Читать книгу «Загадка крещения Руси» онлайн полностью📖 — Игоря Фроянова — MyBook.
image
cover

Главное для И. Я. Фроянова в данной работе – показать, что принятие христианства не было прямо связано с определенным уровнем развития феодализма в Древней Руси, что процессы феодализации и христианизации нельзя сводить к единой универсальной детерминированной модели, что идущее от классиков марксизма представление о христианстве как религии феодального общества не вполне верно. Христианство возникает задолго до становления феодальных отношений и гибко приспосабливается к господствующей системе социальных связей. Поэтому «нет никаких оснований рассматривать церковь как ускоритель феодализации Древней Руси, а христианство – как классовую идеологию, освящавшую феодальное угнетение». «На Руси церковь встретилась с доклассовым обществом, к которому ей пришлось приспосабливаться». Наблюдения над собственно русской историей и сравнительный исторический анализ позволили ему достаточно убедительно отстоять свою точку зрения[14]. Таким образом, И. Я. Фроянов справедливо протестовал против положения о том, что принятие Русью христианства было обусловлено становлением феодализма. Но, как обычно бывает в таких случаях, он пошел несколько дальше, чем следовало, впадая в другую крайность. Советские историки признавали прогрессивность христианства прежде всего в том плане, что оно способствовало укреплению феодального строя, более прогрессивного, с их точки зрения, по сравнению с первобытнообщинным. И. Я. Фроянов, поддавшись данной логике рассуждений, пришел к обратному выводу. Принятие христианства не имело прогрессивного характера, поскольку было обусловлено не процессами феодализации, а стремлением киевской общины сохранить власть над подвластными восточнославянскими землями, т. е. – освятить религией существующий порядок вещей, рушившийся под напором распада родоплеменных связей. Не стоит забывать и о том, что обвинения в отсутствии марксистского подхода в советские годы являлись отнюдь не безобидными. Единственно возможным тогда способом защиты было всяческое подчеркивание приверженности к марксистской методологии, подкрепление своих взглядов ссылками на работы классиков марксизма, в которых можно найти высказывания, подходящие, практически, под любую концепцию. Отсюда и некоторая острота высказываний и положений И. Я. Фроянова, наступательная форма защиты своих взглядов.

Поскольку христианство принималось, с точки зрения автора, в интересах поляно-киевской общины и было санкционировано вечем, то в собственно Киевской земле этот процесс проходил относительно спокойно. Однако к подвластным Киеву племенам новая религия приходила с огнем и мечом. При этом, как убедительно показал автор, распространение христианства за пределами Киевской земли тормозилось не только религиозными причинами (приверженностью к языческим традициям и нравам населения, в том числе и верхов общества), но и политическими, т. к. являлось инструментом укрепления киевского господства в других землях. Это вполне понятное и широко распространенное явление: западные славяне, по единодушным сведениям источников, отождествляли распространение христианства с распространением немецкого господства, а борьба с христианизацией являлась и борьбой за национальную независимость.

И. Я. Фроянов очень убедительно показал жизнеспособность язычества в Древней Руси, наличие в XI–XII веках «двоеверия» (оязыченного христианства), с одной стороны, и чистого язычества – с другой. «…Только позднее, на протяжении второй половины XIII, XIV и XV столетий, когда христианство окончательно утвердилось на Руси и все русские люди стали (во всяком случае, формально) христианами, язычество как самостоятельное вероисповедание отошло в прошлое». Поэтому на прямо поставленный вопрос: что в большей степени определяло мировоззрение древнерусского общества – язычество или христианство, автор отвечает – язычество.

Отмечая жизнеспособность язычества на Руси, И. Я. Фроянов указывает «на узость социальной базы христианства в древнерусском обществе». Не было у Русской Церкви и серьезной экономической базы. Церковное землевладение играло скромную роль в системе социально-экономических связей Древней Руси, а церковная десятина выделялась из княжеских доходов, что, в отличие от ситуации в Западной Европе, не давало русскому духовенству возможности для закабаления населения. Вместе с тем, вряд ли так категорично можно вести речь о том, что христианство поначалу «не имело и прочной политической основы», поскольку «общевосточнославянский межплеменной союз, для реанимации которого было принято в Киеве христианство, неудержимо рушился, и на смену ему пришли… города-государства». Этой же «форме политической организации вполне соответствовало язычество…». Видимо, не следует жестко подгонять конфессиональные и политические системы. Ведь в те же средние века государственные образования, если так можно выразиться, «малых форм», не являлись исключением, да и города-государства отнюдь не были несовместимы ни с феодализмом, ни с христианством. Хотя церковь на Руси, по мнению автора, не утверждала феодальный общественный строй и феодальную государственность, ее представители принимали деятельное участие в общественной и политической жизни XI–XII веков. Но это не было инициативой церкви: «…Она поступала так, как требовали господствующие в Древней Руси нравы и порядки». Истоки такого положения дел И. Я. Фроянов находит в языческой эпохе истории восточных славян, когда служители культа играли важную роль в общественных делах, ограничивая власть князей: В свою очередь, «восточнославянские князья нередко исполняли жреческие функции». Таким образом, «у восточных славян не было четкого разграничения между религиозными и светскими занятиями», что «в значительной мере и предопределило положение церкви в древнерусском обществе в качестве учреждения не только религиозного, но и социально-политического». Справедливости ради следует отметить, что и в других странах, особенно католических, церковь активно участвовала в жизни общества, и это понятно. В эпоху средневековья весь спектр социальных, политических, экономических и культурных связей был пронизан религиозностью. Иными словами – религия была неотделима ни от культуры, ни от экономики, ни от политики. Естественно, что роль церкви была разноплановой.

Более важна и принципиальна другая, отмечаемая И. Я. Фрояновым, особенность древнерусской церкви. На Руси не только духовенство активно участвовало в общественно-политической жизни, но и городские общины принимали участие в избрании руководителей церкви: епископов и даже игуменов. Этот строй отношений автор объясняет тем, «что духовенство на Руси XI–XII веков являлось в некотором роде мирским институтом, поскольку оно в лице своих высших иерархов осуществляло общеполезные гражданские функции, связанные с судопроизводством, управлением, политикой и другими сферами древнерусской жизни. Иереи выступали в качестве общественных лидеров, на которых возлагалась обязанность обеспечения благоденствия общины, ее внутреннего и внешнего мира…. Высшие духовные чины являлись не только религиозными деятелями, но и представителями общинной власти…». И. Я. Фроянов убедительно возражает «против весьма распространенного заблуждения, согласно которому церковь находилась в подчинении князя-монарха, подобно тому, как она подчинялась византийскому императору». Поскольку, согласно концепции И. Я. Фроянова, «древнерусский князь – это не император и даже не монарх, ибо над ним стояло вече, или народное собрание, которому он был подотчетен», то речь «необходимо вести… о подчинении… церковных начальников не столько князьям, сколько городским вечевым общинам. В этом заключалось своеобразие духовенства в Киевской Руси в сравнении с Византией, а тем более с католическими странами Западной Европы».

Таким образом, с точки зрения И. Я. Фроянова, в социальной системе Древней Руси церковь не столько ведущее, сколько ведомое учреждение. Поэтому она не могла играть роль ускорителя в области социального развития. Втянутая в сутолоку общественной жизни, обремененная многочисленными гражданскими функциями, церковь «не имела достаточно времени и сил, чтобы сосредоточить свою деятельность на распространении христианства и его утверждении над язычеством», в чем «заключается одна из причин устойчивости языческой религии в домонгольской Руси».

Мы остановились лишь на некоторых, наиболее принципиальных, на наш взгляд, проблемах, поднимаемых и решаемых в книге И. Я. Фроянова. Внимательно прочитав ее, читатель найдет ответы на многие вопросы, связанные с религиозными воззрениями наших предков, социальной, политической и повседневной историей Древней Руси. Вместе с тем, под впечатлением от прочитанного у него возникнет немало новых вопросов. И это естественно. Несомненное достоинство работ И. Я. Фроянова заключается в том, что они будят мысль, рассчитаны не на простое усвоение информации, а на активное, творческое восприятие. В этой связи хотелось бы обратить внимание на отдельные стороны проблемы христианизации Руси, не нашедшие еще должного освещения в литературе.

Знакомясь с работой И. Я. Фроянова, читатель увидит яркие и убедительные примеры живучести язычества в Древней Руси. Однако по-прежнему актуальным остается вопрос о том, кем ощущали себя сами древнерусские люди – язычниками или христианами? Вопрос весьма сложный и к нему следует подходить дифференцирование. С сохраняющейся массой язычников, видимо, понятно. Они себя таковыми и воспринимали. С двоеверием уже гораздо сложнее. В Древней Руси под двоеверием понималось участие в отправлении и христианского, и языческого культов. С точки зрения формальной, приверженцы такового – язычники, а Иисус Христос для них – один из богов. Вместе с тем, степень религиозной самоидентификации у двоеверцев могла быть различной. Наконец, были и собственно христиане, отдававшие, в той или иной степени, дань традиции, не воспринимая ее как языческую. Несомненно, например, что князья, по крайней мере, подавляющее большинство, считали себя христианами. Вместе с тем, в их захоронениях находим следы языческого ритуала (оружие, остатки пищи…). Однако наличие последнего не позволяет нам считать погребенных язычниками. Сложнее обстоят дела с аналогичными погребениями простых людей. Кем считали себя при жизни те, кто похоронен по такому обряду? Ответить на данный вопрос пока, по-видимому, не представляется возможным.

Другой, не менее важный вопрос. Все ли так называемые проявления языческого мировоззрения уходят корнями в собственно славянское язычество либо присущи реальному христианству и связаны с заимствованиями, в том числе византийскими? И. Я. Фроянов верно отмечает, что в летописных повествованиях о внешних войнах отразился «языческий по сути взгляд на богов». Но если мы обратимся к христианской традиции, то легко обнаружим там сходные явления, увидев активное участие в земных делах небесных сил[15]. И древнерусские произведения не выбиваются из этого типологического ряда.

Учитывая роль византийской традиции на Руси, можно предполагать, что тот же обычай хранения в церквях «портов» князей, на который обращает внимание И. Я. Фроянов, мог быть связан с византийским обычаем хранения в храмах императорских одежд. Популярность культа Богородицы на Руси могла заключаться также не только в том, что Матерь Божья «отождествлялась с женскими божествами плодородия, в частности с Рожаницами». Богородица была популярна и в Византии, и на Западе. Это может объясняться как преемственностью с языческими культами, так и христианскими представлениями, что сердце Богородицы наиболее отзывчиво к людским страданиям и нуждам, а ее молитвы перед Господом наиболее действенны.

Как бы там ни было, выделение собственно языческих элементов в христианстве – задача весьма сложная. Причина, видимо, заключается в том, что между христианством и развитым язычеством нет непроходимой стены (при всех, конечно, имеющихся серьезных различиях[16]), и оно в разных географических, этнических и культурных условиях своего развития активно впитывало элементы местных, языческих традиций. Эти «заимствования», в том числе и античные, трансформируясь в новой системе духовных ценностей, становились органичным и неотъемлемым элементом христианской традиции. Но даже если они и выходили за рамки последней, то далеко не всегда являлись антихристианскими.

Будучи историком и стремясь к объективности, И. Я. Фроянов дает порой достаточно жесткие оценки деятельности и Русской Церкви, и духовенству. Вместе с тем, по своим убеждениям, мировоззрению и основополагающим принципам он является носителем православных ценностей, человеком православным. Ярким примером подвижничества и благочестия для него стал митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев), светлой памяти которого он посвятил одну из своих последних книг. Жизнь и творчество владыки, незабываемые минуты личного общения с ним оставили в душе И. Я. Фроянова неизгладимый след, во многом предопределили его современную гражданскую позицию и направленность научной и общественной деятельности. Как и для владыки Иоанна, для И. Я. Фроянова Православная церковь сегодня «осталась последним бастионом нравственного здоровья народа, последним выразителем русского самосознания, не изуродованного идолопоклонничеством перед фальшивыми «общечеловеческими» ценностями», «последняя скрепа, соединяющая русский народ в единое целое»[17].

Настоящая публикация работы И. Я. Фроянова снабжена приложением, в котором представлены выдержки из древнерусских и зарубежных источников, позволяющие читателю более полно и объективно представить процесс христианизации в домонгольской Руси и религиозные воззрения восточных славян.