Вранов-над-Топлёу, Словакия
Март 1942 года
– Ливи, что ты делаешь? Пожалуйста, убери эти свечи с окна!
Хая вытирает испачканные в муке руки о фартук и подступает к Ливи. Ну почему дочь упорно торчит у окна? Прошло два дня с тех пор, как Глинкова гвардия приказала ей выдать младшую дочь. У них осталась лишь одна ночь под общей крышей. Закрыв глаза, Хая упрекает себя. Зачем она ругает дочь? Почему последние два дня она почти все время молчит, погрузившись в невеселые мысли, вместо того чтобы провести эти бесценные часы в разговорах с Ливи, изливая на нее свою любовь.
– Нет, мама, я должна оставить их на окне. Я освещаю путь домой для Циби.
– Но ты же знаешь, нам не разрешают…
– Мне все равно! Что они могут сделать – забрать меня? Они и так забирают меня завтра! Если это будет последняя ночь в моем родном доме, я хочу, чтобы на окне стояли свечи.
Пока они говорят, к дому подходит не замеченная матерью и сестрой Циби. Она врывается в дом, зовя на ходу:
– Котенок, ты где?
Ливи визжит от восторга и бросается к Циби в объятия. Хая пытается сдержать слезы и не может.
– Неужели я слышу легкую поступь моей старшей внучки? – произносит Ицхак со свойственными ему теплотой и юмором.
Хая и Ицхак крепко обнимают Циби и Ливи.
– Мама, я еще в конце улицы учуяла запах твоей стряпни. Я так долго питаюсь тем, что сама готовлю, и теперь умираю от голода.
– Но все же ты пока жива, – шутит Ицхак.
Хая позволяет Ливи рассказать сестре о госпитализации Магды, говоря ей, что доктор Кисели обещает, что с Магдой все будет хорошо. Когда Ливи замолкает, Хая кивает Ицхаку.
– Ливи, помоги мне принести дров с заднего двора для печки. Ночь будет холодной, и нам надо, чтобы в кухне было тепло.
– Это обязательно? Циби только что вернулась домой, и я хочу услышать все о ее приключениях, – стонет Ливи.
– Для этого у вас еще полно времени. Ну давай, помоги старику.
Когда за Ицхаком и Ливи закрывается дверь кухни, Циби поворачивается к матери:
– Ладно, что у вас происходит?
– Пойдем со мной, – говорит Хая, отводя дочь в спальню и закрывая за собой дверь.
– Мама, ты меня пугаешь. Рассказывай!
Хая делает глубокий вдох:
– Твоя сестра будет работать на немцев, за ней приходили глинковцы. – Хая с трудом заставляет себя взглянуть на Циби. – Завтра ей велено прийти в синагогу. Я не знаю, куда ее отправят, но мы надеемся, это ненадолго и… и…
Хая тяжело опускается на кровать, а Циби продолжает стоять, уставившись на то место, где только что стояла ее мать.
– Но они не имеют права. Она еще ребенок. Что она может делать для немцев? – Циби скорее обращается к себе, чем к матери. – А дядя Айван не может помочь?
Хая рыдает, закрыв лицо ладонями:
– Никто не может нам помочь, Циби. Я… я не смогла их остановить. Не смогла…
Циби садится рядом с матерью и отводит ее руки от лица:
– Мама, я обещала заботиться о сестрах. Разве не помнишь?
За столом при зажженных свечах собралась на ужин семья Меллер, и каждый спрашивает себя, когда они снова соберутся вместе. Они произносят молитвы о Магде, о покойном отце девочек, о покойной жене Ицхака, их бабушке. Они стараются получить удовольствие от общения друг с другом, как это было всегда, но над столом им мерещится какая-то пугающая тень.
Тарелки пусты, и Хая дотрагивается до руки Ливи. Циби протягивает одну руку сидящему рядом Ицхаку, а другую – матери. Ливи берет деда за руку, все время глядя через стол на Циби. Семейный круг крепок. Циби выдерживает взгляд Ливи. Хая не поднимает глаз, не в силах остановить струящиеся по лицу слезы. И только когда Хая не может больше сдерживать рыдания, девочки устремляют взгляды на мать. Ицхак высвобождает руки, чтобы обнять дочь.
– Я уберу со стола, – тихо говорит Ливи, вставая.
Но Циби берет из рук Ливи тарелку:
– Оставь, котенок. Я сама уберу. Иди готовься ко сну.
Хая и Ицхак не возражают, и Ливи тихо выходит из кухни.
Циби ставит тарелку на стол и шепчет:
– Я поеду с ней. Она еще ребенок и не может ехать одна.
– О чем ты говоришь? – Ицхак в смятении морщит лицо.
– Завтра я поеду с Ливи. Я позабочусь о ней, а потом привезу ее к вам. Покуда я дышу, с ней ничего плохого не случится.
– В их списке только ее имя, они могут не разрешить тебе, – рыдает Хая.
– Мама, они меня не остановят, ты же знаешь. Если Циби чего-то захочет, она это получит. А вы позаботьтесь о Магде до моего возвращения.
Циби вздергивает подбородок. Она приняла решение. В свете свечей ее волосы отливают золотом, сверкают большие зеленые глаза.
– Мы не вправе просить тебя сделать это, – тихо произносит Ицхак, поглядывая на дверь спальни.
– Вам и не нужно, говорю же: я поеду. Значит, надо собрать два чемодана.
Хая поднимается со стула, чтобы обнять своего первенца, шепча в ее пышные волосы:
– Спасибо тебе, спасибо.
– Я ничего не забыла?
Из спальни появляется Ливи и останавливается у двери, не решаясь войти в комнату. В воздухе повисло напряжение. Ицхак подходит к Ливи, осторожно подталкивает ее к столу и усаживает на стул.
– Котенок, а ты знаешь, я завтра еду с тобой! – Циби подмигивает сестре. – Ты же не думала, что я позволю тебе веселиться в одиночку, правда?
– Что ты хочешь этим сказать? В списке нет твоего имени, только мое.
Как и Ицхак несколько минут назад, Ливи смущена, мужество покидает ее. Она пытается что-то сказать, шмыгает носом, чтобы сдержать слезы.
– Я сама об этом позабочусь, ладно? Ты должна знать, что с этого момента мы будем вместе. Кто еще будет отчитывать тебя за плохое поведение?
Ливи смотрит на мать и деда:
– Это вы сказали ей, чтобы она поехала со мной?
– Нет, котенок, нет. Никто не просил меня об этом. Я сама хочу. Я настаиваю на этом. Вспомни, как мы обещали отцу, что всегда будем вместе. Магда больна, и мы ничего не можем с этим поделать, но мы с тобой сдержим обещание и скоро вернемся домой.
– Мама?
Хая обхватывает ладонями лицо Ливи:
– Твоя сестра едет с тобой, Ливи. Понимаешь? Тебе не придется ехать одной.
– Будь с нами Менахем, он знал бы, что делать, как защитить своих дочерей, – охрипшим от слез голосом произносит Ицхак.
Хая, Циби и Ливи смотрят на плачущего старика, явно чувствующего свою вину от бессилия защитить девочек.
Три женщины заключают его в объятия.
– Дедушка, ты единственный отец, которого я помню. Ты всю жизнь защищаешь меня, и я знаю, ты будешь охранять нас с Циби, даже если мы не вместе. Не плачь, пожалуйста, ты нужен нам здесь, чтобы заботиться о маме и Магде, – упрашивает Ливи.
– Будь Менахем с нами, он не сделал бы больше того, что делаешь ты, отец, – добавляет Хая. – Ты оберегал нас и заботился о нашем благополучии со времени его смерти – уж поверь мне.
В кои-то веки Циби не находит что сказать. Она вытирает слезы со щек Ицхака, и этот жест красноречивее слов.
Ливи нарушает неловкое молчание, переводя взгляд с одного члена семьи на другого, потом на обеденный стол:
– Убрать со стола?
Ицхак сразу принимается собирать тарелки:
– Я сам. А вы, девочки, отдыхайте.
Циби входит в спальню, но не раздевается.
– Ты в порядке? – спрашивает Хая со своей кровати.
Рядом с матерью свернулась калачиком Ливи.
– А для меня найдется местечко? Мне бы хотелось сегодня спать с вами.
Пока Циби переодевается, Хая отодвигает одеяло в сторону, а потом три женщины ложатся рядом, чтобы провести последнюю ночь вместе. Циби смотрит на пустую кровать Магды, представляя себе, как та рассердится, когда увидит, что осталась одна, и думает о данном отцу обещании – держаться вместе. Но разве у них есть выбор?
Когда дочери засыпают, Хая, обхватив себя руками, садится в кровати. В комнате прохладно. Сегодня они не задернули на ночь шторы, и на лицах ее дочерей лежат отсветы лунного сияния.
На кроватях навалена одежда: платья, свитеры, толстые чулки и белье. Хая берет одну вещь за другой, рассматривает, вспоминая, когда ее сшили или купили, а затем укладывает в один из двух небольших чемоданов. Они стараются отбирать не самые хорошие вещи, и Хая настояла, чтобы лучшая одежда осталась висеть в шкафу, дожидаясь их возвращения. Тем не менее она выбирает одежду, которая нравится дочерям. Циби всегда носит юбку и блузку только одного цвета, и ее выбор нередко вызывает приступы гнева у Магды, которая вынуждена донашивать одежду за Циби, хотя обожает красивые платья в цветочек и шарфы. Ливи тоже предпочитает платья, но скорее с точки зрения практичности: два предмета одежды надевать дольше, чем одно платье, и зачем попусту терять время? Для Ливи приготовлены три платья и шарфики, которые не дадут непокорным волосам лезть в глаза.
В комнату входит Ицхак, держа в руках маленькие банки сардин и зажав под мышкой пирог, который испекла Хая для обеда в Шаббат. Только на этом обеде не будет ни Циби, ни Ливи. Отодвинув одежду, он кладет на кровать еду.
– Дедушка, можешь выйти с Ливи на улицу? Я уверена, она с удовольствием погуляет с тобой, а мы с мамой займемся сбором вещей, – говорит Циби.
– Можно я помогу? – спрашивает Ливи.
– Мы сами, котенок. Иди погуляй с дедушкой.
Видя печаль матери, Ливи не спорит.
– Не клади мне этот пирог. Ты же знаешь, я не очень его люблю. Оставь себе с дедушкой.
Циби очень расстроена, что придется покинуть лагерь «Хахшары», не сказав им, куда она едет. Они будут ждать ее возвращения в воскресенье. Она думает о Йоси, его смеющихся глазах… Сколько времени она будет отсутствовать? Пока с Палестиной придется подождать, но однажды она уедет туда вместе с сестрами и даже с матерью и дедом.
– Мама, нам нужно совсем немного вещей, а не это всё! И нам нужны теплые вещи: свитеры на случай холодных ночей и пальто для каждой. Пожалуйста, убери эти платья.
Вопреки невзгодам Хая ловит себя на том, что улыбается.
– Ты такая умница, моя Циби. Я знаю, ты сможешь защитить сестру. – Вздохнув, она вспоминает то, что хотела сказать Циби. – Когда будешь далеко от нас, пожалуйста, делай то, что тебе скажут. Ты привыкла всегда пререкаться со всеми, но я думаю, сейчас не время высказывать свое мнение.
– Не понимаю, о чем ты, – стараясь сдержать смешок, отвечает Циби.
– По-моему, ты отлично понимаешь, о чем я тебя прошу. Подумай, прежде чем что-то сказать, – это все, о чем я говорю.
– Ты успокоишься, если я скажу, что постараюсь?
– Успокоюсь. А теперь покончим с упаковкой чемоданов. Надо еще втиснуть туда немного еды.
– Наверняка нас будут кормить! – восклицает Циби. – Нам также понадобятся книги, я хочу взять пару.
Она идет в гостиную, чтобы посмотреть там книги на полках.
– Принеси липового чая, и я положу вам с собой. Если не будет горячей воды, вы сможете пить его холодным, – говорит Хая. – Он хорошо помогает от простуды и озноба.
Оставшись в спальне одна, Хая вновь перебирает отдельные вещи дочерей, поднося каждую к лицу и вдыхая такой знакомый запах своих девочек. Она убеждает себя быть сильной: ее девочки храбрые и сделают все, о чем ни попросят немцы, и они вернутся домой. Магда поймет, почему ее пришлось отослать. Война закончится, и жизнь вернется в нормальное русло. Может быть, даже к Хануке.
О проекте
О подписке