Джек – это теплая кожа и теплые улыбки. Мощные толчки и крепко сжимающие пальцы. Дыхание, вырывающееся из моего открытого рта; гнездышко, в котором уютно; объятия, в которые хочется броситься; дом, который мне подходит. В Джеке есть все, чего нет во мне. Он добр и бескорыстен. Непоколебим и крепок как скала. Терпелив и непритязателен, готовит чашку за чашкой кофе с миндальным молоком моей любимой марки. Иногда я подолгу смотрю на его спину, острый перевернутый треугольник, и хочу, чтобы Джек принадлежал мне. Но никто и никогда не сможет обладать Джеком, потому что он – ничей, свой собственный, и от этого я хочу его еще больше.
Как часто бывает в новых отношениях, мне любопытно узнать о его бывших. Тогда я смогу сравнить себя с ними. Хочу увидеть их фотографии, услышать личные истории, а пока Джек их рассказывает, неотрывно смотреть ему в глаза, пытаясь угадать, живы ли в нем те чувства. Хотя во взгляде Джека я вижу лишь собственное отражение, которое тоже на меня смотрит. Там нет никого из тех женщин, что были раньше. Только та, что сейчас. В нем живу только я.
Такая любовь разрушает неуверенного в себе человека вроде меня. А что хуже всего, я просто не знаю, как с ней быть.
Поэтому всякий раз, когда мы встречаемся в отеле «Четыре сезона», который выходит окнами на Сиднейскую гавань, где огни моста и ночного города играют красками на воде, я не хочу уходить. Ни ради Кики, ни ради Купа, ни ради будущего. Счастье заключается в мелочах, особенно когда в целом ты несчастлива. Легко найти его в плотной простыне, шоколадном торте, личном пространстве и времени. Сейчас номер отеля – единственное место, где я улыбаюсь. Но встречаться становится все труднее, это возможно только в те дни, когда Чарльз уезжает за границу, а Джорджия присматривает за детьми. Если однажды что-то нас разлучит, я не знаю, где мне искать счастье.
Джек наполняет стакан водой, и ягодицы у него крепче ореха. Я подползаю к нему на четвереньках и, хохоча, прихватываю их зубами, слыша, как он ойкает от неожиданности.
– Как они посмели быть крепче моих? – говорю я, целуя кожу поверх своей слюны. Джек поворачивается, поднимает меня на ноги и ставит стакан на стол. Вода так соблазнительно блестит у него на губах, что мне хочется ее слизнуть.
– Тренировки, только и всего.
Я смеюсь, и мы целуемся, точно голодные подростки.
– Пожалуйста, – умоляю я.
Он качает головой и снова отстраняется, чтобы убрать шоколадный торт с кофейного столика. Настоящая свобода – это стоять голым у открытого окна. Яйца и груди, полные обнаженного счастья.
– Ну пожалуйста, – повторяю я с набитым ртом и случайно выплевываю кусочек торта. Мы снова смеемся. А потом я перестаю умолять, потому что уже знаю ответ, и никакие мои «пожалуйста», сколько бы их ни было, Джека не переубедят. Я еще не сказала ему, что у нас будет ребенок. Мне страшно, что тогда он передумает. Будучи партнером Чарльза, он связан по рукам и ногам. И боится того, на что способен мой муж. Но теперь, когда настроение у Чарльза постоянно меняется, как у буйного подростка, едва достигшего половой зрелости, я тоже начала сомневаться. Муж никогда не простит Джека за то, что мы вместе. Чарльзу и в голову не придет, что причина моей измены кроется в нашем неудавшемся браке. Нет. Он возложит вину и обрушит свою ненависть на нас с Джеком.
Перед тем как расторгнуть контракт с предприятием Чарльза, Джек должен успеть учредить новую компанию. Как только этот вопрос решится, мы будем вместе. Я наконец-то перестану зависеть от мужа.
Я не рассказываю Джеку о пощечине. Если не выдержу и во всем сознаюсь, он мгновенно забудет, что нам надо спокойно обустроиться на новом месте. В спешке забронирует отель, выдернет детей из дома, и наши тщательно продуманные планы мигом полетят в тартарары. Я хочу бросить Чарльза прямо сейчас, очень хочу. Дом наш кажется мне грязным, испохабленным, испорченным. Он превратился в зал ожидания, отрезок между двумя точками: той, где я когда-то была, и той, куда я стремлюсь. Но скрупулезная подготовка Джека и безопасность моих детей гораздо важнее. Джек часто повторяет: «Если уж мы решились, давай сделаем все как следует», – и вот за это я его и люблю.
– Что ты знаешь о нашем новом соседе Матео? – спрашиваю я любимого, протягивая ему очередную ложечку торта.
Он отвечает с набитым ртом:
– Это новый клиент Чарльза, да?
Я киваю и сажусь на край кровати.
– Мы с его женой подружились. Ты, случайно, не слышал о них никаких сплетен?
Он пожимает плечами и ставит тарелку на стол.
– Ты ведь знаешь, это не совсем по моей части. – Будучи партнером Чарльза, Джек все же не принимает активного участия в управлении компанией.
– Но ты что-нибудь о нем слышал? Насколько я поняла, он владеет стрип-клубами.
Джек качает головой и аккуратно стряхивает крошки с груди.
– Почему ты спрашиваешь?
– Матео совсем замучил жену. Приставил к ней круглосуточную охрану. Телохранитель сопровождает ее повсюду, даже когда она приходит к нам попить кофе. Представляешь?
Джек вытирает рот салфеткой.
– По-моему, это перебор.
– Зачем ей такой уровень безопасности?
Он снова пожимает плечами.
– Как знать? Может, муж боится, что ее похитят?
– Возможно. Охранник провожает ее даже до чертовой ванной.
Джек сдувает челку со лба.
– Повторяю, перебор.
– Слушай, она тайно передала мне записку. – Я встаю, подхожу к сумочке и вытаскиваю записку из кошелька. Спрятанная между карточками медицинского страхования, она по-прежнему сложена так, как в тот день, когда я ее нашла. Я подношу записку к лицу Джека, он берет ее у меня из рук. И пока он читает, между бровей у него пролегает глубокая складка.
– Хм, – говорит он.
– Именно. Не поверишь, но с тех пор я дважды с ней встречалась, и каждый раз Ариэлла делала вид, будто ничего не произошло, будто и не было никакой записки. Притворялась счастливой, кормила Матео десертом с ложечки, смеялась, говорила, что хочет от него ребенка. Я тоже написала ей записку, в которой спросила, какая помощь ей нужна, но Ариэлла ее даже не взяла.
– Нет, не надо. – Джек возвращает мне записку. – Не лезь в это, Эмма.
– Но как иначе? Вдруг она в беде?
– Пусть сходит в полицию вместе с телохранителем.
– Очень смешно. А вдруг ее не выпускают? Не исключено, что муж действительно держит ее под замком.
Джек опять качает головой, по-прежнему хмурясь.
– Я не хочу, чтобы ты ввязывалась в эту историю.
– Хорошо, не буду. – Я снова сую записку между карточками. – Но почему она передала мне записку, а потом больше ничего не сказала?
Он вскидывает руки:
– Понятия не имею. Может, она немного с приветом. Ты ведь совсем не знаешь этих соседей. Держись-ка ты от них подальше и позволь Чарльзу делать свою работу.
– Но не мог бы ты все-таки поспрашивать о Матео?
Джек делает глубокий вдох, кивает и просовывает голову в горловину футболки.
– Если пообещаешь, что больше не будешь вмешиваться в дела его семьи.
Не знаю, удастся ли мне сдержать обещание, но все равно киваю и целую Джека в грудь, пока он не успел натянуть футболку. Может, Ариэлла больше не станет просить меня о помощи. Но если попросит, я буду просто не в силах ей отказать.
Я щекочу носом волосатую грудь Джека, он смеется, и я стаскиваю футболку с его плеч.
– Опять? – спрашивает он, стоя передо мной голым.
Бросаю футболку на пол и киваю:
– Опять.
Я уже второй раз приглашаю Ариэллу в бар, расположенный недалеко от нашего оздоровительного центра. Мои коллеги обычно ходят туда вечером по пятницам, а я составляю им компанию. Мы играем в дурацкие игры вроде «что ты выберешь» или смотрим, как инструктор по йоге Трейси заигрывает с женатыми бизнесменами. Мне не терпится оказаться там, уютно устроиться в кабинке и заказать мини-бургеры с тушеной свининой и тонко нарезанную картошку фри.
Сегодня я пришла первой. За тускло освещенной барной стойкой толпятся посетители, решившие пропустить по бокальчику после рабочего дня. Они заказывают Маргариту и темный шираз, а я выбираю красное вино для своих спутниц, минеральную воду для себя и миску картошки фри. Затем занимаю нашу любимую кабинку у камина и подкладываю под спину подушку.
Девчонки еще не пришли, а напитки уже подали. Я откидываюсь на спинку кресла и расслабляюсь. Скорее всего, Ариэлла не появится. Мы не виделись с тех пор, как вместе пили кофе на Бонди-Бич, и, как сказал Джек, мне, наверное, не стоит усложнять ей жизнь. Но, встретив соседку вчера, когда она выезжала из ворот своего дома, я все-таки сообщила ей о наших планах, и часть меня хочет увидеть ее снова. Не то чтобы я беспокоюсь, скорее заинтригована. Стоило ли передавать мне всего одну записку? Неужели ее саму не гложет совесть? А ведь вчера на подъездной дорожке Ариэлла улыбалась и вела себя абсолютно нормально, как обычная женушка, решившая съездить за продуктами. Я даже не уверена, был ли с ней телохранитель.
Первой приходит Трейси, поблескивая золотыми кудряшками, ниспадающими ей на плечи. Она ходячий флакон хипстерских благовоний из числа тех, что долго висят в воздухе после ее ухода и пропитывают своим запахом любую ткань, до которой дотрагивается Трейси.
– Прости, что опоздала, – извиняется она и целует меня.
– Ничего. Возможно, моя соседка Ариэлла составит нам компанию.
– Отлично. Чем больше народу, тем веселее. – Она шагает к бармену.
Дверь бара открывается, и входит Барбс, впуская небольшой сквозняк, вторгающийся в окружающее нас тепло. Она машет мне, замечает за стойкой Трейси и направляется к ней. К тому времени, как они обе подходят к столику, я успеваю рассмотреть Барбс и понять, что денек у нее выдался непростой: помада подстерлась в уголках, тушь слегка осыпалась с ресниц. Барбс наливает себе огромный бокал красного вина и неспешно его потягивает.
– Что ты выберешь: работать или весь день сидеть дома? – начинает она.
– Работать, – хором отвечаем мы с Трейси.
Я поглядываю на часы. Ариэлла опаздывает уже на пятнадцать минут. Странно. Она ведь кажется такой пунктуальной. Снова прячу часы под рукав и отпиваю минеральной воды.
– Что ты выберешь: шоколад или вино?
– Сегодня – вино, – бурчит Барбс, делая очередной глоток.
– А я, наоборот, в шоколадном настроении. Не нравится мне это вино. – Трейси корчит рожицу и оглядывается на стоящих за стойкой мужчин. Как обычно, присматривает себе партнера.
Я намерена рассказать коллегам об Ариэлле, особенно если та не придет. Как бы они поступили, получив такую записку?
– Послушайте, мне нужен ваш совет…
Кто-то похлопывает меня по плечу, заставляя обернуться.
Это она. Ариэлла здесь. А с ней – телохранитель, облаченный в длинный темный плащ и солнцезащитные очки, которые он, к моему удивлению, сегодня впервые сдвинул на лоб. Лицо у Ариэллы перекошено. Она явно плакала, и это заметно. Нетрудно распознать опухшие от слез глаза и раскрасневшиеся щеки.
– Привет! Как поживаешь? – здороваюсь я с соседкой, поглаживая ее по руке. Затем встаю, чтобы обняться, и замечаю, что она не отпускает меня чуть дольше обычного. Рука Ариэллы дотрагивается до моего кармана. Напрягаюсь всем телом. Она что-то туда положила. Записку? А вдруг он увидит?
Вот какой будет теперь наша дружба. Тревоги и печали Ариэллы вызывают во мне какое-то нездоровое, извращенное восхищение, узнав о котором мои коллеги непременно забеспокоились бы. В голове гудит. Дело вовсе не в том, что мне доставляет удовольствие видеть грусть в ее глазах, и даже не в тайном обмене записками, просто я до странности заинтригована. Ариэлла явно нуждается в помощи, и я хочу утешить ее как клиентку, хоть и не могу сделать это здесь и сейчас. Не при Трейси и Барбс. Не при охраннике, преследующем ее, точно акула. Я откидываюсь на спинку кресла и смотрю, как она покусывает губу, морщится и отпивает вина в перерывах между знакомством с моими подругами. Телохранителя они не замечают: он сливается с толпой постоянных клиентов. Ариэлла прихлебывает вино, как воду, почти не участвуя в беседе, а затем, когда разговор прерывается, смех стихает и ненадолго воцаряется тишина, наклоняется ко мне и говорит, обдавая меня клубничным запахом:
– Мне пора. Я иду на ужин с Матео, – после чего с чересчур громким стуком ставит пустой бокал на стол.
– Но ты же только что пришла.
Она быстро моргает, вытирая красные от вина губы.
– Спасибо за угощение.
Ариэлла встает, прощается с моими коллегами и пробирается сквозь толпу к выходу. Телохранитель следует за ней. Подруги смотрят на меня, совершенно сбитые с толку, спрашивают, зачем она вообще приходила и почему почти не участвовала в разговоре. Но я одна понимаю, с какой целью она заглянула к нам, осушила бокал вина, а потом испарилась, как короткий вдох. Причина ее странного поступка лежит у меня в кармане, прожигая дыру в ткани джинсов.
Автомобиль останавливается у подножия холма рядом с яхт-клубом «Воклюз». И зачем Чарльз нас сюда привез? Мы ведь никогда здесь не были. Невысокое, обшитое досками здание предназначено для хранения лодок, участвующих в соревнованиях по парусному спорту, и там просто не поместится такая большая яхта, как наша. Странноватый домик выглядит старомодным и больше напоминает площадку для проведения свадеб или семейных встреч.
Кики прижимается носиком к окну, затуманивая стекло теплым дыханием. При мысли, что с ней или Купом может что-то случиться, во мне все сжимается.
Я не стану возражать, если Чарльз решил увезти нас, чтобы защитить детей. Но по-прежнему не понимаю, что происходит, и постукиваю кончиками пальцев по экрану смартфона, борясь с соблазном написать любимому.
А вдруг Чарльз что-то узнал и мы едем на встречу с Джеком?
– Пап, где наша лодка? – с облегчением слышу я вопрос дочери.
– Вон там. – Чарльз выходит из машины и громко хлопает дверцей, будто ставя точку в разговоре.
В зеркале заднего вида мелькает отражение детей, которые смотрят на меня в надежде, что я отвечу на их вопросы. Порой материнский долг ложится на плечи слишком тяжелым бременем.
О проекте
О подписке