Приехав, я обнаружила лагерь, разбитый накануне участниками забега на засушливом пологом участке склона. Один берег протекавшей неподалеку речушки был отведен лошадям. Каждое животное привезли в фургоне вместе со всем необходимым: сеном, ножами для обрезки копыт, седлами и специальными, похожими на кроксы подковами, которые используются при забегах по пересеченной местности. Пока наездники оборудовали импровизированные загоны, где лошади могли бы отдыхать и кормиться, животные ржали, фыркали, хрипели и повизгивали, выделяясь ясно очерченными силуэтами на фоне ярко-синего неба пустыни.

По другую сторону речки располагалась территория бегунов. Они приезжали на энергосберегающих Subaru, переодевались в специальные спортивные костюмы, которые можно было запихать в мешочек размером с кулак, и ели энергетические гели из пакетиков. «Худые как щепки», – заметил один из наездников, и действительно почти все бегуны подходили под это описание: маленькие, гибкие, сухощавые, с поджарыми мускулистыми попами – попами, которые были им нужны для того, чтобы победить огромных мощных зверюг, жующих траву на другой стороне реки.

Это кажется маловероятным, но на каждом забеге «Человек против лошади» как минимум один бегун всегда побеждает как минимум одну лошадь. У доктора Либермана это тоже получилось – ученый обошел «почти всех лошадей» на своей дистанции, – и это при том, что он «всего лишь профессор средних лет!». Однако ни одному человеку еще не удавалось одержать абсолютную победу и обогнать всех лошадей^{26}. В тот год, когда я приехала на соревнования, по лагерю гуляли слухи о некоем выдающемся бегуне, который якобы был на это способен. Его звали Ник Коури, он работал программистом в Фениксе, а по совместительству был одним из лучших в мире ультрамарафонцев.

Я познакомилась с Ником утром в день забега, когда он сидел в багажнике своего хетчбэка, зевая и потирая глаза. По пути из Феникса он в одиночку умял целую пиццу с колбасой и, добравшись до лагеря, лег спать в машине. Я спросила его: «Как считаешь, ты сможешь победить лошадей?» Он улыбнулся и скромно ответил: «Я не люблю забегать вперед!» – а затем натянул шорты, зашнуровал кеды и прошмыгнул к передвижному туалету. Даже в мире ультрамарафонцев, где забеги на 80 км – обычное дело, этот забег считался непростым: Нику придется взбираться высоко вверх по извилистой тропке, иметь дело с осыпями, неровной поверхностью склонов Мингуса и значительными перепадами температур. И это не говоря уже об огромных толкающихся конях, которые бегут бок о бок с людьми.

Забег начинался в шесть утра. Воздух был сухой – я проведу весь день, смазывая лицо вазелином в тщетных попытках смягчить воздействие высокогорного пустынного воздуха, – а небо ясное и розовое. Я представляла себе, что увижу стадо ржущих лошадей, роющих копытами землю, и сосредоточенных бегунов, которые выстроились на старте в церемонную шеренгу, но и лошади, и бегуны предпочли не столь кинематографичное, более мирное начало. Первые шагали по кругу. Вторые разминались перед началом забега. Линия старта представляла из себя просто флажок и отметку на земле. Рон даже не стрелял из стартового пистолета, чтобы не испугать лошадей. Он просто не особенно эффектно крикнул: «Забег “Человек против лошади” начинается! Пошли!» И все они двинулись вперед.

Лошади помчались из ворот галопом, но стоило им достичь подножия горы, как они стали двигаться медленно и осторожно, чтобы не упасть. Ник и остальные бегуны стартовали медленной трусцой, и вскоре им пришлось в буквальном смысле глотать пыль за своими соперниками. Лошади были быстрее, но люди обладали другим преимуществом: выносливостью. Именно она, по мнению доктора Либермана, сыграла важную роль в эволюции человека.

Человек приобрел способность бегать на длинные дистанции, объясняет Либерман, в тот момент, когда Homo erectus перешел от лесного образа жизни к саванному. Животные, которые обитают среди деревьев, как, например, современные гориллы, не испытывают недостатка в еде: в лесу много насекомых, ягод и зелени. Это волокнистая пища, которую трудно пережевывать, но медленный метаболизм гориллы позволяет ей прокормиться и этим. Она может провести весь день жуя листья и не беспокоиться, что еда кончится.

Спустившись с деревьев, Homo erectus должен был как-то кормиться, не имея доступа к изобильным дарам леса. И он обратил свой взгляд на антилоп куду и гну, которыми саванна просто кишела. Мясо значительно более калорийно и богато белком, чем низкокачественная лесная пища, но как довольно медлительный Homo erectus мог догнать быструю антилопу?

Более ста лет эволюционные биологи, включая Дарвина, считали, что способность гоминид охотиться на быстрых животных саванны была обеспечена одним из главных преимуществ двуногости – тем фактом, что руки Homo erectus отныне были свободны для примитивных орудий охоты. Новейшая археология показала, что это маловероятно. Пробить толстую шкуру животного труднее, чем может показаться, и еще труднее нанести стремительно несущейся 200-килограммовой антилопе рану, которая ее свалит. Чтобы справиться с этой задачей, нужны копье с каменным наконечником или лук со стрелами, но все, чем располагали Homo erectus, – это деревянные дубинки и заостренные палки. Им приходилось подбираться к животному очень-очень близко. Как же древние люди справлялись с этой задачей? Они шевелили попой.

Согласно теории Либермана, если у Ника Коури и был шанс выиграть состязание «Человек против лошади», то только благодаря тому, что эволюция наградила наших далеких предков значительным преимуществом перед большинством четвероногих животных – выносливостью. Четвероногие развивают очень большую скорость, но не могут быстро бежать в течение продолжительного времени. Лошадь не способна глубоко дышать, когда бежит галопом, – она может делать это, только передвигаясь шагом или рысью. А значит, при быстром беге ее тело не охлаждается. На сильной жаре, пробежав 10–15 км галопом, лошадь вынуждена снижать скорость, чтобы не перегреться. Это справедливо относительно многих четвероногих, в том числе и антилоп, на которых древние люди охотились в саванне, гораздо более жаркой, чем гора Мингус. Антилопа, бегущая по жаре на полной скорости, не может долго удерживать темп. Человек бегом передвигается чуть-чуть быстрее, чем большинство четвероногих рысью, но зато он способен бежать в таком темпе часами. Это возможно в том числе благодаря уникальной плотной мускулатуре в верхней части наших ног.

Аналог большой ягодичной мышцы у шимпанзе служит в основном для того, чтобы сгибать ноги, но у человека большая ягодичная мышцы является главным разгибателем бедра^{27}. Кроме того, мышцы нашей попы выполняют стабилизирующую функцию, то есть помогают нам сохранять определенное положение в пространстве. Наряду с другими мышцами-стабилизаторами они не дают человеку упасть вперед, когда он на бегу отталкивается от поверхности ногой, и помогают ему слегка замедлиться и сохранить контроль над своими движениями, когда нога ударяется о землю. В общем, развитая мускулатура попы – это важный адаптивный признак, который позволяет нам бегать на длинные дистанции, не подвергаясь риску получить травму.

Эволюция потихоньку ползла своим чередом, а мозг человека становился все больше. Для его питания нужно много калорий (кормящей матери, например, требуется около 2500 калорий в день^{28}), которые в саванне получить было не так просто. Охота и бег были необходимы гоминидам, чтобы и дальше питать эволюционирующий орган, который впоследствии позволит им освоить орудия труда, создать сельское хозяйство, читать книги и заключать удивительные пари в барах. Доктор Либерман убежден, что именно попа помогала Homo erectus преследовать четвероногих обитателей саванны на протяжении многих километров, пока те не выдыхались. Затем, вероятнее всего, древние люди забивали животных камнями и поедали туши, получая большие порции калорийной пищи.

Деннис Брамбл, старый коллега Либермана, вместе с ним наблюдавший за свиньями, которые бегают на беговых дорожках, рисует не столь героическую картину^{29}. Cпособность бегать, считает он, позволяла Homo erectus не охотиться на антилоп, а конкурировать в саванне за объедки. Львы и другие крупные хищники после охоты оставляли за собой недоеденные части туш, а древние люди выступали в роли падальщиков. Им приходилось бегать на дальние расстояния, чтобы опередить других желающих полакомиться объедками и успеть к месту событий, пока мясо не испортилось.

Возглавляемая Джейми Бартлетт группа ученых из Колорадского университета в Боулдере провела свое исследование, посвященное попе^{30}. Они продемонстрировали, что человеческая попа, которая, несомненно, играет важнейшую роль при беге, имеет и множество других функций. Бартлетт говорит, что большая ягодичная мышца «сродни многофункциональному швейцарскому ножу»: она помогает людям карабкаться наверх, поднимать тяжести, метать различные предметы и присаживаться на корточки. Исследовательница уверена, что попа возникла в ходе эволюции не только для того, чтобы Homo erectus могли преодолевать большие расстояния. Ягодичные мышцы еще и помогали древним людям спасаться от хищников – забираться на редкие деревья в саванне, прятаться, сидя на корточках за кустами, быстро и ловко уходить от преследования. Бартлетт объясняет: «Это достаточно очевидно, если взглянуть на команду по многоборью. Большие попы не у марафонцев, а у спринтеров, прыгунов и метателей!»

Хотя ученые и расходятся во мнении о том, в чем состоял эволюционный смысл возникновения мышц попы, все они согласны с тем, что эти мышцы являются уникальной человеческой особенностью, сыгравшей крайне важную роль в нашей эволюции. Можно сказать, что человека человеком сделала попа.

___________

1,9 млн лет назад гоминид, чьей тазовой кости было суждено стать окаменелостью KNM-ER 3228, бежал за антилопой гну^{31}. Его большая попа напрягалась, а длинные сухожилия, соединявшие пятку и подколенную впадину, выталкивали его вперед, как пружины. Голова гоминида, поддерживаемая выйной связкой, легко покачивалась на бегу, а S-образный изгиб спины амортизировал сотрясение туловища при ударе ногой о землю. Редкие волосы на теле и многочисленные потовые железы позволяли ему охлаждаться, и он тяжело дышал ртом, медленно, но упорно преследуя добычу.

В ясный октябрьский день почти 2 млн лет спустя Ник Коури бежит в гору. Мускулы его попы напряжены, потовые железы выделяют пот, сухожилия и суставы толкают его вперед, как пружины. Он обгоняет одну лошадь, другую, медленно, шаг за шагом взбираясь на Мингус. Он использует свои ягодичные мышцы, чтобы подняться наверх, а затем для бега. Он не думает о своей цели или о могучих животных вокруг себя. Он думает только о паре метров перед собой. А затем вдруг Ник осознает, что выигрывает.

Склон горы выравнивается, и вдали Ник видит финишную прямую. Он чувствует эйфорию, приятный прилив эндорфинов, который называют «эйфория бегуна» (вероятно, это еще один адаптивный признак, который делает людей хорошими бегунами)^{32}