Глава десять

Революция никогда не бывает красивой. Не бывает она и спокойной, мирной.

Город наблюдает за тем, как собираются толпы, как начинается восстание. Там и сям шепчутся о чудовищах и помешательстве – сколько бед могут выдержать улицы, прежде чем терпение людей истощится? Профсоюзы собирают силы. Что произойдет, спрашивают они тех, кто слушает, что произойдет, если не изгнать гангстеров и империалистов? Тогда голодающие окончательно зачахнут, тогда бедные умрут. И в Шанхае, где фабричных рабочих тысячи, их слушают, слушают внимательно.

Люди идут по улицам, толпы нападают на полицейские участки и казармы гарнизона. Они входят в иностранные кварталы и заполняют ту территорию, которую занимают китайцы. Иностранцы дрожащими руками задвигают засовы на своих дверях, а гангстеры выходят на улицы, объединяясь с войсками, отправленными на разгон толпы.

– Правильно ли мы поступаем? – спрашивает один из рабочих в толпе.

Его приятель искоса смотрит на него и дрожит. В Шанхае стоит мороз, улицы покрыты инеем, и когда где-то вдалеке кричит ворона, ее карканья почти не слышно, потому что его заглушает яростный вой ветра.

– Не все ли равно? – отвечает его приятель. – Хуже уже не будет. Так почему бы не попытаться?

Они приближаются к вокзалу. Сверху толпа выглядит красиво, к небу подняты тысячи факелов, их оранжевые огни образуют правильный полукруг, они блокируют все пути отхода. Это похоже на войну, и ветер увлекает всех вперед.

– Больше предупреждений не будет, – кричит полицейский офицер, поднеся ко рту мегафон. – Зачинщики беспорядков будут обезглавлены!

Это не пустая угроза. Здесь, на окраине, куда редко заглядывают как высокопоставленные гангстеры, так и иностранцы, уже видели отрубленные головы на фонарях. Они красуются на углах улиц подобно вывескам магазинов – это предостережение другим несогласным, которые пытаются свергнуть власть на территории, где они живут. Все зашло очень далеко, но это никого не пугает.

Алые давно поняли, что люди их уже не боятся. И что бояться надо им самим.

– Долой власть банд! – ревет толпа. – Долой власть иностранцев!

Полицейские выстраиваются. Их палаши блестят в лунном свете – они куда менее удобны, чем пули, но винтовок не хватает. Оружие прежде всего достается армиям Гоминьдана, они забрали винтовки, чтобы вести настоящую войну в других местах.

Рабочие презрительно фыркают, и тучи на небе сгущаются, гася свет луны. В Шанхае тоже идет война. Пусть солдаты в форме еще не прибыли, но это все равно война.

– Нам неважно, что вас много, – слышится из мегафона. – Разойдитесь, иначе…

Полицейский резко пятится, увидев что-то в толпе. Рабочие тоже начинают оглядываться один за другим, поднимая над головами свои фонари, чтобы рассеять темноту.

И видят чудовище, стоящее в толпе.

Люди сразу же начинают разбегаться. Полицейские и гангстеры бросаются в укрытие. Теперь город знает, как реагировать – это уже случалось, и люди помнят, что надо делать. Они сажают детей себе на плечи, берут своих стариков под руки – и бегут.

Но… чудовище ничего не предпринимает. Даже когда все рабочие разбегаются, оно продолжает одиноко стоять посреди дороги. Когда оно моргает, всех, кто смотрит на него, пробирает дрожь. Луна продолжает светить, и полицейские в участке отворачиваются от окон и прерывисто дышат, охваченные страхом.

В этой части Шанхая восстание замирает. В других окраинных районах вспыхивают пожары, грунтовые дороги обагряет кровь – но здесь полицейские продолжают прятаться в своем участке, никто не рубит головы палашами и не насаживает их на пики, пока рядом стоит чудовище.

Оно задирает голову и смотрит на луну.

И словно бы улыбается.

Глава одиннадцать

Солнце сияло над городом, словно огромный бриллиант. Джульетта вышла из автомобиля, вдыхая бодрящий морозный воздух. В Шанхае бывали такие дни, когда она не могла смотреть на солнце прямо, поскольку его блеск был слишком резким, в эти периоды оно будто бы было настолько переполнено собственным сиянием, что порадоваться ясному дню было едва ли возможно.

Особенно это чувствовалось здесь, в центре города. Строго говоря, это была территория Международного квартала, но Французский квартал находился недалеко, всего в нескольких улицах отсюда, и их юрисдикции накладывались одна на другую, так что Джульетте, как и здешним обитателям, было все равно, что между ними имелась граница, проходящая по проспекту Эдуарда VII. Поэтому они и начнут свою работу именно здесь, за пределами Французского квартала.

Джульетта нырнула в тень одного из зданий, обойдя его фасад. Здесь находились самые шикарные отели, но Джульетте совсем не хотелось болтать с экзальтированными иностранками, желающими испытать местную экзотику. Она быстро вышла в переулок и остановилась, собираясь с духом.

Он был одет в белый пиджак. Она никогда раньше не видела его в белом.

– Alors, quelle surprise te voir ici^[17].

Рома повернулся на звук ее голоса, явно недовольный тем, что она изображает удивление. Он держал руки в карманах, и, возможно, ей это показалось, но она могла бы поклясться, что одна его рука дернулась, будто сжав оружие.

– А где же еще мне надо было ждать?

Джульетта только пожала плечами, не имея желания продолжать перепалку. Но ей не стало от этого легче, и это не стерло с лица Ромы сердитую гримасу. Когда он вынул руку из кармана, она почти что удивилась, увидев в ней карманные золотые часы, крышку которых он открыл, чтобы посмотреть на время.

Джульетта опоздала. Они договорились встретиться в полдень за Большим кинотеатром, поскольку пунктом их назначения был скаковой клуб для иностранцев. В этом клубе всегда бывало много народу, и особенно в эти часы, когда светские бездельники и работники посольств делали ставки так активно, словно это была их работа.

– У меня были дела, – сказала Джульетта, когда Рома убрал часы.

Рома двинулся в сторону ипподрома.

– Я не спрашивал, почему ты опоздала.

Джульетта вздрогнула, и ее обдало жаром. Но ничего, она это выдержит. Что такое небольшой приступ вредности? По крайней мере, он не пытается пристрелить ее.

– А ты не хочешь узнать, какие у меня были дела? – спросила Джульетта, стараясь угнаться за ним. – Я предлагаю тебе информацию на блюдечке, и что же, ты даже не хочешь взять ее? Я проверяла почтовые штемпели на письмах, Рома Монтеков. А тебе приходило в голову это сделать?

Рома оглянулся на нее, затем повернулся, как только Джульетта поравнялась с ним.

– С какой стати мне было это проверять?

– Штемпели могли быть подделаны, если на самом деле шантажист отправлял их не из Французского квартала.

– И что, они были подделаны?

Джульетта заморгала. Рома вдруг остановился, и Джульетта не сразу поняла, что он сделал это не потому, что был в восторге от их разговора, а просто потому, что ждал, когда можно будет перейти через дорогу.

Он сделал ей знак переходить.

– Нет, – наконец ответила она, когда они снова оказались на тротуаре. Здесь уже был слышен стук лошадиных копыт. – Они действительно были отправлены из различных почтовых отделений во Французском квартале.

Чего Джульетта не могла понять, так это для чего кому-то понадобилось брать на себя такой труд. Заставить говорить почтовые штемпели было труднее, чем заставить говорить людей… это она понимала. Никто не пошел бы на такую глупость, как наем посыльных для этих писем, потому что тогда Джульетта могла бы изловить их и с помощью пыток узнать, кто их послал. Но зачем было использовать почту? Разве нельзя было просто оставить эти послания где-нибудь в городе, чтобы их подобрал один из их людей и отнес господину Цаю? Впечатление было такое, будто шантажист хотел, чтобы Джульетта появилась во Французском квартале, именно поэтому почтовые штемпели на конвертах были такими говорящими.

Она не сказала этого вслух. Судя по всему, Роме не было до этого дела.

– Ты переоцениваешь этого шантажиста, – сказал он. – Они приходят из Французского квартала именно потому, что, как и следовало ожидать, тот, кому досталось наследие Пола, живет в этой части города. – Он вздохнул. – Ну все, мы на месте.

Рома и Джульетта подняли головы и посмотрели на центральное здание клуба. Он находился в западной части ипподрома с его трибунами и десятиэтажной башней. С трибун донесся многоголосый рев, значит, завершилась какая-то скачка, и в клубе тоже зашумели в ожидании нового раунда приема ставок.

Это было другое лицо города. Всякий раз, входя в какое-то заведение Международного квартала, Джульетта оставляла позади те части Шанхая, где смешивались преступления и вечеринки, и оказывалась в мире жемчуга и этикета. В мире правил и блестящих игр, в которые могут играть только те, кто свободно говорит на языках иностранцев. Один неверный ход – и тех, кому здесь не место, выставляли вон.

– Терпеть не могу это место, – прошептал Рома. Это внезапное признание удивило бы Джульетту, если бы она тоже не испытывала одновременно восхищения и отвращения от вида мраморных лестниц, дубового паркета и виднеющегося в открытых дверях зала для ставок, где стоял гвалт, сравнимый с ревом трибун.

Несмотря на то, о чем говорили его слова, Рома не мог отвести глаз от того, что предстало его взору.

– Я тоже, – тихо ответила Джульетта.

Возможно, когда-нибудь на месте этого клуба расположится исторический музей, в стенах которого сойдутся страдания и красота, которыми всегда жил Шанхай. Но пока, сегодня, это был клуб, и Роме и Джульетте надо было добраться до третьего этажа, где располагалась трибуна для его членов.

– Ты готова? – спросил Рома уже нормальным голосом, как будто предшествующий момент ей примерещился, и с неохотой предложил Джульетте свою руку.

Джульетта взяла ее, не дав ему передумать, и вцепилась в его рукав. Ее руки были затянуты в перчатки, но от этого соприкосновения ее все равно пробрала дрожь.

– Вчера в городе видели чудовище. На окраине, где бастовали рабочие. Они говорят, что оно было там.

Рома прочистил горло. И покачал головой, будто не желая это обсуждать, хотя именно из-за чудовищ они и явились сюда.

– Если никто не умер, то мне все равно, – пробормотал он. – Обыватели постоянно болтают, будто видели чудовище, хотя на самом деле это не так.

Джульетта оставила эту тему. На них почти тотчас начали бросать удивленные взгляды. Да, они не могли остаться незамеченными, ведь Рома Монтеков и Джульетта Цай были известны в городе, но Джульетта думала, что это случится не сразу. Французы в костюмах и их женщины в жемчужных колье поворачивали головы, глядя на них с нескрываемым любопытством.

– Ни от кого из них нам не будет никакой пользы, – чуть слышно пробормотал Рома. – Продолжай идти.

По мере того, как они поднимались, толпа редела. Они миновали боулинг на антресольном этаже. На втором этаже располагалась бильярдная, стук шаров смешивался с топотом копыт снаружи.

На третьем этаже находились стойка и перегородка, состоящая из панелей темного дерева и стекла, в ней была дверь, сейчас закрытая. В камине пылал огонь, и было так тепло, что Джульетта тут же вспотела под пальто, и ей пришлось расстегнуть несколько пуговиц, так что меховая отделка разошлась на груди.

– Здравствуйте, – сказала она, ожидая, когда женщина за стойкой поднимет голову. Судя по ее прическе, она была американкой. – Это стойка для членов клуба, не так ли?

Из-за дверей послышались взрывы смеха и звон бокалов, и Джульетта сразу же поняла, что не ошиблась. За дверями и правда собрались столпы общества Французского квартала. Кто-то здесь наверняка что-то знает о шантажисте. Надо только отыскать нужных людей.

– Вы члены клуба? – сухо спросила женщина за стойкой, лишь на миг подняв взгляд. У нее был выраженный американский акцент.

– Нет…

– Трибуна для китайцев находится снаружи.

Джульетта отпустила рукав Ромы. Он хотел было потянуть ее назад, но его рука повисла в воздухе, потому что она двинулась к стойке, стуча каблуками по паркетному полу. Приблизившись, она хлопнула по ней руками и, когда женщина снова подняла голову, глядя прямо на нее, подалась вперед.

– Попробуйте сказать это еще раз. Но сначала посмотрите на мое лицо.

Джульетта начала мысленно считать до трех. Один. Два…

– М-мисс Цай, – заикаясь, пролепетала женщина. – Я не видела вашего имени в списке гостей…

– Перестаньте болтать. – Джульетта показала на дверь. – И откройте ее.

Глаза женщины, и без того округлившиеся, быстро метнулись к двери, затем их взгляд переместился на Рому, и она вытаращила их еще больше. Какая-то темная часть души Джульетты порадовалась этому – она испытывала удовольствие всякий раз, когда кто-то произносил ее имя со страхом. Было приятно знать, какое впечатление она производит на людей, когда рядом стоит Рома. Когда-нибудь они будут править этим городом, не так ли? У каждого будет своя половина, своя империя. И сейчас они стояли здесь вдвоем, вместе.

Женщина торопливо открыла дверь. Проходя мимо нее, Джульетта изобразила хищную улыбку.

– Ты так ошарашила ее, что она еще три года будет оглядываться в страхе, – заметил Рома, зайдя в дверь. И проводил взглядом поднос с напитками.

– Мне все равно, ошарашила я ее или нет, – проворчала Джульетта. – Ведь другие китайцы в Шанхае не имеют подобных привилегий.

Рома взял с подноса бокал и сделал глоток. Мгновение казалось, что он скажет что-то еще, но, что бы это ни было, он явно передумал и только бросил:

– Давай приниматься за дело.

Весь следующий час они пожимали руки и обменивались любезностями. Иностранцы, приехавшие в город давно, любили называть себя шанхайлендерами, и хотя это слово вызывало у Джульетты тошноту, похоже, оно хорошо описывало людей в этом зале.

Как они смеют называть себя так. Джульетта крепко сжала кулаки, когда перед ней прошла парочка иностранцев. Как они смеют называть себя жителями этого города?! Будто не они приплыли сюда с пушками, заставив нас впустить их.

Но выбор невелик – надо называть их либо шанхайлендерами, либо империалистами, и вряд ли ее отцу понравится, если она начнет называть так торговцев и банкиров, собравшихся здесь. Так что ей придется это просто проглотить. Надо смеяться над дурацкими шутками этих шанхайлендеров, надеясь, что они сообщат ей какую-то информацию, когда она небрежно упомянет, что от помешательства в городе погибло еще несколько человек.