Madrastra nos ha sido rigurosa
Y dulce madre pía a los extraños.
[Для нас она была мачехою жестокой
И нежной матерью для чужестранцев].
Франсиско де Террасас, Новая Испания
Хищные притязания и амбиции потомков конкистадоров стали в 1560-х годах в Новой Испании источником серьезных проблем. Все началось с возвращения из метрополии Мартина, старшего сына Эрнандо Кортеса, второго маркиза дель Валье. Мартина сопровождали его сводные братья, Луис и Мартин-второй, потомки великого конкистадора от Антонии де Эрмосиллья и переводчицы Марины соответственно.
Второй маркиз дель Валье, родившийся в 1533 году, был сыном Кортеса и его второй супруги, Хуаны Рамирес де Арельяно, племянницы богатого и влиятельного герцога Бехара; вырос он при императорском дворе в Испании. Мартин Кортес сопровождал короля Филиппа во Фландрию в 1548-м и входил в состав посольства испанских грандов, которые отправились в Лондон в 1554 году, чтобы присутствовать на бракосочетании Филиппа с королевой Марией Тюдор. Также Мартин участвовал в трагическом походе в Алжир (вместе с отцом) в 1541 году и сражался в победной битве при Сен-Кантене с графом Эгмонтом в 1558 году. Все имущество отца, включая 23 000 подданных, досталось именно второму маркизу, и тот в одночасье сделался исключительным богачом. Король Филипп направил его в Новую Испанию в 1563 году216.
Общая площадь владений Мартина Кортеса в Новой Испании составляла 50 000 квадратных миль и приносила ежегодный доход в размере 80 000 песо. Это был весьма солидный доход, благодаря которому Мартин являлся, пожалуй, обладателем крупнейшего в мире частного состояния. В его собственности находились, среди прочего, города Такубая и Койоакан в долине Мешико и земли в Оахаке.
В Новой Испании второй маркиз повел себя одновременно спесиво и дерзко. Он добивался того, чтобы его признавали вторым человеком в этих краях после вице-короля. По его распоряжению изготовили большую серебряную печать с гербом рода Кортесов и короной; надпись на печати гласила: «MARTINUS CORTESUS PRIMUS HUIUS NOMINIS DUX MARCHIO SECUNDUS», то есть «Мартин Кортес, первый герцог этого имени и второй маркиз»217. Впервые этой печатью воспользовались для подтверждения уплаты королевской квинты, и ответственный чиновник Ортуньо де Ибарра, новый гранд Новой Испании, отмечал, что не подобает аристократу применять печать, схожую с королевской. Вице-король конфисковал эту печать и отправил ее в Испанию.
В августе 1563 года Мартин Кортес отказался встретиться с инспектором короны (visitor) Херонимо де Вальдеррамой и вице-королем Луисом де Веласко. Вместо того второй маркиз устроил для инспектора собственный, частный прием, чрезвычайно пышный и торжественный, что разъярило Веласко (как Мартин и рассчитывал). Следует отметить, что разница в полномочиях вице-короля и инспектора короны для стороннего наблюдателя и для самих заинтересованных лиц оставалась мизерной, и Мартин Кортес своим вызывающим поведением лишь усугубил ситуацию. В начале своего визита Вальдеррама даже остановился под кровом второго маркиза. Возникли ожесточенные препирательства по этому и другим протокольным поводам, которые (как случается в человеческих взаимоотношениях) привели к широко распространившейся вражде. Потомки былых врагов Эрнандо Кортеса, к примеру, отпрыски друзей губернатора Веласкеса, все ополчились на нового маркиза. Словом, вражда 1520-х годов вспыхнула вновь.
Однако наиболее существенные проблемы Новой Испании были связаны с энкомьендами и их владельцами. Исабель Монтесума, дочь бывшего «императора» ацтеков и encomendera Такубы, столь щедро тратила деньги, что покровителям-августинцам пришлось просить ее, что называется, умерить пыл. Новые законы 1542 года, призванные защитить коренное население и ограничить произвол со стороны владельцев энкомьенд, пока не действовали в полном объеме; мало того, их суть во многом оставалась непонятой, но многие испанские поселенцы начали думать, что корона намерена в скором времени ликвидировать все энкомьенды. Обладание «крепостными» индейцами на территориях энкомьенд внезапно оказалось под запретом, и это касалось каждого – вице-короля, чиновников, духовенства и монастырей. Также было объявлено, что новых энкомьенд выделять отныне не станут. По смерти владельца энкомьенда подлежала возвращению в распоряжение короны, а не передавалась по наследству. Судьбу индейцев такой энкомьенды предстояло решать коррехидору, чиновнику с широкими полномочиями (корона обнаружила, что в Новом Свете такие чиновники крайне полезны). Индейцу, продолжавшему трудиться в энкомьенде, полагалось выплачивать ее владельцу дань – в денежной или натуральной форме. Однако более не допускалась замена этой дани какими-либо услугами личного свойства.
Несмотря на «наследие доброй воли», оставленное первым вице-королем Новой Испании Антонио де Мендосой, 1560-е годы были отмечены ростом недовольства среди наиболее могущественных испанских поселенцев, и это обернулось нарастанием напряженности в обществе. Массовая гибель индейцев вследствие заболеваний наподобие тифа (matlazhuatl) также провоцировала усугубление противоречий. Сокращение численности населения требовало спешного восполнения рабочей силы218.
Еще один повод для беспокойства поселенцев заключался в том, что индейцы достаточно быстро осознали: возмещение при любых спорах и конфликтах может быть получено через суд. Вице-король Веласко (1550–1564) отчасти оказался невольным виновником этого: именно он разослал по территории Новой Испании инспекторов, обязанностью которых было изучить сельскую местность на предмет злоупотреблений. Подобный шаг был, несомненно, новаторским применительно к туземцам и в какой-то степени служил своего рода компенсацией за повальное распространение страшных болезней, поскольку оспа, тиф, корь и даже грипп вели к беспрецедентному вымиранию местного населения. Две наихудшие эпидемии случились в 1545–1548 и в 1576–1581 годах (вымерло около половины коренного населения), а локальные поветрия зачастую приводили к сопоставимым потерям на менее обширных территориях219.
Поселенцы прибегали ко многим незаконным методам, стараясь справиться с проблемами, вызванными эпидемиями и инфекционными заболеваниями. Так, они заставляли индейцев работать в небольших мастерских (obrajes), где производили шерстяную ткань; появление подобных рабочих мест было естественным следствием развития овцеводческих хозяйств. В этих мастерских первоначально трудились преступники и рабы, но позднее туда начали отправлять и свободных индейцев. Еще с 1530-х годов нанимали за плату сельскохозяйственных работников220, но имелось множество obrajes, чьи владельцы фактически запирали свой наемный персонал в мастерских, снаружи патрулировали охранники, и такие мастерские являлись, по сути, тюрьмами. В Тешкоко было восемь obrajes, в Шочимилько и Аскапоцалько – четыре и две соответственно. К 1595 году новый город Пуэбла-де-лос-Анхелес располагал сорока мастерскими-obrajes, и на каждой из них числилось в среднем по сорок пять работников (а на крупнейшей – и вовсе 120 человек)221. В 1573 году эти новые мастерские производили 50 000 рулонов шерстяной ткани в год222.
Другим источником роста социальной напряженности было то обстоятельство, что сыновья первых конкистадоров нередко возмущались чрезмерно добрым обращением францисканцев с индейцами. Кем были эти грубые мирские личности, скажем, для Антонио Валериано, заботливого правителя-индейца города Мешико на протяжении многих лет, отлично владевшего латынью и переводившего Вергилия? Валериано был одним из выдающихся ученых Новой Испании и женился на племяннице Монтесумы. Что думали отпрыски конкистадоров о фра Баутисте де Контрерасе, который, подобно Валериано, был выпускником францисканской школы Санта-Крус-де-Тлателолько и перевел на науатль сочинения Фомы Кемпийского? Кроме того, на Рождество 1553 года индеец из Аскапоцалько Франсиско Пласидо сочинил гимн, в котором ангелы, восхвалявшие рождение Иисуса, были выведены в образах, появились как кечолли, птицы Тлалока [44]. Три восточных царя, явившиеся приветствовать Христа, именовали того «драгоценностью и кецалем» [45], а жертвы избиения младенцев, устроенного царем Иродом, сравнивались с осколками лопнувшего яшмового ожерелья.
Такие сопоставления виделись опасными. Некий чиновник по имени Херонимо Лопес в 1550-х годах неоднократно предрекал, что обучение коренных народов Америк латыни и «наукам» приведет к ереси и мятежу: «Посему какую пользу принесет индейцам изучение латыни? Разве что они станут понимать, лепечет ли испанский священник глупости или нет»223. Лопес не был одинок в своих опасениях. Церковный совет в 1555 году постановил, чтобы все гимны и песни авторства индейцев подвергались цензуре.
Сокращение численности населения, нехватка рабочей силы и чреватые потрясениями изменения в культуре индейцев – все это оборачивалось проблемами для сыновей конкистадоров в 1560-х годах. Неизбежный «прорыв» произошел в типично темпераментной и яркой манере. В доме второго маркиза дель Валье в 1560-х проводилось множество празднеств. Хесус Суарес де Перальта, ближний кузен маркиза (сын брата первой жены Кортеса), отменный и наблюдательный автор, писал: «Никто не говорил о чем-то, кроме праздников и увеселений, а таковых устраивалось больше, чем когда-либо прежде»224. Тратились и проигрывались колоссальные суммы. Как-то раз Мартин Кортес предложил тост и вызов, кто выпьет больше остальных, а всякому, кто откажется принять вызов, грозило расстаться с кубком, который Мартин пообещал лично разбить вдребезги. После маскарадов сотня пьяных мужчин в причудливых одеяниях отправлялись искать индейских девушек. Если коротко, второго маркиза, похоже, снедала неутолимая страсть к развлечениям.
Он также затеял судебный процесс против своего богатого двоюродного брата Эрнандо Гутьерреса де Альтамирано, который совершил ошибку, позвав Мартина на отличный обед, и который, как считал Мартин, задолжал ему денег. (Гутьеррес де Альтамирано приходился кузеном Эрнандо Кортесу, будучи сыном судьи residencia Диего Веласкеса, первого губернатора Кубы225.) Возвращение Мартина Кортеса из Испании в 1563 году подарило criollos Новой Испании (таковыми эти испанцы уже себя воспринимали) неведомую им доселе уверенность в будущем226. По рождению молодой Мартин явно превосходил тех испанских чиновников, с которыми ему доводилось вступать в контакт. Пошли даже разговоры о том, чтобы его короновать227. А вице-королем Новой Испании оставался Луис де Веласко, образец хороших манер, человек терпимый, благожелательный, гуманный, большой любитель лошадей, не желавший обязывать индейцев трудиться сверх положенного.
Веласко скончался 31 июля 1564 года от сердечного приступа; его сын позже утверждал, что смерть постигла отца преждевременно из-за дурного поведения маркиза-дель-Валье228.
Фернандо Бенитес описывал похороны Веласко как едва ли уступавшие в пышности погребению императора Карла V. Процессия двигалась от дома Ортуньо де Ибарра, официального представителя короны, до церкви Святого Франциска. В ее составе были шестеро епископов, судьи верховного суда, инспектор короны Херонимо де Вальдеррама и прочие скорбящие, а впереди шагали тридцать бедных индейцев и столько же бедных испанцев. (Легаспи, будущий завоеватель Филиппин, также присутствовал на церемонии, во главе отряда из 600 солдат, выделенных ему для покорения Дальнего Востока229.) Веласко стал первым вице-королем Новой Испании, скончавшимся при исполнении обязанностей за океаном. Тщательно продуманная пышность его похорон стала моделью для множества подобных барочных мероприятий, которые отличали колониальный стиль в Мексике.
Смерть Веласко в 1564 году оставила лакуну во власти Новой Испании. Единственными законными правителями оставались судьи Педро де Вильялобос и Херонимо де Ороско, а также Франсиско Сеинос, престарелый судья верховного суда. Назначения нового вице-короля пришлось дожидаться долго, хотя сын Веласко, тоже Луис, ожидал соответствующего послания от короны; в конечном счете послание поступило, но через несколько лет.
На протяжении этого длительного «междуцарствия» колонисты Новой Испании все громче роптали и высказывали свое недовольство. Например, кабильдо города Мешико впал в ярость из-за королевского решения о том, что владение энкомьендой не должно распространяться за срок жизни ее текущего владельца. Некоторые видные советники даже молили корону не назначать в Америки новых вице-королей. Если этот высокий пост планируется сохранить, полагали они, его следует передать сыновьям конкистадоров. Данное мятежное предложение официально включили в резолюцию городского совета Мешико от 21 августа 1564 года230
О проекте
О подписке