В этой связи основания выделения термина «активность» в качестве ведущего свойства темперамента, а также путей и способов его содержательного наполнения требуют серьезного рассмотрения. Так, в результате проведенного анализа становится отчетливо видно, что расхождения между разными авторами по вопросу о том, какие компоненты (индивидуальные характеристики, качества, черты, свойства людей) составляют темперамент, сводятся к решению очень простой и в то же время невероятно сложной проблемы. Очевидно, что природная энергия человека проявляется в разных видах и формах, которые можно обобщенно (не различая интеллектуальные, моторные, эмоциональные, коммуникативные и прочие проявления) назвать человеческим поведением. Важнейшей задачей науки является типологизация этой гигантской сферы, выделение в ней главных составляющих, понимание ее структуры. Вопрос заключается лишь в том, как, на основании каких критериев следует выделять эти виды и формы, где должны пройти разграничительные линии внутри обширнейшего набора поведенческих актов, связанных с динамической стороной жизнедеятельности людей.

Несомненно, вопрос деления всего континуума поведенческих проявлений энергетики человека на различные, но при этом внутренне единые, объединенные общим смыслом группы является в большой степени конвенциональным актом. Однако такое деление очевидно не может быть простым соглашением между занимающимися данной проблемой исследователями, поскольку в основе его все-таки лежат разные по своей сути психологические и физиологические процессы. И если эти процессы не будут адекватно учтены, то предложенные типологии разойдутся с реальностью, став вместо инструмента познания источником ошибок, чреватых негативными последствиями.

Именно эту задачу и решали авторы работ, посвященных изучению темперамента. В выделившихся в результате проведенного ими разбиения наборах паттернов поведения исследователи находили обобщающий входящие в набор паттерны смысл, который, в свою очередь, представлялся ими как относительно независимая генерализованная характеристика индивидов. При этом каждый из авторов предлагал свои критерии разбиения, обосновывая их самым различным образом. Однако, как правило, полученные наборы не являлись идеальными, в них обнаруживались противоречия, побуждающие других исследователей продолжать поиск более совершенных вариантов.

Очевидно, что часть ученых, размышлявших над указанной проблемой, опиралась в этом процессе на свою интуицию, деля поведенческий континуум в соответствии с их личным пониманием природы человека. Такие попытки, в основном, имели место на ранних стадиях развития науки и были характерны для тех философов и психологов, которые творили до начала эпохи развернутых эмпирических исследований и создания соответствующего математического аппарата. Указанному делению были посвящены размышления Гиппократа и Галена, Платона и Аристотеля, Гегеля и Канта, Декарта и Руссо и многих других великих мыслителей, пытавшихся с той или иной степенью гениальности расчленять в ходе анализа наблюдаемую ими действительность.

В новой истории науки, когда абсолютное большинство исследований утратили умозрительный характер, а для обработки полученных эмпирических данных был создан современный математический аппарат, исследователи темперамента стали прибегать для решения стоящей задачи к использованию факторного анализа полученных в экспериментах данных. Применение факторного анализа позволяло выявить те глубинные смыслы, которыми руководствуются люди при оценке ими поведения и которые одновременно являются главными критериями дифференциации поведения на смысловые группы.

Другая часть авторов выбрала иной путь, решив опираться в решении данной проблемы не на субъективные критерии разбиения, а на объективно существующие явления, способные выступить в роли таких критериев. В этом качестве были выбраны физиологические и биохимические процессы, ответственные за осуществление человеческой жизнедеятельности, и в первую очередь физиологические свойства нервной системы, число которых было конечно и невелико и которые с очевидностью играли большую роль в детерминации динамической стороны поведения человека.

Из опубликованных работ видно, что и представители первого направления стремились соотнести свои наработки с психофизиологическими исследованиями, и представители второго часто использовали факторный анализ как математическую процедуру обработки данных. Но сути коренного различия между подходами это не меняет. Первые в своем движении к пониманию структуры темперамента опирались прежде всего на оценки поведения, сделанные испытуемыми, вторые – на физиологические процессы, происходящие в организме человека.

Следует отметить, что хотя способ дифференциации безграничного набора поведенческих паттернов с помощью факторного анализа оценок людьми либо своего поведения, либо поведения окружающих представляется более корректным с точки зрения обращения непосредственно к изучаемым формам поведения, в основе его все-таки лежит субъективная, а значит, далеко не всегда адекватная картина окружающего мира. В подобных исследованиях выявляемое смысловое разбиение определенной стороны реальности (в данном случае – динамического поведения людей) воспроизводит специфику объединенного сознания либо пула экспертов, либо большого количества рядовых респондентов, иначе говоря, простых людей. В первом случае исследователи имеют дело с небольшим количеством экспертов, разбирающихся в проблеме, но не представляющих при этом общество в целом, а значит, не способных репрезентировать все многообразие существующих в обществе взглядов на мир. Во втором, они имеют дело хоть и с объединенным, массовым, т. е. охватывающим самые различные точки зрения сознанием, но при этом с сознанием обыденным, склонным гораздо сильнее, чем сознание экспертов, искажать окружающую реальность.

В то же время обращение к свойствам нервной системы, а также к физиологии головного мозга представляется более надежным, поскольку апеллирует к хорошо фиксируемой и легко измеряемой объективной реальности. Однако и в этом случае существует ряд проблем, не позволяющих без критического анализа принять полученные в подобных исследованиях результаты.

Так, например, высказывалось немало соображений, обосновывающих невозможность адекватного сопоставления пространственно локализуемых физиологических явлений с явлениями психическими, которые пространственно не локализованы. Одно из них носит философский характер и сводится к тому, что в случае такого сравнения психические и физиологические процессы оказываются или параллельно протекающими, т. е. тождественными (и тогда психика должна расцениваться как эпифеномен), или взаимодействующими (и тогда получается, что нематериальная психика воздействует на материю мозга) [124, с. 276].

Кроме того, определенные препятствия к сопоставлению психологических и физиологических процессов отмечаются и на эмпирическом уровне. Как следует из посвященных этой теме работ, многие ученые глубоко убеждены в наличии отчетливой взаимосвязи между наблюдаемыми ими физиологическими особенностями организма, такими, например, как сила нервной системы, и системными психологическими характеристиками индивидов, такими, например, как упорство (см. напр., об этом [129, с. 270–271]). Вполне можно допустить, что такая связь действительно имеется. Однако поскольку на формирование генерализованных индивидных характеристик оказывают влияние многие факторы и обстоятельства, не менее очевидным является и то, что связь эта не является однозначной. Возможно, что индивиды с сильным типом нервной системы и имеют определенную склонность к проявлению упорства, но жизненные обстоятельства, условия воспитания, ценности и убеждения, склонность к ориентации на мнение группы, вера в Бога и многое другое могут серьезно препятствовать проявлению человеком изначально свойственного ему упорства в достижении поставленных им целей. Именно поэтому поведение индивида, являющееся, по идее, тем контрапунктом, где сходятся психологический и физиологический уровни рассмотрения происходящих внутри индивида процессов, не может считаться безупречной платформой для их четкого и очевидного сопоставления.

По сути, наличие психофизиологической проблемы обусловлено очень простым обстоятельством. За десятилетия исследований ни нейрофизиологи, ни психофизиологи, ни биохимики не смогли с помощью имеющихся у них методов исследования научиться различать в происходящих физиологических процессах человеческое содержание происходящего (см. напр., [99, с. 111; 164, с. 101–102]). Фигурально выражаясь, они так и не сумели добиться, чтобы фиксируемые ими электрические импульсы и химические реакции говорили на языке тех смыслов, которые человеческая жизнедеятельность имеет для людей, точно раскрывали экспериментаторам происходящее в сознании испытуемых. К сожалению, при нынешнем уровне развития науки указанное препятствие является непреодолимым, за счет чего любые деления наблюдаемого поведения на смысловые сегменты с опорой на физиологические свойства организма будут являться достаточно условными.

С учетом указанных обстоятельств и следует рассматривать применение термина «активность» в рассмотренных концептуальных схемах различных авторов.

Так, например, очевидно, что энергетическая составляющая термина «активность» вышла на первый план в работах психофизиологов «тепловской школы», изучавших вслед за Павловым динамические характеристики нервных процессов в связи с тем, что основные усилия ученых, принадлежащих к школе Теплова, концентрировались не на развитии объясняющей поведенческие механизмы и потому более чувствительной к информационной детерминации поведения теории ВНД, а на анализе природы свойств нервной системы, ориентированном более на фиксацию силы и длительности действия различных стимулов, нежели на учет их содержания.

Справедливости ради следует отметить, что, хотя в рамках этой школы термин «активность» употреблялся во множестве порой трудно сопоставимых значений, общим для всех этих употреблений было одно: активность рассматривалась как динамическая характеристика индивида^[10]. Однако, соглашаясь с указанной общей смысловой парадигмой, большинство специалистов данного научного направления не отличались особым единством в других аспектах содержательного наполнения термина. Разногласия начинались с определения понятия «темперамент» и, естественно, продолжались в разных смыслах, вкладываемых авторами в слово «активность». Даже при рассмотрении только тех теорий, которые базируются на изучении психофизиологических или нейрофизиологических референтов черт темперамента, понимаемого, в свою очередь, как различия в скорости и интенсивности поведенческих реакций людей, видно, что разброс мнений здесь является весьма значительным.

Так, например, В. Д. Небылицын, подразумевавший под активностью «общую психическую активность», характеризовал ее как «тенденцию личности к самовыражению, эффективному освоению и преобразованию внешней действительности» [101, с. 178].

Из приведенной цитаты следует, что активность, в понимании Небылицына, не описывала самовыражение индивида и тем более не была ему идентичной, а заключалась лишь в тенденции к указанному самовыражению. Называя активность тенденцией к самовыражению, Небылицын подчеркивал ее латентный характер, предполагающий включение в данное понятие внешне не проявляющихся процессов, таких, например, как умственная активность или формирование установок.

Как бы предвидя возможное искажение смысла используемого им понятия, Небылицын специально подчеркнул, что тенденция эта бессодержательна, а содержательными являются качество и уровень ее реализации, за что ответственны интеллект и характер человека, обусловливающие содержательные отношения личности к миру и ее – естественно, тоже содержательные – мотивы [Там же]. И окончательно закрепляя преимущественно энергетический смысл данного понятия, Небылицын совершенно однозначно заявил: «Степени активности распределяются от вялости, инертности и пассивного созерцательства на одном полюсе до высших степеней энергии, мощной стремительности действий и постоянного подъема на другом» [Там же].

При этом следует отметить, что Небылицын исходил из того, что среди основных компонентов темперамента (активности, моторики и эмоциональности) активность имеет «наиболее широкое значение», а эмоциональность и моторика являются вспомогательными компонентами [Там же, с. 178].

И наконец в статье, опубликованной в 1973 году, уже после его трагической кончины, Небылицын писал: «Организуя экспериментальные исследования в области дифференциальной психофизиологии активности, мы исходили из понимания этой личностной характеристики как черты темперамента, определяющей картину динамических особенностей поведения индивида в сферах моторики, общения и умственной деятельности», добавляя далее, что в основе активности лежат внемодальные, «сверханализаторные» особенности мозговой деятельности, которые «составляют основу наиболее общих проявлений поведения, не связанных непосредственно с функцией сенсорных структур» [Там же, с. 259].

Таким образом, с одной стороны, строго соответствуя бернштейновской научной парадигме, которая отвергала механистическое понимание активности индивида как ответа на стимулы, действующие через анализаторы, а с другой стороны, игнорируя ее в той части, которая касалась образа потребного будущего, Небылицын подчеркивает общий, внемодальный, а значит, и не привязанный жестко к информационным аспектам поведения смысл активности, которая как энергетическое – «динамическое» – начало проявляется во всех возможных сферах жизнедеятельности человека: в моторике, в общении и в умственной деятельности.

В результате, Небылицын ясно дал понять, что общая активность выражается вовне рассеянно, т. е. проявляется во всех аспектах человеческого бытия, во всех проявлениях жизнедеятельности индивида. Каналирование же активности – это самостоятельный процесс, имеющий иную природу, нежели природа самой активности.

В своих работах В. Д. Небылицын нигде специально не рассматривал семантику понятия «активность». Тот, подчеркиваемый различными авторами, факт, что он отождествлял активность нервной системы с ее динамичностью, главной характеристикой которой является скорость генерации нервного процесса, в этом плане недостаточно информативен: активность как свойство личности не идентична активности нервной системы. Однако смысл, вкладываемый В. Д. Небылицыным в понятие «активность», может быть понят из трех показателей, которые он предложил для измерения уровня двигательной активности индивида, которую он понимал как один из видов психической активности: 1) индивидуального темпа моторных актов (удобного для человека темпа постукивания по телеграфному ключу и скорости реакции индивида), 2) склонности индивида к разнообразию действий, предпринимаемых по инструкции (человек мог менять объекты, с которыми работал, а мог не менять), и 3) потребности в движениях (человек мог сидеть спокойно, а мог менять позы и совершать разные движения). Аналогичные характеристики были выделены и для анализа другого вида психической активности – активности умственной [Там же, с. 261, 264]. В обобщенном виде указанные характеристики сводятся к определению того, как много делает человек за определенное время^[11]. При этом очевидно, что и темп, т. е. быстрота совершаемого действия, и разнообразие действий, и количество действий в единицу времени как характеристики поведения индивида, меняющиеся при одном и том же содержании деятельности, являются исключительно энергетическими характеристиками и вряд ли могут быть отнесены к числу характеристик содержательных.

В. Д. Небылицын не раскрывал также и структуру общей активности. Однако известны два данных им определения, позволяющие высказать некоторые предположения на этот счет. Одно из них, относящееся к 1962 году, было приведено раньше и сводилось к тому что сущность общей психической активности «заключается главным образом в тенденции личности к самовыражению, эффективному освоению и преобразованию внешней действительности» [Там же, с. 178]. Другое, опубликованное в 1971 году, гласит, что «понятием общей активности объединяется группа личностных качеств, обусловливающих внутреннюю потребность, тенденцию индивида к эффективному освоению внешней действительности, к самовыражению относительно внешнего мира» [Там же, с. 251].

В этих определениях В. Д. Небылицын несколько вольно обошелся с употреблением понятия «личность», поскольку существуют такие проявления психической активности, которые не являются личностными проявлениями, однако в целом общий смысл, вытекающий из приведенных дефиниций, достаточно ясен: активность человека характеризует не просто его выход из состояния покоя, а энергичное взаимодействие с окружающим миром.

Сами личностные качества В. Д. Небылицын при этом не назвал, но можно предположить, что под указанными личностными трейтами он понимал генерализованные поведенческие реакции индивида, обусловленные реализацией психодинамических свойств нервной системы и характеризующиеся темпом, разнообразием и количеством действий, т. е. теми параметрами, которые он считал показателями активности [Там же, с. 261]. Таких личностных качеств может быть немало, язык по-разному группирует различные формы человеческого поведения, часто создавая как полностью синонимические, так и частично пересекающиеся понятия. Очевидно в число указанных личностных характеристик могли бы войти и энергичность, и тревожность, и торопливость, и непоседливость, и инициативность (а также, соответственно, вялость, расслабленность, заторможенность, безынициативность и т. п. как полярные полюса указанных качеств) и многие-многие другие. Однако, поскольку прямых высказываний Небылицына на этот счет не существует, данный вывод приходится считать всего лишь предположением.

Очевидно так же, что В. Д. Небылицын в зависимости от решаемой исследовательской задачи рассматривал активность и как постоянную характеристику (т. е. свойство) индивида, и как актуальное состояние организма^[12].

К слову сказать, встречающиеся иногда в литературе упоминания о том, что Небылицын выделял три уровня активности: моторный, интеллектуальный и социальный (напр., [124, с. 348]), не совсем точно отражают позицию Небылицына, называвшего их не «уровнями», а «планами», что исключает возможность такой трактовки, при которой один из планов является более высоким, чем другой.

«Такая потребность, – писал Небылицын, – может реализовываться либо в умственном, либо в двигательном (в том числе речедвигательном), либо в социальном (общение) плане, и в соответствии с этим может быть выделено несколько видов общей активности» [101, с. 251]. Тем самым В. Д. Небылицын еще раз подчеркивал, что активность, являясь наиболее общей и изначально бессодержательной характеристикой индивида, проявляется вовне по всем возможным направлениям, различаясь лишь формой, которую она принимает в том или ином канале ее реализации.

Вместе с тем, при тщательном рассмотрении работ В. Д. Небылицына обнаруживаются некоторые неточности в использовании понятий, которые мешают четко очертить их семантические границы, а значит, делают размытым вкладываемое в данные понятия содержание.

Так, например, назвав в своей статье для «Педагогической энциклопедии» моторику (наряду с активностью и эмоциональностью) компонентом темперамента [Там же, с. 178], Небылицын через девять лет пишет о моторном (двигательном), интеллектуальном (умственном) и коммуникативном (социальном) планах, в которых в различных видах проявляется активность [Там же, с. 251]. Безусловно, взгляды любого исследователя на определенные процессы или явления могут эволюционировать в процессе его профессионального развития. Однако в том случае, если применяемый термин меняет свое родо-видовое соподчинение и становится видовым по отношению к другому термину, бывшему когда-то рядоположенным и равноуровневым, а теперь вдруг ставшему для него родовым – как это произошло с моторикой и активностью, – подобную трансформацию стоило бы зафиксировать и объяснить.