Глава 4

1853 г.

Оливию стали вывозить в Свет. Она достигла того возраста, когда девицам начинают подбирать мужа. Ее показывали обществу уже целый год. Теперь ей исполнилось семнадцать, и Оливия решила непременно выйти замуж. Элизабет, которой через пару месяцев будет шестнадцать, радовалась и ждала момента, когда маменька ей позволит появиться на местном балу или у соседей. Миссис Норидж теперь была озабочена замужеством своих дочерей. Через свои связи она искала для них подходящих женихов.

Мисс Тина пока что была их гувернанткой, девочки любили ее и ни за что не отпускали, но она знала, что максимум год, и леди Норидж попросит ее уйти из Саут-Холла. Конечно, она даст девушке хорошие, отличные рекомендации, заверенные семейной печатью, но будет грустно расставаться с воспитанницами. Целых пять лет она была с ними рядом, научила всему, что знала сама и научилась от них многому. Оливия и Элизабет выросли в хорошеньких девушек, очень были похожи друг на друга. Правда, по характеру Оливия была рассудительной. Элиза же являла собой эмоциональную особу, порой ее эмоциональность доходила до глупости.

Оливия и мисс Тина упражнялись игрой на фортепьяно в малой гостиной, когда Элиза с восторженным возгласом влетела в комнату.

– У меня потрясающая новость! Через месяц мы едем во Францию!

– Во Францию?! – Оливия просияла, – А куда? Для чего мы едем туда?

– Матушка сказала, что в Бретани живет один ее дальний родственник, некий господин Модегри, которому она написала полгода назад. А, вчера от него пришло письмо, в коем он приглашает нас погостить у него в поместье!

– Прекрасно! Мисс Тина, мы поедем во Францию! И вы с нами! Мы с Элизой попросим маменьку о вас. О, Франция! Говорят, она красива и живописна. Как хорошо, что мы учили французский!

– Да, но вам нужно еще упражняться, дорогие мои мисс, иначе молодые французы не поймут вас, а это будет досадно для таких красавиц, – шутливо сказала Тина.

– Но вы же будете нам помогать? – взмолилась Элиза и взяла гувернантку за руки.

– Разумеется, мисс Элиза. А, что мне еще остается?

– Представьте только, если в меня влюбится молодой француз! – рассмеялась Элизабет.

– В тебя, скорее всего, Лиз: ведь, французы обожают легкомысленных девушек.

– Мисс Нолтон, Оливия считает меня легкомысленной. Как несправедливо!

– Девочки, сегодня не ссориться.

Леди Норидж позвала Тину с собой во Францию. Отчасти по просьбе дочерей, отчасти по некой к ней привязанности. Но правда крылась в том, что мать разучилась общаться с дочерьми без посредничества мисс Нолтон. Отдав девочек в руки гувернантки, она забыла о материнских чувствах. Именно поэтому она до сих пор не отпускала Тину, и собиралась оставить ее до замужества дочерей. Так миссис Норидж ей и сказала, пока они перебирались во Францию через Ла-Манш.

Семью Норидж без лорда (он остался в Лондоне этим летом) высадили в порту Бреста, а там они пересели на нанятый экипаж, на нем они за день добрались до Кемпера.

По дороге леди Норидж рассказывала о Модегри.

– Господин Модегри мне приходится троюродным кузеном, девочки. Я виделась с ним один раз и совсем не помню его лица, – говорила она.

– Маменька, вы отлично владеете французским, – заметила Оливия.

– Я стараюсь оттачивать свое мастерство, и вам советую делать то же самое.

– Вы знаете, девочки, что в Бретани любимый инструмент волынка, как у шотландцев? – сказала Тина.

– Как интересно! – захлопала в ладоши Элиза.

– Да, у них есть с нами что-то общее…

Усталые женщины, добравшись до Кемпера, решили отдохнуть в гостинице, а утром продолжить путь до поместья Модегри.

Усадьба господина де Модегри имела вполне приличный вид, а природа вокруг ласкала взгляд. Светлый дом в три этажа с огромными окнами, перед домом пруд, позади парк с разветвленными аллеями. Солнце весело освещало равнины и холмы, играло с молодой листвой и теребило яркие соцветия ранних цветов. Господин де Модегри оказался человеком пятидесяти лет, чуть больше или чуть меньше, точно никто не знал. Приятной наружности, но не высок ростом, лицо его мягко улыбалось, играя ямочками на щеках. У него имелись дети, но они в данный момент в Париже: дочь была замужем, сын служил в офицерах.

Рядом с комнатами Оливии и Элизы находилась небольшая комната для прислуги, туда и поселили Тину. Распаковав все свои четыре платья, Тина развешала их в шкафу. Затем, отправилась помогать своим воспитанницам, снова делящих гардероб. Она слышала их крики. Что за девчонки? Вспоминая себя и Молли в этом юном возрасте, Тина заметила, что их отношения были примером мира и согласия: а чтобы делить платья и белье – об этом вообще не могло быть речи.

Вечером в гостиной миссис Норидж выразила господину Модегри надежду, что они не проведут в поместье все восемь недель в полном уединении. Тот согласился с родственницей, что это было бы пыткой и для него, так любящего общество. Девочки, не поняв быструю речь Модегри, попросили Тину перевести его слова. Она ответила, что господин Модегри ждет сюда через неделю или две общество, которое он часто принимает в поместье, а также навещает их.

– Там будут молодые люди? – поинтересовалась невинно Элиза.

– Надеюсь, что появятся, – ответил ей по-английски Модегри, но так ломано, что Элиза чуть было не рассмеялась.

Тине нравилось поместье, а девочки были в восторге от новизны. Хозяин поместья являл собой само радушие и доброту. Сравнивая его с лордом Нориджем, Тина не могла не отметить, что Модегри выигрывает в сравнении. Через две недели под обаянием родственника смягчила свой нрав и сама леди Норидж. Она стала уступчивее, чаще улыбалась и говорила спокойно без высокомерия. Сама природа располагала к радости: лето стояло солнечное, жаркое, а о туманах Англии вовсе было забыто.

Вскоре, приехали гости господина де Модегри. Глядя во двор из окна своей комнатки, Тина насчитала пять экипажей и трех всадников. Видимо, визитеры совершали тур по поместьям все лето и держали путь из соседнего.

Глава 5

Высшее общество леди Норидж всегда было для Тины Нолтон явлением недостижимым и объектом для девушки безразличным. За годы службы у леди она насмотрелась на множество вечеров с сияющими драгоценностями и атласом дамами и с мужчинами во фраках, и научилась воспринимать их, как что-то одно общее, ни на ком не задерживая внимания. Правда, все они казались ей одинаковыми и малоинтересными. Впрочем, если бы ей довелось с ними общаться, быть может, мнение мисс Нолтон изменилось бы.

Общество у господина Модегри было несколько иным и состояло из людей разных по положению и происхождению. В их обхождении мисс Нолтон не заметила ни снобизма, ни ханжества. Кроме одного семейства, также состоящего из матери и двух дочерей: мадам де Савиньон, Клер и Мари. Троица постоянно кичилась своим старинным родом, который, чуть было, не сжила со свету революция 1789 года.

Часто, в общем собрании Тина сидела где-нибудь с краю, чтобы меньше попадаться на глаза, но девочки требовали переводить некоторые фразы, и в итоге она не избежала внимания некоторых лиц и общения с ними. Например, граф и графиня де Бове без высокомерия, с особой любезностью говорили с ней, расспрашивали об ее профессии. А, господин де Морпа общался с мисс Тиной, чтобы сблизиться с Оливией. Молодой человек на взгляд Тины был очень легкомыслен и говорлив, но Оливии он приглянулся.

Постепенно пелена перед глазами Тины спала, она свободно и непринужденно отвечала на любые вопросы, и смотрела на всех смелее, правда ни на ком не останавливала взгляд. Гости Модегри не всегда проводили время вместе, имея обыкновение разбиваться на группки, пары или троицы.

Господин де Гонсак, военный офицер средних лет являлся громогласным, резковатым, но добрым малым, и иной раз подсаживался к мисс Нолтон и молодой чете из Бордо Луи и Ортанс. И когда он громко возмущался тому, что женщинам приходиться работать, Тине становилось неудобно и за него, и за себя. Все улыбались его словам: «Будь моя воля, я бы сделал так, чтобы ни одна женщина не работала на Земле!»

– И что бы тогда было, любезный Гонсак? – интересовался его друг, имя которого Тина не запомнила.

– Дамы занимались бы исключительно своими прямейшими обязанностями: домом и семьей! – ответил Гонсак.

– У вас не хватило бы ни сил, ни средств, – заметила ему веселая мадам Жаме.

– О да, я не Бог, – сетовал он, приглаживая свои рыжеватые усы. Тина мягко ему улыбалась, а Гонсак продолжил рассказывать военные байки, смешившие даже мадам Савиньон, которая удостаивала их своим вниманием.

Миссис Норидж не нравилось, что господин де Морпа уделяет столь много времени общению с ее старшей дочерью, поэтому она потребовала от мисс Тины должного контроля за парочкой. В свою очередь Тина взяла слово с Оливии, что с Морпа она будет встречаться при свидетелях, либо только в салоне. Та согласилась, заметив, как господин Морпа мягок в общении, обходителен и весел, он настоящий джентльмен хоть и француз.

Однажды, после полудня Оливия вошла к Тине с покрасневшими щеками и блестящими глазами.

– Дорогая мисс Тина, вы должны пойти со мной. Мистер Морпа позвал меня прогуляться в парк.

– Конечно, мисс Оливия. Я только шляпку надену.

Оливия и Морпа шли впереди, Тина позади, немного отстав. Заметив скамью в тени, под широким дубом, Тина оставила пару, уверенная в девушке как в самой себе. Она открыла книжку на закладке, углубилась в чтение, иногда бросая взгляд на аллею. Молодой человек и Оливия не уходили далеко, до нее доносились обрывки их бурного обсуждения какой-то темы. Тина улыбнулась, радуясь за свою воспитанницу, но, надеясь, что девушка не увлечется сильно, ибо шансы у мистера Морпа были малы, мягко говоря. Француз, без титула и огромного состояния не нужен Нориджам.

Пока Тина размышляла о чувствах Оливии, то не заметила, что по другой дорожке кто-то идет. Их оказалось четверо: то был громогласный Гонсак, рядом с ним шел некий господин де Корби… или Корбиньи, Тина точно не помнила; двое остальных – чета Бове, пожилые аристократы, но довольно жизнелюбивы и благодушны. Проходя мимо, все четверо поприветствовали ее, поинтересовались, что она так увлеченно читает и отчего сидит одна.

– Я вовсе не одна, – ответила Тина, – неподалеку прогуливаются моя воспитанница и господин де Морпа. Но, даже, если б у меня не было компании, я не скучала бы.

– Вы любите одиночество, мадемуазель? – спросил друг Гонсака, пристально разглядывая девушку. Тину смутил его прямой вопрос и такой же взгляд, но она ответила ему:

– Нет, не люблю, но и не страдаю от него, сударь.

– Вы еще молоды, чтобы сидеть в одиночестве! – пробасил Гонсак, – идемте лучше с нами, мадемуазель!

– О, благодарю вас, господин Гонсак, но я должна остаться с Оливией.

– Вы присматриваете за влюбленными?

– Я исполняю свой долг.

– Что ж, не будем вам мешать исполнять свой долг, мадемуазель Нолтонь, а мы еще погуляем. Корбиньи, идем же!.. Сегодня я собираюсь охмурить мадемуазель Клер де Савиньон…, – такие слова доносились до ушей Тины из уст Гонсака, – ты не находишь ее прелестной девицей?

– Не буду спорить, дорогой друг, но она эгоистична и пуста.

– Но ее великолепные льняные волосы и прекрасные глаза все окупят…

***

Тина привыкла вставать рано утром, но это не входило в привычку Оливии и Элизабет. Удивленная ранним пташкам, и обрадованная Тина разлила утренний чай в три чашки. Остальные еще спали, стояла звенящая тишина, только птички пели за окном и манили трелями в сад.

– Девочки, я в недоумении: что побудило вас встать в такую рань?

– Мы идем на прогулку с сестрами Савиньон, – ответила Элизабет.

– Обязательно в такое время?

– Конечно! Иначе, наши матушки опять заставят сидеть подле них. Скукотища!

– Совершенно верно, – согласилась Оливия, – и потом, утром такая свежесть, и она не такая губительная, как в Англии.

– С этим и я согласна.

– Вы можете пойти с нами, мисс Тина.

– Спасибо за приглашение, никак не могу отказаться.

Девицы Савиньон действительно появились, выпили чай с круассанами. Потом все отправились в парк. Девушки в силу своей юности играли в подвижные игры, резвились, смеялись. Тина, сидя на скамье, наблюдала за их играми, но больше всего любовалась природой. Прочитав две страницы из книги, она закрыла ее, положила на колени и смежила веки. Набрав упоительного воздуха в легкие, девушка наслаждалась гудением просыпающейся природы.

Неподалеку послышались шаги. Тина точно знала, что принадлежат они не девочкам, слишком тяжело скрежетал гравий, и совсем с другой стороны. Тина открыла глаза: в нескольких шагах от нее стоял господин де Корбиньи, смотрел он в их сторону, заложив руки за спину. Девушка, конечно, смутилась его появлению, но за кем он так пристально наблюдает: неужели за Клер де Савиньон? Она вспомнила разговор Гонсака и Корбиньи, в результате не нашла оснований для такого предположения, но, быть может, он изменил свои чувства к девушке. Тина обернулась к девочкам, чтобы рассмотреть Клер. Клер де Савиньон – богатая невеста на выданье, не обделенная классической красотой: высокая, белокожая, с точеной фигуркой и белыми волосами, ну и, разумеется, нельзя забывать прекрасное лицо.

Пока Тина разглядывала юную француженку, к ней приблизился господин де Корбиньи. Его голос раздался рядом:

– Доброе утро, мадемуазель.

Она встрепенулась от неожиданности и выронила книгу. Корбиньи подобрал ее, повертел, изучая обложку, и вернул владелице.

– О, благодарю, мсье, – сказала Тина по-французски.

– Опять вы читаете в одиночестве. Я смотрю, вы ранние птахи.

– Я всегда рано встаю, что совсем не в привычке для воспитанниц, резвящихся у меня за спиной.

– Я думал, что один такой – любитель совершать ранние утренние прогулки.

– Живя в «Саут-холле», я часто, почти каждый день, выходила в утренний сад, когда солнце еще не трогало землю своим дыханием.

– Верно, вы очень любите природу?

– Да, очень. Я посещала Лондон с Нориджами и не увидела в той жизни никакой прелести.

– Значит, вы не городская жительница?

– Нет-нет, природа мне ближе.

– Весьма похвально для молодой мисс.

– Благодарю, хоть я и не заслужила похвалы.

В это время, заметив Корбиньи, подошла Клер. Она начала лепетать, как ребенок, порхать кокетливо ресницами и нести пустой вздор. С любезной улыбкой выслушал Корбиньи все, что она сказала, а затем откланялся. Как только он повернулся к ней спиной, Клер изменилась в лице и высокомерно взглянула на Тину. Та, в свою очередь, следила за удаляющимся Корбиньи. Вернувшись к девочкам, Клер громко произнесла: «Не понимаю, о чем мог разговаривать так долго господин де Корбиньи с какой-то гувернанткой? У нее такие скучные платья, хоть вой от тоски…» Сестра Клер согласно кивнула, а Оливия переменила тему.

Тина пропустила мимо ушей уколы девчонки, но поняла, что Клер неравнодушен господин Корбиньи. И что она нашла в нем? Выразительные глаза или мужественный рот?

В гостиной внимания капризной Клер Савиньон добивался господин Гонсак, но он в итоге терпел поражение. Все, чего он смог добиться от нее – это насмешки и намеки на его возраст. Ему было вдвойне досадно, так как милая сердцеедка сюсюкала с Корбиньи, который едва ли взглянул в ее сторону хоть раз. Мадам де Савиньон, заметив увлечение своей дочери, старалась поддержать девочку и помочь той, вызывала Корбиньи на долгую беседу. Но тот старался говорить лаконично, а порой загадочно, и Савиньоны не понимали, что господин де Корбиньи хочет сказать той или иной фразой. Тогда они оставляли его в покое. Впрочем, с остальными дамами господин де Корбиньи вел себя вполне любезно. Тина заметила, что он часто беседует с ее патронессой миссис Норидж. Однажды, гуляя в парке, она встретила их вдвоем. Они шли ей навстречу. Леди Норидж улыбнулась, а Корбиньи чуть склонил голову. Тина не придала этой встрече никакого значения. Она нашла первую попавшуюся скамью в тени, села и раскрыла книгу.

Через четверть часа вернулся господин де Корбиньи. Попросив разрешения, он сел рядом, долго ничего не говорил, но начал так:

– Вы долго служите у леди Норидж?

– Да, – ответила Тина первое, что пришло в голову, ибо она не ожидала такого вопроса, – уже пять лет.

– Вы довольно молоды для…, – он оборвал фразу, – я хотел спросить, вы любите детей?

– Странный вопрос, мсье. Любая женщина должна любить детей.

– Но не каждая любит. Ваши воспитанницы довольно взрослые, вскоре вы им будете не нужны.

– Я не понимаю, господин де Корбиньи, к чему этот разговор?

– Я хочу сделать вам одно стоящее предложение.

– Какое предложение? – она решительно ничего не понимала.

– Леди Норидж не против этого, я с ней говорил на эту тему.

– Объяснитесь, пожалуйста, – пальцы Тина похолодели.

– Я пойму вас, мадемуазель Нолтон, если вы не согласитесь: все-таки чужая страна, чужие люди, но я надеюсь, что вы примите предложение работать у меня.

– О! Конечно нет! – вскочила Тина, как ошпаренная, – я не могу бросить девочек леди Норидж!

– Ваше жалование будет увеличено вдвое, мисс. Девочки леди Норидж совсем взрослые, а она сама заверила меня, что ваши услуги ей больше не нужны.

– Я вам не верю.

– Ваша преданность похвальна, мисс.

– Я сейчас же поговорю с леди Норидж! Будьте любезны ответить мне, где она?

– Отдыхает в своей комнате.

– Прошу меня простить, но я оставлю вас, сэр, – сказала девушка по-английски, несмотря на то понимал Корбиньи этот язык или нет. Но он встал и поклоном головы выразил прощание.