающих машины, и чувствительный холодок в теле. Вот и всё. Просто я устал и хотел спать.