Определяет вам высшую меру наказания, предусмотренную законом…
7

Все уже было готово, вокруг площадки провели жирную белую линию, образовавшую большой овал. Это была трасса для дерби.

– Фредди смотал удочки, – сообщил я Глории, когда мы шли к столу с бутербродами и кофе. (Это называлось легкой закуской. Основную еду нам подавали в десять вечера.)

– Та девица, Мэнски, тоже смылась, – кивнула Глория. – Пришли тут двое из социального обеспечения и увели ее. Ручаюсь, мамаша как следует разукрасит ей пышную задницу.

– Нехорошо так говорить, – сказал я, – но уход Фредди стал самым прекрасным моментом моей жизни.

– Что он тебе такого сделал?

– Да нет, я не в том смысле. Если бы он не ушел, я никогда не увидел бы заход солнца.

– Господи, – вздохнула Глория, с кислым видом взирая на бутерброд, – неужели на свете нет ничего, кроме ветчины?

– Тебе можем предложить бутерброд со змеиным ядом, – буркнул Мак Астон, стоявший в очереди за мной. Это он так шутил.

– Есть один с ростбифом, – сказала буфетчица. – Предпочитаете ростбиф?

Глория взяла бутерброд с ростбифом, но и с ветчиной оставила тоже.

– Мне до краев, – попросила она Ролло, который наливал кофе, – и побольше сливок.

– Она жрет, как в прорву кладет, – сказал Мак Астон.

– Мне черный, – обратился я к Ролло.

Глория отнесла еду к помосту распорядителя, где музыканты в это время настраивали инструменты. Увидев ее, Рокки Граво спрыгнул на площадку и заговорил с ней. Мне там места не было, и я не стал к ним подходить.

– Привет, – сказала мне какая-то девушка, на свитере которой я заметил цифру семь. У нее были черные волосы, черные глаза, и вообще она была хорошенькая. Имени девушки я не знал.

– Привет, – ответил я и огляделся, чтобы увидеть партнера своей собеседницы.

Тот в это время разговаривал с двумя женщинами, сидевшими в ложе в первом ряду.

– Ну, как у вас дела? – спросила «семерка». По ее речи можно было догадаться, что она девушка интеллигентная.

«Что она тут, черт возьми, забыла?» – снова и снова задавал я себе вопрос.

– Пока все идет хорошо. Только мне бы хотелось, чтобы марафон уже кончился. И чтобы я выиграл.

– И что бы вы сделали с деньгами, если бы выиграли? – спросила она и рассмеялась.

– Снял бы фильм, – сказал я.

– За тысячу долларов большого фильма не снимешь, вам не кажется? – произнесла она и откусила бутерброд.

– А я о большом фильме и не думаю, – объяснил я. – Это будет совсем короткий фильм, из двух-трех частей.

– Вы меня заинтересовали, – призналась она. – Я за вами наблюдаю уже четырнадцать дней.

– Серьезно? – удивился я.

– Да, каждый день я вижу, как вы стоите вон там, на солнце, а на вашем лице одно за другим меняются тысячи разных выражений. Мне казалось, что вы слишком растерянны.

– Ну, тут вы ошибаетесь, – возразил я. – С чего мне быть растерянным?

– Я слышала, вы рассказывали своей партнерше, как сегодня смотрели на заход солнца, – ответила она и рассмеялась снова.

– Это еще ничего не доказывает… – начал я.

– Послушайте… – произнесла она и быстро оглянулась. Нахмурившись, взглянула на часы. – У нас еще четыре минуты. Хотите сделать для меня кое-что?

– Ну… почему бы нет? – ответил я.

Она поманила меня, и я следом за ней зашел за помост, около метра высотой, обтянутый тяжелой, плотной тканью, которая ниспадала до самого паркета. Мы стояли одни в небольшой нише за помостом. Если бы не шум в зале, подтверждающий обратное, мы вполне могли бы сойти за единственных людей на земле. Оба мы были возбуждены.

– Пошли, – сказала она. Опустилась на паркет, приподняла драпировку и залезла под помост.

Сердце у меня забилось сильнее, и я почувствовал, как кровь приливает к лицу. И снова я ощутил, как подо мной вздымается и бьется о сваи океан.

– Идем же, – произнесла она, схватив меня за локоть.

Наконец-то я понял, в чем дело. В жизни не случается ничего нового. С человеком может произойти нечто, о чем он думает, будто раньше с ним подобного не бывало, нечто, казалось бы, совершенно новое, но это ошибка. Достаточно увидеть, услышать или почувствовать это новое, и сразу же становится ясно, что все это однажды уже случалось с ним. Когда «семерка» схватила меня за локоть, пытаясь затащить под помост, я вспомнил, как однажды другая девушка хотела того же. Было мне тогда лет тринадцать или четырнадцать, девушке примерно столько же. Звали ее Мэйбл, и жила она в соседнем доме. После школы мы вместе играли под большой верандой у них во дворе, представляя себе, что подполье веранды – убежище, а мы – грабитель и заложница. Позднее мы играли в папу и маму и представляли себе, что это наш дом. Но в тот день, о котором идет речь, я стоял у веранды и вообще не думал ни о Мэйбл, ни о чем таком и вдруг почувствовал, как кто-то тянет меня за локоть. Я глянул вниз и увидел Мэйбл.

– Пошли, – сказала она.

Под сценой было темно хоть глаз коли, и когда я стоял на четвереньках, пытаясь хоть немного сориентироваться, «семерка» обхватила меня за шею.

– Ну скорее, скорее… – прошептала она.

– Что тут происходит? – раздался мужской голос. Он был так близко, что я ощутил на волосах его дыхание. – Кто там?

Теперь я узнал этот голос. Это был Рокки Граво. У меня заныло под ложечкой. «Семерка» отпустила меня и выскочила наружу. Молча, боясь, что Рокки узнает меня по голосу, я тоже быстро проскользнул под драпировкой. «Семерка» уже удалялась, оглянувшись на меня через плечо. Лицо ее было белым как мел. Ни она, ни я не сказали друг другу ни слова.

Мы выбрались на площадку и старались выглядеть как можно невиннее. Буфетчица собирала в корзину пустые стаканчики из-под кофе. И тут я заметил, что руки и весь костюм у меня в пыли. До начала следующего тура оставалось еще несколько секунд, и я помчался в раздевалку привести себя хоть немного в порядок. После этого мне стало значительно лучше.

«Парень, ты висел на волоске, – сказал я себе. – Больше ничего подобного!»

Вернулся я на площадку, когда раздалась сирена и заиграл оркестр. Впрочем, не слишком хорошо, хотя и лучше, чем радио, по крайней мере без помех, комментариев и уговоров купить то или это. За время участия в марафоне я наелся радио на всю оставшуюся жизнь.

Сейчас в доме через улицу тоже включено радио. Стоя в зале суда, я совершенно отчетливо слышу: «Вам нужны деньги?.. У вас проблемы?..»

– Где ты был? – спросила Глория, обнимая меня.

– Не важно, – отмахнулся я. – Что, если мы немного потанцуем?

– Не возражаю, – ответила она. Мы протанцевали по периметру площадки, когда она остановилась. – Это уже больше напоминает работу.

Подняв руку, которой я держал ее за плечо, я заметил, что пальцы у меня в пыли.

«Ну что за черт? – подумал я. – Ведь я только что мыл руки».

– Повернись, – сказал я Глории.

– В чем дело? – спросила она.

– Повернись, – повторил я.

Она не решалась, кусала губы, и тогда я зашел ей за спину. На Глории была белая шерстяная юбка и тонкий белый свитерок, тоже шерстяной. Во всю спину красовалось большое пятно пыли, и я знал, откуда эта пыль.

– В чем дело? – снова спросила она.

– Стой и не вертись. – Я стал очищать ее свитер и юбку, пока не стряхнул с них всю пыль.

Глория какое-то время молчала. Потом сказала:

– Это я вляпалась где-то в раздевалке, когда возилась с Лилиан.

«Зря ты принимаешь меня за болвана», – подумал я. А вслух произнес:

– Скорее всего.

Расхаживая взад-вперед по площадке, мы налетели на Ролло Петерса.

– Что это за девица? – поинтересовался я, показав на «семерку».

– Это партнерша Ги Дюка. Зовут ее Розмари Лофтус. А ты что, глаз на нее положил? – задала мне, в свою очередь, вопрос Глория.

– Я только спросил, кто она такая. Она мне совершенно безразлична.

– Твое счастье, – не унималась Глория. – Ну скажи ему, Ролло.

– Нет, это без меня. – Ролло покачал головой. – Я о ней ничего не знаю.

– А что с ней такое? – спросил я Глорию, когда Ролло отошел к Джеймсу и Руби Бэйтс.

– Ты что, маленький? – удивилась она. – Вчера на свет появился? – Она рассмеялась и покачала головой. – Ну ты даешь!

– Ладно-ладно, выбрось это из головы, – буркнул я.

– Ну так вот, чтобы ты знал, эта стерва – самая отчаянная шлюха к западу от Миссисипи, – пояснила она. – Шлюха с высшим образованием, всем шлюхам шлюха. Даже девки не решаются идти в сортир, когда она рядом…

– Эй! Здравствуй, Глория! – воскликнула миссис Лейден. Сидела она на своем обычном месте в первом ряду, в ложе, на противоположном от помоста распорядителя конце зала. Мы с Глорией приблизились к барьеру. – Как дела у пары, за которую я болею?

– Отлично, – ответил я. – А как у вас, миссис Лейден?

– Тоже прекрасно. Нынче вечером я хочу остаться здесь надолго. Видите? – Она указала на плед и корзинку с едой, стоявшую на соседнем стуле. – Буду сидеть здесь и подбадривать вас.

– Нам это пригодится, – кивнула Глория.

– Почему вы не займете ложу чуть подальше от «Пальмовой рощи»? – спросил я. – Попозже, когда все захотят выпить, в баре будет ужасно шумно.

– Это мне не мешает, – улыбнулась она. – Я сижу тут в основном ради дерби. Хочу видеть, как вы будете проходить повороты. Не хотите взглянуть? – Она достала из-под пледа вечернюю газету.

– Спасибо, – сказал я, – хотелось бы знать, что происходит на свете. Хотя бы какая там погода? Надеюсь, мир не слишком переменился?

– Вы надо мной смеетесь.

– Ну что вы… Просто мне кажется, что я в этом зале уже миллион лет… Спасибо за газету, миссис Лейден.

Когда мы двинулись дальше, я развернул газету. Глаза резанули огромные черные буквы:

«УБИЙЦА НА ТАНЦЕВАЛЬНОМ МАРАФОНЕ

ПРЕСТУПНИК УЧАСТВУЕТ В СОСТЯЗАНИИ

Вчера на танцевальном марафоне, проходящем в Санта-Монике, полиция арестовала давно разыскиваемого убийцу. Речь идет о двадцатишестилетнем итальянце Джузеппе Лоди, который восемь месяцев назад бежал из иллинойской тюрьмы, город Джоли, отбыв лишь четыре из пятидесяти лет заключения, на которые он был осужден за ограбление аптеки в Чикаго и убийство ее престарелого владельца.

Лоди, принимавший участие в танцевальном марафоне под фальшивым именем Марио Петрони, не оказал сопротивления сотрудникам криминального отдела Блиссу и Фойгту, производившим арест. Как сообщили нам оба сотрудника полиции, на танцевальный марафон они попали совершенно случайно, пытаясь отвлечься от служебных обязанностей, а Лоди опознали по фотографии, помещенной в популярном полицейском журнале в рубрике “Розыск”. В этой рубрике регулярно печатают снимки и подробные описания наиболее опасных, разыскиваемых полицией преступников».

– Представляешь? – сказал я. – Я как раз был рядом, когда все произошло. Мне жалко Марио.

– Почему? – спросила Глория. – Какая между нами разница?

Педро Ортега, Мак Астон и еще кто-то сбились возле нее в кучу и возбужденно обсуждали заметку. Я оставил газету Глории и в одиночестве скользил по паркету.

«Жуткое дело, – мелькнуло у меня в голове. – Пятьдесят лет! Бедняга Марио!..»

Но если Марио узнает обо мне, если только он узнает, то наверняка подумает: «Бедный парень! Он так жалел меня, а сам угодил в петлю…»

В следующем перерыве Сокс Дональд приготовил для нас сюрприз. Нам раздали спортивную форму, чтобы мы ее надели перед дерби, до начала соревнований: тенниски, белые шорты и белые свитера. Все мужчины получили ремни из толстой кожи, на которых с обеих сторон были небольшие ручки, как на чемодане. Нашим партнершам предстояло держаться за них во время прохождения поворотов на дерби. Тогда это изобретение показалось мне никчемным и глупым, но позднее я понял: Сокс Дональд знал, что делает.

– Послушайте, ребята, – сказал Сокс. – Сегодня вечером игра начнется всерьез, к нам на дерби заявится уйма кинозвезд, а куда идут они, туда за ними валят толпы. Какая-то пара сегодня проиграет – каждый вечер кто-то будет проигрывать. Я не хочу слышать никаких упреков, потому что таковы правила. Шансы у всех равны. Вы получите дополнительное время, чтобы надеть спортивную форму, и затем – чтобы ее снять. Да, кстати! Днем я говорил с Марио Петрони. Он попросил меня проститься за него со всеми своими друзьями, что здесь у него были. А теперь, ребята, самое главное: не забудьте – во время дерби публика за свои деньги хочет увидеть настоящую гонку!

Меня удивило, что Сокс вспомнил о Марио, потому что накануне вечером, когда Марио арестовали, он его чуть не убил.

– Я думал, он на Марио зол, – сказал я Ролло.

– Теперь уже нет, – ответил тот. – Арест оказался самой лучшей рекламой, какую только можно придумать. Не будь его, никто бы и не знал, что марафон вообще существует. Публикация в газетах – именно то, что было нужно. Сегодня телефон не умолкал: все рвались заказать билеты.