Недовольство ширилось. Верховный суд решил упредить мятеж потомков конкистадоров и распорядился бросить Мартина Кортеса и братьев Авила в тюрьму для простолюдинов. Заодно арестовали двух других сыновей Кортеса и некоторых других «активистов», включая Бальтасара де Сотело, брата Диего Ариаса Сотело, который женился на Леоноре, внучке Монтесумы²³².

Основными зачинщиками этого предполагаемого заговора были семейства Пачеко Боканегра, Гонсалес Давила, Вильянуэва Сервантес и Суарес де Перальта²³³. Все они притязали на правление вице-королевством.

В апреле 1565 года дела в городе Мешико обернулись к худшему. Случилось открытое восстание на улице Мартина Аберраса, вызванное столкновением между Бернардо де Боканегрой и его братом Эрнандо де Кордобой, с одной стороны, и Хуаном Суаресом де Перальтой, Алонсо де Перальтой (энкомьендеро из Тесуатлана), Алонсо де Сервантесом и неким Нахером – с другой стороны. Алонсо де Сервантеса успели ранить, прежде чем прибыла городская стража. Мартин Кортес принял сторону братьев Боканегра, поскольку испытывал романтическую привязанность к Марине Васкес де Коронадо, супруге Нуньо де Чавеса Боканегры, энкомьендеро Акаббаро в Селайе, неподалеку от Гуанахуато²³⁴. К тому времени Мартин Кортес «привык ожидать, что всякий, кого он приветствует на улице, незамедлительно присоединяется к его свите», поощряемый при надобности убедительными угрозами его брата-бастарда Луиса Кортеса, командовавшего охраной Мартина. Впрочем, влиянию Кортеса решительно противились главный магистрат (alguasil mayor) Хуан де Самано и Хуан де Вальдивьесо, член городского совета и один из первых выпускников университета Мешико (его сестра Гиомар Васкес де Эскобар вышла замуж за Луиса Кортеса). Стычки на улицах происходили все чаще. Двое видных criollo, Луис Сифуэнтес и Эрнандо Пачеко, оказались под стражей в городской ратуше, а Вальдивьесо посадили в тюрьму.

Летом 1565 года разъяренные энкомьендо во главе с Лисенсиадо Эспиносой де Айяла обратились к Алонсо де Авиле, вышеупомянутому сыну знаменитого конкистадора того же имени, с петицией, содержавшей призыв к бунту против властей вице-королевства, – в сущности, против испанской короны, – поскольку, как они считали, правительство намерено обездолить их внуков. Среди авторов петиции были Педро де Агилар, а также братья Бальтасар и Педро де Кесада, энкомьендеро обильных наделов в Шилотепеке, и Кристобаль де Онате (племянник того Онате, который возродил Гвадалахару и был энкомьендеро Кадерейты). Они принадлежали к числу наиболее могущественных и богатых людей региона.

Аналогичные встречи происходили и осенью 1565 года, а главной их целью было сохранение института энкомьенды. Алонсо де Авила и Мартин Кортес публично заявили, что «король желает лишить их куска хлеба». Они грозились убить судей верховного суда и других должностных лиц, прежде всего Луиса и Франсиско де Веласко, сына и брата покойного вице-короля, а еще сулили властям всеобщее восстание. Алонсо де Авила на маскараде на Сокало, просторной площади в центре столицы, перед собором, оделся Монтесумой и увенчал голову короной; он и его друзья вдобавок устроили торжественный парад перед дворцом Мартина Кортеса. В доме Авилы состоялся бал, на котором вся посуда на столах была украшена вензелем «R» ^[46] под короной, как бы намекая второму маркизу, что тому пора короноваться. Позднее Алонсо де Авила на дружеской встрече очертил план заговора для своих сподвижников, разделявших его воззрения.

План как будто состоял в том, чтобы убить судей и инспектора короны, пока вторая группа заговорщиков будет расправляться с другими королевскими чиновниками. Третьей группе заговорщиков предстояло сжечь все бумаги в официальном архиве. Далее Мартину Кортесу следовало обратиться к людям на площади Сокало. Луису Кортесу поручили захватить порт Сан-Хуан-де-Улуа, а второму брату-бастарду маркиза, тоже Мартину, велели захватить богатый город Сакатекас и тамошние запасы серебра. Франсиско де Рейносо, также сыну конкистадора, надлежало утвердиться в Пуэбле. Затем Мартина Кортеса, второго маркиза дель Валье, планировали провозгласить королем. Он же одарит верных сторонников титулами герцогов и маркизов и щедро пожалует им земельные владения. После чего Алонсо Чико де Молина отбудет в Рим и предстанет перед папой римским с богатыми дарами, которые должны обеспечить в результате признание папой фактического переворота. Алисенсиадо Эспиноса де Айяла привезет из Севильи сына и наследника Мартина Кортеса. Впрочем, последний, разрывавшийся между честолюбивыми устремлениями и приступами страха, внезапно сделался менее сговорчивым. Алонсо де Авила пытался скрепить решимость заговорщиков, убеждая их подписать некий документ, где говорилось о необходимости восстания²³⁵.

На развитии заговора энкомьендеро серьезно сказалась болезнь, неожиданно свалившая Алонсо де Авилу. На некоторое время установилось задумчивое затишье, хотя все продолжали обсуждать, что именно готовит совет по делам Индий для Новой Испании²³⁶. Весной 1566 года другой испанский аристократ Гастон де Перальта, маркиз Фальсес, опытный администратор из Наварры, был назначен следующим вице-королем Новой Испании. Указания, переданные ему советом по делам Индий, содержали пятьдесят семь абзацев расплывчатых формулировок, повторявших инструкции, врученные некогда его предшественнику²³⁷.

Пятого апреля 1566 года «заговор Кортеса», как впоследствии стали называть этот план, внезапно рухнул, поскольку Бальтасар де Агилар предательски раскрыл подробности заговора Луису де Веласко-младшему. Алонсо и Агустин де Вильянуэва выступили свидетелями, а Педро де Агилар рассказал все, что знал, доминиканцам, которые немедля известили верховный суд. Братья Кесада и лисенсиадо Эспиноса де Айяла тоже предали своих сообщников. При этом сама идея мятежа продолжала циркулировать в обществе благодаря распространению слухов о том, что испанская корона твердо намерена покончить с институтом энкомьенды. Но в июне семейство Кортес и его друзья отложили восстание, поскольку их целиком и полностью захватили празднования в честь крещения новорожденных близнецов второго маркиза. Под грохот фейерверков и звуки скрипок, флажолетов и лютней велись потешные бои и устраивались пышные салюты у собора Мешико / Теночтитлана, к которому непрестанно подвозили большие меха с вином.

Шестнадцатого июля 1566 года Мартина Кортеса судьи верховного суда обвинили в подготовке заговора с целью отделить Новую Испанию от владений испанской короны. Кортеса застали врасплох, он никак не ожидал подобного, ведь его поддерживали многие недовольные энкомьендеро во главе с Алонсо и Хилем Гонсалесом де Авила. Ему попросту не приходило в голову, что кто-то дерзнет его в чем-либо официально обвинить. Разумеется, заговор и в самом деле существовал, но непонятно, насколько Мартин Кортес и его братья Луис и Мартин эль-Бастардо, которых тоже арестовали, были в нем замешаны.

Обоих де Авила, наиболее активных, судя по всему, заговорщиков, задержали, допросили и быстро казнили на площади Сокало, а их головы, насаженные на пики, «украшали» площадь на протяжении нескольких месяцев²³⁸. Луиса Кортеса также обвинили и приговорили к смертной казни, но приговор так и не привели в исполнение. Ряд других высокопоставленных criollos поместили под домашний арест²³⁹. Повсюду царили беспокойство и страх, а самая богатая энкомьенда Мешико, в Куауитлане, принадлежавшая де Авила, перешла во владение короны²⁴⁰.

Обвинения против criollos ожидали прибытия нового вице-короля Гастона де Перальты и нового прокурора Сеспедеса де Карденаса, который отплыл из Санто-Доминго. Перальта был человеком добросердечным, терпимым, умным и не склонным бросаться в крайности. Он прибыл в Веракрус со своей женой Леонорой в июле 1566 года (это первый случай в истории, когда вице-короля Новой Испании сопровождала супруга) и вскоре направился в Мешико, вчитываясь по пути в бесчисленные противоречивые доклады о положении дел в Новой Испании²⁴¹. Он официально принял бразды правления в столице в декабре. Своим распоряжением он сразу остановил все судебные процессы против заговорщиков, лично изучил собранные доказательства, а также встретился с некоторыми обвиняемыми. Он проявил снисхождение к Мартину Кортесу и выпустил того из тюрьмы, а потом даже пригласил в качестве гостя на турнир. Это разозлило судей, привыкших проявлять власть, и те принялись сочинять компрометирующие истории о связях Перальты с предполагаемыми французскими лазутчиками (это всегда было удобной отговоркой для испанцев). Им также удалось подстроить гибель мягкого, «всепрощающего» отчета Перальты по дороге в Веракрус, а их собственный доклад, с гораздо более суровыми обвинениями против вице-короля, быстро добрался до совета по делам Индий.

В июне 1567 года Филипп II учредил комиссию из помощников судей²⁴² для расследования предполагаемого заговора. Вице-королю Перальта велели возвратиться в Испанию, а замещать его было поручено судье Алонсо де Муньосу (другой судья, Гаспар де Харава, скончался во время плавания), но без принятия титула вице-короля. В марте 1567 года Перальта составил подробную докладную записку о проблемах, с которыми ему выпало столкнуться в ходе своего расследования²⁴³.

Муньос был полной противоположностью Перальте. Он отличался нетерпимостью и активно строил новые тюрьмы; эти «муньосские подземелья» начали возводиться еще до того, как судья добрался до Новой Испании. Шестьдесят четыре человека затем обвинили в заговоре, восемь из них приговорили к смертной казни (семерых фактически казнили), а остальные подверглись штрафам или ссылке из столицы. Шестерым criollos пришлось отправиться на галеры в Оран в Северной Африке. Братьев Бальтасара и Педро де Кесада, Кристобаля де Онате и Бальтасара де Сотело повесили, затем растянули на дыбе и четвертовали без каких-либо доказательств их вины. Слуг Алонсо де Авилы тоже казнили. Братьев Боканегра (Бернардино, Фернандо и Франсиско) выпороли и подвергли разновидности пытки водой. Никто из них не признался, поскольку им не в чем было признаваться. Бернардино де Боканегру освободили по апелляциям его матери и жены, однако ему предписали двадцать лет службы на королевских галерах и лишили всей собственности. Другие criollos удостоились менее суровых наказаний. Мартину Кортесу, второму маркизу дель Валье, и его брату Луису приказали вернуться в Испанию и предстать перед советом по делам Индий в качестве политических заключенных²⁴⁴. Луис был вынужден отслужить десять лет в Оране. Маркиза Мартина освободили от ответственности, но потребовали от него остаться в Испании. Его другого брата, Мартина эль-Бастардо, по-видимому, пытали, но позднее выпустили из тюрьмы, ибо, по словам вице-короля, «он мало в чем виновен»²⁴⁵.

На судей поступало столько жалоб, что король Филипп счел, что Алонсо де Муньос лишился рассудка. В итоге этот судья тоже лишился своей должности. Ему на смену пришли два лисенсиадо, доктор Луис де Вильянуэва и доктор Васко де Пуга, два младших судьи, ранее отстраненные от дел инспектором короны Вальдеррамой. Они сразу же вернулись в Новую Испанию. В монастыре Санто-Доминго в Мешико Вильянуэва сообщил Муньосу, что тот и его коллега Луис Каррильо более не являются членами верховного суда. Обоим бывшим судьям следовало немедленно отправиться в Испанию – в течение трех часов после получения извещения. Вместо того Муньос и Каррильо бежали в Веракрус, где сели на корабль, на борту которого находились вице-король Перальта и несколько других чиновников, плывших домой, в Испанию. Каррильо умер от апоплексии после нескольких дней в море²⁴⁶. Перальта был хорошо принят королем Филиппом, а Муньос вышел в отставку и вскоре скончался.

В этой истории слух громоздится на слух, и сегодня трудно достоверно выяснить, что именно произошло. Какой-то заговор наверняка существовал, но не подлежит сомнению, что он попросту не успел воплотиться в нечто серьезное. По сути, перед нами борьба за власть между испанской короной и местными аристократами. Конфликт первоначально спровоцировало недоверие, порожденное новыми законами 1542 года. Трагедия заключалась в том, что Новая Испания, бриллиант в испанской императорской короне, столкнулась с вызовами наподобие этого мнимого «восстания», поскольку отношения между двумя народами, населявшими заокеанские территории, к тому времени значительно улучшились²⁴⁷. Приобщение множества былых аристократов Мексики к высшим слоям нового колониального общества шло весьма уверенно. Многие воспринимали себя конкистадорами, а вовсе не покоренным народом, и старались жить как таковые, владея лошадьми, мечами и даже доспехами.