Случилось то, чего многие с надеждой ждали, иные же опасались. Марат Гельман уволен с поста директора Музея современного искусства PERMM, созданного им же почти пять лет назад.
В последнее время Гельман терпит поражение за поражением. В позапрошлом году он был изгнан из Твери, где пытался воспроизвести свой пермский опыт, преобразив в музей еще один речной вокзал. Неудачным оказался завоевательный поход на Краснодар: город приветствовал культуртрегера потасовками и плевками. И вот теперь Марата Александровича разлучили с его любимым пермским детищем. Отныне и весь большой региональный проект Гельмана можно считать закрытым.
На одинокую борьбу Гельмана за окультуривание российских просторов поначалу нельзя было смотреть без сочувствия, как на всякое безнадежное предприятие. У нас в России столицы легко всасывают талантливых людей и с большим скрипом их отдают. В различные времена наиболее действенными механизмами для переноса культуры из столиц в провинцию были каторга, ссылка и эвакуация. Например, именно благодаря эвакуации в той же Перми возникла серьезная балетная школа. Но что делать, если у нас нет ни войны, ни репрессий? Как заставить Москву поделиться с губернскими городами хотя бы малой частью накопленных ею культурных ресурсов? Гельману показалось, что он нашел блестящий способ: просто прийти к губернатору и попросить денег из вечно бедствующего областного бюджета.
Это было нагло, но по-своему эффективно; примерно в той же манере действовал похотливый поручик Ржевский: девять девушек отхлещут по щекам, но одна все-таки согласится. В нашем случае согласились Пермь и – ненадолго – Тверь, что уже неплохо. Как же Гельману удалось обаять этих русских красавиц?
Сам Марат Александрович любит подчеркивать свой демонизм и магнетизм, представлять себя чуть ли не Березовским культурного фронта. В свое время он даже проводил в интернете конкурс стихов на тему «Чорный Гельман». На самом деле его успехи на ниве «джи-ара» (взаимодействия с государственными органами) имеют под собой здравую материальную основу. Он не предлагал властям региона разориться на культуру; напротив, он предлагал сэкономить на ее производстве. Он показывал: современная культура может и должна быть дешевой – недаром история музея PERMM начиналась с выставки «Русское бедное». Фьють! – и лучшие художники слетятся в ваш город. Щелк! – и лучшие дизайнеры приедут, чтобы его украсить. Красная буква «П» на въезде в город стоит недорого. Красные безголовые человечки, тут и там расставленные на улицах, не стоят почти ничего. Но зато – узнаваемый фирменный стиль! Зато – непрерывная суета фестивалей, брызги фуршетного шампанского, вся та столичная движуха, которой так не хватало угрюмому промышленному городу-миллионнику.
Эта перспектива дешевой культуры, готовой культуры, которую не нужно выращивать годами, а можно просто сорвать с московской грядки и отправить в рот, более того – не какой-то там посконной и доморощенной, а идущей в ногу с мировыми трендами, была настолько притягательна для прогрессивного губернатора Олега Чиркунова, что он и не думал обращать внимание ни на проклятия православных патриотов, требовавших изгнать посланца сатаны, ни на жалобы представителей местной, догельмановской культуры, голосом которых стал писатель Алексей Иванов. Более того, и новому губернатору Виктору Басаргину, сменившему Чиркунова, сперва нечего было возразить против логики гельмановского проекта.
Впрочем, возражения нашлись, и тоже вовсе не мистического, а вполне земного свойства. Бюджет гельмановского фестиваля «Белые ночи» – 250 млн рублей – показался краевым депутатам чересчур жирным. Выходит, что на культуру, столь дешевую в изготовлении, списывались вовсе не маленькие деньги и этот факт, вполне возможно, еще больше убеждал прежнее руководство области в эстетической правоте московского культуртрегера. Но теперь скептики, которых Марат Александрович посрамлял все эти годы с невозмутимостью циркового дрессировщика, могут торжествовать.
Виктор Басаргин говорит: «Все то хорошее, что дал краю и городу фестиваль, что понравилось жителям, должно быть сохранено в будущем». Гельман уходит, но он заслужил благодарность. Не за привозное эрзац-искусство, загородившее вид на местные культурные начинания. Не за ожесточенный самопиар, которым он сопровождает свою деятельность. А за то, что он и в самом деле расшевелил сонный муравейник, заразил и сторонников, и противников идеей культурной столицы в Предуралье и эта идея теперь уже не умрет.
А главная мораль этой пятилетней истории, мне кажется, вот в чем. Российской провинции не хватает не столько культуры, сколько культурной самостоятельности. Есть привычка оглядываться на Москву, которая и сама оглядывается то на Лондон, то на Нью-Йорк, и именно на этой вечной оглядке, то боязливой, то восторженной, то завистливой, построил свою игру Гельман. Но разве «пермский миф» Алексея Иванова или, скажем, «марийский миф» Дениса Осокина не может быть интересен всему миру без каких-либо скидок на провинциальность, как в свое время был ему интересен чуваш Айги или мордвин Эрьзя? Поэтому лучшее, что могли бы сделать столичные культуртрегеры, – это помочь местной культуре развиться и выйти на мировую дорогу, а не давить ее в зародыше броским демпинговым товаром.
«Известия», 25.06.13
Поэт Алексей Улюкаев поздно дебютировал в большой литературе. Его первая подборка в толстом журнале «Знамя» вышла в конце 2011 года, когда ему было 55 лет. Служители Евтерпы приняли его скромные дары с удивительной благосклонностью, и вскоре в том же издании вышли еще две подборки. В прошлом году поэт выпустил сборник стихов в твердой обложке, который был нежно облизан рецензентами. Казалось, перед бурно стартовавшим стихотворцем лежит ясная дорога: литературные премии, участие в фестивалях, выступления в шумных шалманах и детских библиотеках… Но тут вдруг пошла в гору его карьера по другой линии, куда менее интересной для любителей изящной словесности: Алексей Улюкаев, до того работавший заместителем председателя Банка России, несколько дней назад был назначен министром экономического развития.
Пресса запестрела тревожными заголовками: «Поэт ответит за рецессию», «Поэт ответит за ВВП». Похоже, теперь редкая статья о деятельности нового министра будет обходиться без цитат из его стихов. Экономистам впору учиться отличать ямб от хорея и гадать о будущем по случайно открытым страничкам улюкаевской книжки с непатриотичным названием «Чужое побережье».
Есть от чего прийти в отчаянье, если учесть тот образ поэта, который сложился в народном сознании. Согласно распространенному стереотипу, поэт – существо психические неустойчивое, неприспособленное к жизни, много пьющее, ненадежное как в амурных, так и в финансовых делах, да и вообще, как проговорился Пушкин, несколько глуповатое. И вот, выходит, человек такого склада теперь отвечает за наш экономический рост?
Впрочем, если мы оглянемся на мировую историю, то увидим, что социальные маски, которые в разные эпохи и в разных странах надевали на себя поэты, были не менее разнообразны, чем занятия веселых чижей из стихотворения Хармса: поэт-жрец, поэт-воин, поэт-колдун, поэт-ученый, поэт-актер, поэт-шут. И, разумеется, поэт-чиновник, поэт-царедворец. В XVIII-м, да и в XIX веке государева служба была естественным прибежищем для русских стихослагателей. Высоко поднялся Херасков, но еще выше – наш чудесный татарин Гавриил Державин, дослужившийся до министра юстиции. Насмехаясь устами Чацкого над екатерининскими вельможами, Грибоедов, особо не целясь, попал и в этих поэтов. Но автор «Горя от ума» и сам достиг известных степеней по ведомству иностранных дел – равно как и Тютчев, которому время от времени приходилось сочинять рифмованные поздравления начальству.
Революция привела к власти людей с фантазией. Плохие декадентские вирши писали Луначарский и Менжинский. А вот Иосиф Джугашвили, пока не сделался Сталиным, сочинял довольно миленькие стишата. При нем и после него коммунисты стали строже и скучнее: стихи Юрия Андропова и Анатолия Лукьянова – одинокие (хотя и хрестоматийные) примеры поэтического баловства на вершинах советской империи.
И все же ни в одном российском правительстве не было столько стихотворцев, как в нынешнем. В кабинете министров Улюкаева, без сомнения, радостно встретили братья по служению музам. Сочиняет стихи Аркадий Дворкович, еще один ключевой член экономического блока правительства. Глава МИДа Сергей Лавров – тоже поэт, и даже песенник (автор слов гимна родного МГИМО: «Это наш Институт, это наше клеймо»). И буквально только что освободился от державных трудов мрачный поэт-декадент Владислав Сурков.
В этот сложный период, когда в мировой экономике и политике устойчиво пахнет жареным, поэты в министерских креслах как нельзя кстати. Все промахи, все временные трудности можно было бы свалить на чиновных стихотворцев. Вы же понимаете, поэты – они как дети, что с них взять? Задумался о высоком, погнался за крылатой рифмой, убежал в широкошумные дубровы.
Тут уж пора насторожиться поэтическому сообществу: а вдруг именно поэты, а не геи и не иностранные агенты, будут объявлены виновниками неурядиц и недородов? Ведь предлагал же Платон изгнать поэтов из общества, так почему бы в будущем у нас не появиться законопроекту о запрете поэтической пропаганды?
А если серьезно – мешает ли сочинение стихов государственному управлению? Опыт многих прекрасных поэтов показывает: если уж поэт берется за какое-то дело, то в этом деле он достигает профессиональной состоятельности. Например, поэт Сергей Шестаков – математик, автор популярнейшего в стране школьного задачника. Андрей Сен-Сеньков – врач-иглотерапевт. Алексей Кубрик – реставратор антикварной мебели. А Владимир Костельман, еще один автор журнала «Знамя», – бизнесмен, один из богатейших людей Украины.
Что же до Алексея Улюкаева, «поэта-бухгалтера» (так, между прочим, называлась древняя статья Лимонова о Бродском), то его стихотворные опыты все же больше похожи на благородное хобби занятого человека и неплохую гимнастику ума. Этому хобби преданы без всякого отрыва от производства десятки тысяч других бухгалтеров, банкиров, заводчиков собак, инструкторов по стрельбе и ценных специалистов иного профиля, которых можно повстречать на сайте «Стихи.ру». Вот что на самом деле вредит госуправлению, так это танцы на барной стойке. Давеча один британский министр через это дело ногу сломал, и его, представьте себе, пока не уволили.
«Известия», 26.06.2013
О проекте
О подписке