Яров играл неспешно, с небрежным пафосом, картинно немного, перед девчонками рисовался и выглядел совершенно спокойным, в отличие от Трифонова, который нервничал и злился. Часто промахивался, не выбил ни одного страйка и в итоге принялся откровенно задирать Ярова. Типа: «Слышь, ботан, руки береги, тебе еще училкам подарки носить»; «Слышь, холуй, наклоняйся ниже, тебе пригодится»; «Слышь, чудило, меться точнее, промахнешься, папка ремня даст» и все в таком духе.

Ярик с непроницаемым покер-фэйсом какое-то время стойко терпел все эти оскорбительные выпады, но потом вдруг не выдержал и на очередное «слышь» в том же тоне ответил:

– Слышь, не успокоишься, домой на костылях пойдешь.

– Правда, что ль? – с лету подхватился Тифон, только того и ожидая. – Иди-ка успокой меня.

Ничуть не смутившись, Яров подошел. Совсем близко, на расстояние черного шара, который Тифон держал перед собой. Телосложение у них было схожее, Ярик, может, чуток повыше, а в плечах Трифонов шире.

Яров что-то тихо сказал ему в лицо, Тифон – сплошной комок нервов – так же тихо ответил и пихнул Ярова шаром в грудь.

Дожидаться развязки Зоя не стала, стремительно подлетела, растолкала обоих в стороны и закричала на Ярова, чтобы он уходил. К ней подключился и Леха, одна только Нина выглядела довольной.

– Зачем ты это затеяла? – не выдержал я, хотя был сторонним человеком и в их конфликте ничего не понимал.

– Так просто, – Нина небрежно пожала плечами. – Интересно было.

– Что «интересно»? Как все поругаются?

– Ты когда-нибудь задумывался, кто победит: лев или тигр? Все обычно отвечают, что тигр, потому что он сильнее, быстрее и яростнее. Вообще-то в природе они не встречаются друг с другом, но я недавно прочла, что такие случаи бывали в зоопарке и в цирке. И в них, говорят, львы побеждали, так как в момент опасности невозмутимы, выносливы и мстительны.

Ее слова прозвучали очень цинично. Ничего себе развлечение. Может, Игорь был прав, когда говорил, что у женщин в голове каша, которая постоянно пригорает?

– Тебе сколько лет?

– А что? – Нина по-девчоночьи вспыхнула, и маска понтов на мгновение слетела.

Видимо, я попал в точку.

– Просто это заметно.

– Что заметно?

– Что ты маленькая еще.

Яров с Трифоновым упрямо продолжали играть и почти сравняли счет. У Трифонова оставался последний бросок, и он вполне мог обогнать Ярова.

Он отошел, прицелился, сделал два шага, замахнулся и вдруг грохнулся вперед пузом вместе с шаром на дорожку. Попытался встать, но рука заскользила по натертой маслом поверхности, и шар, медленно прокатившись по краю, благополучно миновал все кегли.

– Ты проиграл, – насмешливо сказал Яров. – Завтра после школы на ЛЭП.

– Иди к черту, – зарычал Тифон. – Это нечестно! Это из-за придурка Криворотова.

– Все с тобой ясно, лузер, – высокомерно бросил Яров и, развернувшись, направился к выходу.

Трифонов порывался кинуться следом, но к нему подскочил Леха и, сдерживая, с силой уперся в грудь. Тогда Тифон схватил подвернувшийся под руку шар и со всей дури метнул в устройство, подающее шары. Там что-то стукнуло, заскрежетало, и лента замерла.

Возле нас тут же нарисовался молодой лопоухий администратор с бейджем «Коринский Василий» и, выпучив рыбьи глаза, стал кричать, что мы сломали им оборудование. Тифон еще в запале открытым текстом послал его, а Леха, скосив глаза и выпятив нижнюю губу, принялся корчить из себя умственно отсталого, из-за чего Василий взбесился еще сильнее. И чем больше Зоя извинялась, тем сильнее он орал на нее.

Я вытащил оставшиеся пятьсот рублей и отдал ему. Деньги Василий взял, но бухтеть не перестал, тогда Зоя дала еще пятьсот, и он, убедившись, что шары благополучно доезжают до своего места, наконец оставил нас в покое.

На улице уже совсем стемнело, шел мелкий моросящий дождь, и было очень противно, однако после душной накаленной атмосферы боулинга эта прохлада приятно освежала.

– Зачем ты опять бычку устроил? – в голосе Зои слышались слезы. – Я же просила. Неужели нельзя было сдержаться?

Ее рыжие пряди мигом намокли и повисли жалкими сосульками, смотрясь совсем не так красиво, как во время грозы.

– Я сдерживался, – нахохлившись под черным капюшоном, Тифон виновато покусывал нижнюю губу. – Клянусь.

– Шутишь?

– Я не хотел играть. Ты видела, что не хотел. Это твоя Нинка придумала, что мне еще оставалось делать? Если бы я не сдерживался, то убил бы его еще до того, как он успел отдать тебе этот веник.

Зоя крепко прижала к себе букет, словно Трифонов собирался его отнять, и тут же вскрикнула, уколовшись о шип.

– Достал уже, – заговорила она яростно, с болью и обидой, – когда ты его видишь, ты уже себя не контролируешь.

– Я всегда себя контролирую, – неожиданно тоже разозлился Тифон. – Всегда. Да я только и делаю, что контролирую себя.

– И не только себя, – попытался разрядить обстановку Леха, но внимания на него никто не обратил.

– Если бы я себя не контролировал, если бы не сдерживался, – кулаки Тифона машинально сжались, – я бы…

Его захлестнули эмоции, и он, тяжело дыша, застыл, с упреком глядя на Зою.

Затем вдруг совершенно спокойно сказал:

– Лучше за сестрой своей следи.

Ответить Зое было нечего, и, развернувшись, она почесала в противоположную от дома сторону. По идее, нужно было ее догнать, однако Трифонов не сдвинулся с места, а я протормозил, не зная, как парни расценят такой поступок. Зато Леха особо не размышлял. Припустил за ней бегом, и в ту же секунду я услышал его слезные мольбы о всеобщем прощении.

– Психованная, – тихо проворчал Тифон им вслед.

– Просто день рождения, а получилось как-то не очень.

Застегнувшись, Трифонов сунул руки в карманы, вытащил пенный шарик и улыбнулся:

– Ладно, предположим, я неправ. Хотя я прав. Но в последнее время она постоянно обижается на то, над чем раньше сама бы посмеялась, и психует по любому поводу.

– Может, неприятности какие? – предположил я. – Ты просто не знаешь.

– Я все про нее знаю. С первого класса. У нас секретов нет, – он натянул на лицо бандану. – Хочешь пива?

Пиво для меня и две банки энергетика для Трифонова продал нам некий Ахмет. Отдал в непрозрачном пакете с задней двери маленького продуктового магазинчика. И мы полезли в детский садик на едва освещенную желтым уличным фонарем веранду с большой дырой в полу. Там, на деревянной лавке под навесом, сидел полусонный лохматый паренек лет семнадцати со стеклянными глазами. Между коленями у него послушно лежал грустный серо-коричневый пес.

– Здорово, Смурфик, – Тифон похлопал парня по плечу, и тот покачнулся.

Этот Смурфик был явно под кайфом, поэтому ответить толком не смог. Остальные лавки были гнилые и дырявые, так что пришлось пристроиться рядом с ним.

Только мы сели, как Трифонов продолжил, будто и не прекращали разговор. Видно, всю дорогу про это думал.

– У меня за всю жизнь всего три друга было. И Зоя из них самый проверенный и надежный. У нас с ней – кармическая связь, – он рассмеялся. – Так Нинка говорит, когда в нормальном настроении. Типа, встречались в одной из прошлых жизней. Чушь, конечно, но на самом деле нас с ней как посадили в первом классе за одну парту, так мы до пятого вместе и сидели. У меня тогда шина шейная стояла, и нельзя было никакие резкие движения совершать, а перед нами сидел вредный и злобный жирдос, который постоянно смахивал с парты все мои вещи. Прикалывался так. А двинуть я ему не мог, потому что мама предупредила, что если буду бегать или хулиганить, то инвалидом останусь, как парень с третьего этажа. Полный овощ. На кресле-каталке. И его мать постоянно жаловалась моей, как измучилась с ним. Так что я очень боялся стать таким же. Короче, когда тот жирный пацан в очередной раз сбросил мои вещи на пол, Зоя как размахнется, как треснет его учебником по голове. Она всегда чуть что, сразу учебником. Тот возмущаться начал, чего, мол, лезет не в свое дело. А она сказала, как сейчас помню: «Не видишь, что мальчик калека? Ему помогать нужно и жалеть». Пошла и сама собрала мои тетрадки.

После этого жирдос стал скидывать и ее вещи тоже. Только она все равно терпела и меня опекала. И он стал дразнить меня калекой, а ее – Элайзой. Помнишь ту страшную рыжую девчонку из семейки Торнберри? Зоя расстроилась, а я сказал, что Элайза добрая и умная, и это для человека гораздо важнее. А как увидел у нее на пенале наклейки с Наруто, то окончательно понял, что это судьба, – Тифон снова усмехнулся и с громким щелчком открыл энергетик. – Тот жирный с друзьями еще долго нас доставал. Подлянки всякие устраивали и просто чмырили. Твари. Но мне не столько за себя, сколько за Зою обидно было. Потому что сама она никого обидеть не могла. Заботилась обо всех. А они ей то юбку задерут, то жвачку в волосы засунут, то подножку поставят. Раз на продленке так толкнули, что она о стенку головой стукнулась. Очень плакала. И у меня даже сейчас, когда вспоминаю то ужасное чувство собственного бессилия, комок в горле. Бессилие – самое страшное на свете чувство. Не чувство обиды, потери, сожаления или боли, а понимание того, что ты не в состоянии ничего сделать. Бессилие – самое ужасное, что может произойти с человеком. Если бы не Зоя, я бы, наверное, никогда этого и не осознал.

Он сделал большой глоток и помолчал.

– Потом внезапно выяснилось, что никакого разрыва связок у меня нет и не было. Но это отдельный разговор. Так вот, когда мне сняли шину, восемь лет уже ни одна скотина к Зое не суется.

И тут я почувствовал, что самое время спросить про другое.

– А что у вас за напряг с Яровым?

Тифон залпом допил первую банку.

– Да козел он. Думает, что на все право имеет, потому что у него папаша эфэсбэшный полковник, такой же козел, который ему и поступление в универ обеспечит, и тачку, и квартиру, и что угодно. А остальные, типа, не люди, – Трифонов снова стал заводиться. – У меня, например, ничего нет: ни денег на репетиторов, ни связей, ни даже папаши. Вот такое «право рождения». Сам можешь быть хоть каким чмошником, но, если родился наследным принцем, всю жизнь будешь курить бамбук.

Я подумал, что Яров не чмошник, раз он и олимпиады выигрывает, и «хорьков» гоняет, и выглядит, как Райан Рейнольдс на ковровой дорожке, но говорить этого, естественно, не стал.

– Вообще мне плевать, чего он там понтуется. Это все фигня, потому что каждый человек делает себя сам. Любое дерьмо плывет по течению, а ты попробуй вырулить, если волны тебе прямо в морду.

– Эй, чуваки, – вдруг подал голос Смурфик. – Хотите полечиться? У меня есть. Отдам по закупке. Все заморочки как рукой снимет. Меня, например, мать из дома выгнала, а я не парюсь.

– За что выгнала? – заинтересовался я.

Смурфик довольно оскалился:

– Хотел Мохнатого себе взять, а она как разорется. Припадочная. Ну, ничего, без нее справимся. Он же умный, вон, посмотрите, глаза какие, шел за мной и просил, чтобы я взял его. Ну, что я, не человек? Мне пары котлет в день ради спасения жизни не жалко.

– Где ж ты жить с собакой-то собираешься? – Тифон погладил пса между ушами, и тот застучал хвостом по деревянному полу.

– У меня квартира есть шикарная, – похвастался Смурфик, скручивая маленькую папироску. – Кухня огромная с эркером, потолки три метра, два балкона, вид на лес и никаких соседей. Хочешь с собакой, хочешь с медведем живи.

Тифон украдкой подмигнул мне.

– Где это у тебя такие хоромы?

В глазах Смурфика вспыхнул проблеск сознания:

– Договорился с Горбуном, он меня в Башню смерти пустит.

– Да ладно? – удивился Тифон. – Как же там жить: ни света, ни отопления, ни воды?

– Электричество подведено, можно батарею включать, ну а для воды он мне бочку даст. У него там так прошлую зиму семь таджиков жили, – Смурф провел языком по краю своей самокрутки и заклеил ее.

– Это он о той новостройке возле ЛЭП, – пояснил мне Тифон. – Ее три года назад построили. Все готово к сдаче было, но потом несчастный случай произошел: два строителя с крыши свалились – и понеслось: суды, разбирательства. Даже технику кинули. Та квартира Зоина, из-за которой их дядька достает, там как раз.

– Повезло тебе, – сказал я Смурфу. – Меня мать тоже из дома выгнала. Только квартира дрянь.

Трифонов удивленно приподнял брови и недоверчиво покосился на меня из-под капюшона.

Чувство искренней симпатии к нему и вторая банка пива подтолкнули к еще большей откровенности:

– У нее мужик новый и ребенок, а я им на хрен сдался. Пришлось к отцу переехать, но у него тоже семья своя. Жена клуша и ее отмороженный сынок от бывшего.

– Обычная история, – Смурфик беспечно махнул рукой. От его курева пошел запах сушеной травы. – Если че, давай со мной в «нумера». Только оплата в пополаме.

– Это правда? – спросил Тифон очень серьезно. – Тебя мать из-за левого мужика выгнала?

– Ну да. Хренова тренера в фитнес-центре.

– Сочувствую, – он посмотрел мне прямо в лицо, сосредоточенно, с интересом, будто впервые увидел. В размытом свете фонаря его скулы и кончик подбородка казались высеченными из камня, а взгляд непривычно потеплел. Две короткие складки между бровями сделались глубже, чем когда он злился.

– Во, это, я понимаю, трабл, – он немного помолчал, и жестяная банка заскрежетала. – А до этого вы с ней ладили?

– Вполне. Довольно дружно жили.

– Я свою мамку не люблю, – опять влез Смурфик. – Она злобная и животных терпеть не может. Самая большая любовь человека – это он сам.

– Вот и правильно, – Тифон глубоко вдохнул сырой вечерний воздух. – Так и надо. Любить самого себя и ничем не париться. А то иногда так подгорает, что реально проще сдохнуть. Почему еще никаких обезболивающих от этого не придумали? Таблетки, например, или уколы. Сходил, капельницу поставил. Все. Наутро проснулся новым человеком. Кристально чистым, свежим, безмятежным. Никого не любящим.

– Как это не придумали? – Смурфик полез в карман и вытащил пару подозрительных таблеток.

– Не, от этой дряни мозги выключаются.

– Вот от них-то, от мозгов, и все твои неприятности, – поучительно сказал Смурф.

– Если бы от мозгов, – тяжело вздохнул Тифон, морщась от дыма своей сигареты. – Тогда с этим можно было бы что-то сделать.

– Ты это сейчас о чем? – То ли на меня пиво так подействовало, то ли я совсем потерял нить разговора.

– Отвлекся. Забей. Кстати, чего там у тебя с тем телефоном-то?

Я был рад сменить тему и охотно пересказал ночной разговор с Яной.

Трифонов слушал молча, теребя нитки на драных коленках, потом пожал плечами:

– Давай выясняй адрес. Вместе скатаемся. А то вдруг разводка какая. Всяко бывает. Ну а если реально напряг, то поможем по обстоятельствам.

Домой я возвращался с опаской. Прикидывал, что будет, если учуют запах спиртного.

Но все прошло на удивление спокойно, и запалил меня только Дятел, когда ложились спать.

Сполз на край своей подушки и стал нести полную ерунду, типа того, что с плохой компанией связываться не стоит и что меня там испортят.

Но я старался не слушать. Все думал про Трифонова. Увидел вдруг его совершенно с другой стороны. Словно со мной какой-то новый, третий, человек разговаривал, не тот угрюмый и колючий, которого я видел в школе, и не наглый уличный пацан, а обычный нормальный парень со своими проблемами и заморочками. Я был очень благодарен ему за эту открытость.

И уже почти совсем провалившись в сон, сквозь занудное бормотание Дятла услышал приятный мелодичный звук отрубающегося телефона. «Нокиа» все же сдох, а номер Яны я, конечно же, забыл сохранить.