5
Преодоление

Приказ Бориса звучал недвусмысленно. Или они выходят, или он атакует их – арбалет направлен в шахту, и это не считая адской способности Бориса издавать чудовищной силы вопли. Беглецы угодили в западню.

Ближе всех к Борису находился Адам и представлял собой легкую мишень. Нельзя было сыграть на благоразумии Бориса, прячась за Нину – она оказалась ниже Адама. Но он был только рад этому, теперь он мог хоть как-то укрыть сестру. Был и еще один момент в их теперешнем положении: несмотря ни на что, Адам не хотел сдаваться и уже видел шанс, несколько призрачный, но при везении реальный.

Нужно нейтрализовать две опасности: арбалет и вопли. Для нейтрализации арбалета Адам и должен находиться к Борису ближе сестер. Правой рукой он нащупал топор за поясом. Придется пожертвовать. Если до этого еще дойдет.

– Живее! Вы меня не надурите!

– Никто тебя не дурит. Пусть Тамара спустится, одну ее нельзя оставлять. Тамара!

– Диана где?

– Ее здесь нет.

Пауза. Кажется, Борис неуверенно посмотрел вверх, пытаясь определить, правду ли говорит Адам.

– Не дури голову! Где Диана?

– Ее нет! Осталась наверху!

– Брехня, – произнес Борис неуверенно.

Адам игнорировал последнюю реплику.

– Тамара, не спеши, осторожно.

Как же предупредить ее, чтобы воткнула в уши беруши? Не зря же Адам придумал их в самый последний момент? И как вовремя! Он знал, что эти штуки понадобятся. Единственное, он и не подозревал, что эти звуки издает Борис и что Адам с сестрами окажется так близко от него, в такой неудобной ситуации.

Тамара спускалась, не издавая ни звука: она напоминала тень. Борис занервничал:

– Живее! Сколько можно?!

– Мне надо помочь сестрам. Или они сорвутся вниз.

Адам изогнулся, пробормотал Нине невнятные успокаивающие слова. Дотянулся рукой до головы сестры, потрогал ее ушные раковины.

– Затычки… Достань их…

– Хватит с ней сюсюкаться! – вскричал Борис. – Пусть вылезает!

– Сейчас… Уступлю ей место.

Тамара была уже близко. Адам видел, как, спускаясь, она смотрит на него и Бориса. Адам приподнялся на полметра. Ситуация для неожиданного броска оказалась наиболее благоприятной, лучшего момента может не быть. Адам понял, что Борис один, иначе бы Марка они уже услышали. Значит, подонок поспешил вслед за Дианой. Плохо, очень плохо. Если Марк ее схватит, Адам не покинет Башню ни при каких обстоятельствах, даже ради сестер не уйдет.

Борис приподнял голову, перевел внимание с Нины, с трудом подтягивавшейся вверх, на Тамару. Адам понял, что момент настал, но так не хотелось рисковать Тамарой, что он не выдержал:

– Тамара, где штуки, что я тебе дал? Для ушей! Достань их!

Не договорив, Адам метнул в арбалет топор, вложив всю силу, рассчитывая, что какие-то секунды у Тамары есть. Топор вонзился в арбалет и, срикошетив, зацепил топорищем подбородок Бориса, отлетел в шахту, исчез во тьме. Борис отшатнулся, выронив арбалет, который треснул и вышел из строя.

– Заткните уши! – вскричал Адам, отыскав свои затычки. – Тамара, вниз!

Нина уже спускалась, Адам поспешил за ней, посматривая на Тамару. Борис растерялся, настолько не ожидал подобного, и у беглецов оказалась фора. Прошло не менее полминуты, прежде чем Борис, ошеломленный, откинул поднятый арбалет и высунул голову в лифтовую шахту. Но он все еще был растерян.

Тамара оказалась ниже его метров на пять, когда Борис открыл рот, и его нутро породило нечеловеческий вопль, ударивший, казалось, даже по канатам. У троих беглецов уши были заткнуты, но Тамара дернулась, почувствовав дискомфорт. Это ее не остановило, и она продолжала спуск, нагоняя Адама, который, опасаясь за нее, спускался медленнее.

Борис закричал снова. Лишь спустя время, когда эхо от вопля потонуло внизу, он понял, что чудовищной силы звук на беглецов не подействовал. Борис зарычал, в его голосе были неуверенность и страх поражения. Он встал, неуклюже осмотрелся, побежал вниз, понимая, что оружия у него нет, не считая небольшой кувалды, которой он разбивал двери в шахту. Будь у него возможность поражать беглецов воплем, но они нашли средство защиты и не только уравнялись в силе, сейчас преимущество на стороне Адама.

Борис прыгал через несколько ступенек, его подгонял страх перед Марком. Он чувствовал, что брат способен на убийство, если ситуация поставит его перед фактом, что кто-то не выполнил для него нечто важное, что, по его мнению, нельзя прощать.

Адам с трудом различил очередные двери, потребовал от Нины остановиться. Для этого ему пришлось нагнать сестру и зацепить ботинком ее руки, в противном случае она бы ничего не услышала из-за берушей. Тамаре говорить ничего не пришлось, она была в метре над Адамом, и одну затычку из уха она вытащила.

Адам перехватил дубинку, опасаясь, что в отличие от потерянного топора дубинкой пробить двери окажется сложнее. В идеале нужно было спуститься еще ниже, но Адам не был уверен, что его руки выдержат, что же говорить о сестрах? Когда он схватился за уступ под дверью, Адам почувствовал, насколько устали руки. Как же сестры? Держатся на одном адреналине? Из лифтовой шахты нужно выбраться не только для того, чтобы избавиться от опасности перед Борисом, девчонки рисковали сорваться без воздействия извне.

Адам ударил дубинкой по двери. Появилась вмятина, но эффект с топором был куда серьезнее. Сколько ему понадобится времени? Где-то по маршевой лестнице за ними бежал Борис! Адам нанес один за другим с десяток ударов, прежде чем проломил отверстие достаточное, чтобы пролезть. Пот заливал лицо, рука с дубинкой онемела, дыхание было прерывистым, но времени передохнуть не осталось.

Куски, торчащие по краям, показались ему слишком острыми, чтобы пустить первой кого-нибудь из сестер. Адам полез сам. Руки ослабли настолько, что в какой-то момент Адам испугался, что не сможет подтянуться. После нескольких попыток он кое-как протиснулся, сбив локтем самый острый осколок. На несколько долгих секунд он застыл – ноги свисают, корпус на полу вне шахты. Неимоверным усилием воли он приподнялся на локтях, осмотрелся, вытащил одну берушу. Ему померещился шум со стороны маршевой лестницы, но собственное ошалевшее дыхание мешало понять, не ошибся ли он. Помедлив, убедившись, что ни Борис, ни Марк не появились, Адам воткнул берушу на место и, обернувшись, свесился в шахту.

– Быстрее!

Он замахал рукой Нине, которая незаметно сползла, пока Адам пробивал выход, – руки почти не держали ее. Тамара замерла напротив Адама, и по ее глазам он понял, что нечто изменилось. Оглянуться он не успел.

Лезвие ножа прижалось к его горлу, слова, которые он уловил, показались из-за берушей смутными и едва понятными, хотя в реальности Борис кричал ему в самое ухо:

– Не дергайся! Или перережу твою глотку!

Страх придавил его, и Стефан распластался у ног обезумевшего Марка на решетчатой площадке. Стефан ждал, что Марк станет бить его, он сжался, но его злой демон лишь встряхнул несчастного.

– Я потратил на тебя время, урод! Какого черта?! Я думал, я иду за Дианой! Снова ты портишь мне жизнь, ублюдок! Такой же, как твой братец, которому я выпущу кишки! Вся ваша семейка – ублюдки!

Они находились на последней площадке, высота – почти пятьсот четыре метра. Светило солнце, вокруг расстилался замечательный вид, но никто из этих двоих этого не замечал.

Марк поднял его за шкирку, и Стефану показалось, что его вот-вот сбросят вниз. Хотя видения и знания говорили о другом, сейчас Стефан был поглощен страхом так, что ничего иного в мире не существовало. Этот страх перед Марком преследовал его с самого детства, это было нечто необоримое, нечто слишком обособленное, что не подчинялось никаким законам. Страх Стефана перед Марком равнялся лишь ненависти Марка к Стефану.

Любое неосторожное движение в таком узком месте могло стать причиной падения их обоих, но Марк, казалось, этого не замечал. Ненависть его была сильнее инстинкта самосохранения. Он снова встряхнул беглеца и вжал в решетку.

– Я посажу тебя здесь на цепь, как собачку. Местечко подходящее, – Марк хохотнул. – Как-то папашка поведал, что именно здесь вылез из мамашиной утробы на свет божий твой ублюдочный братец. Что ж вы не продолжили традицию?

Марк прижал Стефана стопой, и тот даже не думал вырываться. Бежать некуда, но даже не в этом дело. Когда Марк находился так близко, Стефан становился как парализованный. Это тянулось с раннего детства, с тех пор, как Марк осознал, что Стефан отличается от всех остальных детей, что он не может говорить, только кивать, если что-то понял, а понимал он тоже как-то странно и далеко не всегда. Марк еще не научился говорить, но уже осознал, кто может стать жертвой, кто достаточно беззащитен, чтобы измываться над ним.

Как-то отец пытался поговорить со Стефаном «серьезно». Он загнал его в угол и требовал, чтобы тот дал Марку отпор.

– Просто ударь его, Стефан! Ударь хотя бы один раз. И ты увидишь, он больше не будет к тебе приставать. Я сам мог бы его ударить, но когда-нибудь меня не будет рядом, и ты должен научиться давать отпор.

Стефан только мычал и качал головой. Отец несколько раз пихнул его: он хотел разозлить Стефана, растормошить, достать хоть сколько-нибудь злости из глубины его души, но тщетно. Похоже, этой самой злости у Стефана не было. Даже у Нины, у Адама, у Дианы где-то глубоко внутри злость была, но не у Стефана. У отца выступили слезы. Он попросил, чтобы Стефан защищался хотя бы ради своих брата и сестер, ради отца и матери, но и это не подействовало. Стефан пускал пузыри, качая головой, по лицу текли слезы и сопли, и мальчик начал подвывать. Отец, встав перед ним на колени, обнял его, сам разрыдавшись.

– Прости меня, прости, – шептал он, пытаясь совладать с рыданиями. – Прости, мой мальчик. Делай, как знаешь, как велит тебе твое странное, но доброе сердце.

Эта попытка стала единственной: в дальнейшем Стефана никто не пытался приучить к тому, чтобы он давал Марку сдачи, его просто защищали по возможности, хотя по мере взросления Марка это становилось все сложнее и сложнее.

И Марк становился все более темной и мрачной тучей на небосклоне Стефана, эта был фатум, его Судьба, Чаша, которую необходимо испить до дна. Если бы Стефан мог говорить или каким-то образом логически проводить аналогии, пожалуй, у него возник бы образ Иисуса Христа, который при всем своем могуществе и знании, что его вот-вот арестуют, тем не менее, не покинул Гефсиманский сад. Это было весьма отдаленное сравнение, но… иного просто не было.

Можно было подумать, что в образах, которые видел Стефан, Марк был причиной его смерти, но парадокс заключался в том, что, несмотря на громадное количество временных пластов и образов, Марк там появлялся редко. Он находился в затененной области, в реальности всегда выскакивал чертиком из табакерки, приносил хаос и боль. Он напоминал акулу в толще темной воды, которую видно в самый последний момент. Марк не поддавался никакому анализу, если бы этот анализ имел место в голове его жертвы, как не поддавался анализу для остальных образ мышления самого Стефана.

Стефан не смог бы разобраться, как и почему попал в лапы Марку после продолжительного перерыва. Не потому ли и страх был таким мощным – скопилось ожидание? Стефан прятался от своего брата, желавшего ему лишь добра, но запросто дал поймать себя своему злому гению. Это могло получиться только нарочно, но для Стефана не было разграничений между понятиями «нарочно» и «неосознанно», все его существование проходило в иной градации, и даже пограничьем это нельзя было назвать.

Нечто вынудило его покинуть свое неудобное пристанище в антенной части на уровне самой верхней площадки Башни. Стефан ютился там какое-то время после того, как оставил знак неподалеку от преграды, которую брат, Диана и сестры устроили на маршевой лестнице. Ближайшее будущее, настоящее и недавнее прошлое переплетались в невообразимой круговерти, и в какой-то момент он просто с опозданием осознал, что спускается. Нечто внутри, нараставшее, как морской прилив, незаметно, но и неумолимо, толкало его вперед и одновременно тянуло назад. Раздвоенный, он спускался медленно. И, остановившись передохнуть, заметил Диану. Она прошмыгнула через дверь на площадку и затихла.

Стефан еще не заметил Марка – иначе бы он не спустился больше ни на одну ступеньку. Но Стефан его не увидел, хотя догадался, что Диана от кого-то прячется. Прятаться Диана могла только от Марка, но эти логические выкладки были Стефану недоступны. Ощутив новый приступ страха, еще неопределенного и смутного, Стефан продолжил спуск, неосознанно делая шаги как можно громче. Если Диана пряталась, Стефан мог отвлечь того, кто ее преследовал.

Так и случилось. Дальнейшее плохо поддавалось описанию: все залила черная волна страха: путь ему преградил Марк. Когда волна сошла, Стефан оказался на самой верхней площадке, Марк привязывал его за ноги тонким жгутом, порвать который было нельзя ни руками ни зубами.

Марк хлопнул Стефана по плечу.

– Удобно, Стефи? Можешь не мычать, сам вижу, что удобно. Посиди здесь, полюбуйся видом и скажи спасибо, если выживу и вернусь за тобой. – Марк хихикнул. – Когда вернусь, тогда и поговорим. Сейчас, извиняй, некогда.

Помедлив, перестав улыбаться, Марк исчез в антенной части Башни. Судя по силе шагов, Марк спешил, очень спешил. Стефан перевел взгляд на даль, на водную гладь, которую дырявили неподвижные серые высотки, и тихо завыл, раскачиваясь туда-сюда.

Выступившие слезы размыли картинку, но Стефан их не смахивал.

Диана спешила, как только могла, но старалась идти бесшумно. Шанс справиться с Борисом без ущерба для себя был только во внезапности. Если она увидит его первой, все получится. Если же нет…

Она не хотела думать об этом, она гнала мысль от себя, спускаясь по маршевой лестнице. Как и в случае с Марком, она не хотела стрелять. Борис – ее брат, Диана не хочет причинить ему вред. Но у него арбалет, которым он неплохо владеет. И еще у него слепое подчинение Марку, это страшнее арбалета. Как ей с ним справиться? Разве что оглушить, напасть достаточно внезапно, чтобы обезоружить и – это было бы идеально – связать.

Она быстро достигла ресторанов, замедлила продвижение. Она была уверена: Борис рядом, нужна особая осторожность. Наверняка он не позволил покинуть лифтовую шахту Адаму и девочкам. Бег по маршевой лестнице легче спуска по канатам. Если он обогнал их, они где-то в шахте, висят на канатах, пытаясь подняться вместо того, чтобы продолжить спуск? Или они выбрались из шахты?

Рестораны остались позади. Напряжение возросло, ей стало трудно дышать. Где Борис и беглецы? Ей казалось, что она спускается давным-давно, что она прошла большую часть Башни, хотя это не так – Диана находилась на высоте трехсот метров: уйма расстояния до основания Башни.

Оставалось только продолжить спуск, что она и сделала. Диана миновала еще один открытый балкон на высоте двухсот восьмидесяти восьми метров. Что-то вынудило ее задержаться, она рискнула пройти к лифтам. Пол был усеян осколками двери, на ее месте зияла пробоина в шахту. Послышались какие-то звуки, она заглянула внутрь. И возненавидела себя за то, что не сделала этого раньше, на предыдущих этажах.

Метрах в двадцати ниже находились обе сестры Адама. Нина подвывала от ужаса, кто-то им что-то кричал.

– Скажи им, чтоб вытащили из ушей затычки! – голос Бориса, визгливый, на грани истерики, злорадный. – Пусть вытащат!

Диана помчалась вниз. Она не поняла, что требовал Борис и почему на канатах не видно Адама. Похоже, именно ему и кричал Борис. Что с Адамом? О каких затычках идет речь?