Глава 3

Лоуренс подошел к окну и уселся на край подоконника, беспечно скрестил руки на груди, что еще больше вывело Викторию из себя.

– К чему это?

– Я не останусь, раз мне дали понять, что мне здесь не место. Поеду к миссис Ноулс, не стану задерживаться здесь.

– А как же ваша мать? Вы намерены бросить ее? Ведь она больна, ее нельзя перевозить.

Виктория перестала собирать вещи и сердито взглянула на него. Слезы обожгли глаза. Ресницами она сердито смахнула их. Если она не выдержит и расплачется, полностью окажется в его власти. Она не доставит ему такого удовольствия.

– И не пытайтесь сделать из меня козла отпущения. Я ни за что не брошу мать. Разве вы не понимаете, что поставили меня в безвыходное положение, привезя ее сюда? Если бы вас беспокоило ее здоровье, следовало послать за мной. А до моего приезда миссис Ноулс позаботилась бы о ней. В действительности ваше вмешательство лишь осложнило положение.

Лоуренс резко сдвинул брови и прищурил глаза, но полностью овладел собой, когда заговорил:

– Вмешательство? Вы ошибаетесь. Прежде чем обвинять меня в том, что я похитил вашу мать, следует взглянуть на себя. Похоже, вы забыли о том, что учеба в школе закончилась прошлым летом. Ваша мать болеет уже давно. Если бы вы не уехали продолжать образование, остались дома, могли бы сами ухаживать за матерью вместо того, чтобы взвалить эту заботу на плечи других. Ее здоровье быстро ухудшалось. Я распорядился привезти ее в Холл, где мог полностью контролировать уход за ней.

Эти слова прозвучали как оскорбление и ранили, точно острое лезвие.

– Следить? – язвительно спросила Виктория, хотя должна была дрогнуть под его ледяным взглядом, но разозлилась, и ее было уже не запугать. – Моя мать не чья-либо собственность, лорд Рокфорд.

– Мисс Льюис, теперь вы оскорбляете меня. – Слова Лоуренса прозвучали, точно удар хлыста. Он сверлил Викторию холодными глазами. – Я привез вашу мать сюда и не должен оправдываться за это даже перед вами, даже если вы приходитесь ей дочерью. Главное, что она в этом доме и за ней ухаживает моя прислуга, а теперь и за вами, поскольку вы здесь.

Виктория сердито глядела на него, на щеках горели два ярких пятна. Она не отвела глаз, но мало что могла сказать в свою защиту. В некотором смысле Лоуренс прав. Прошлой осенью здоровье матери ухудшилось, и ей не стоило уезжать. Но мать поддерживала стремление Виктории стать учительницей, настаивала на том, чтобы она продолжала образование, мать надеялась, что это поможет ей удачно выйти замуж.

– Вам нечего сказать в свое оправдание?

– Какой смысл? Похоже, вы уже все сказали.

– Вы все же решили ехать в Эшкомб?

– Да, но это вас не касается. Вы невежливы, у вас диктаторские замашки, а я не могу мириться с тем, что вы выказываете свое мужское превосходство. Я здесь не задержусь ни минутой дольше, чем это необходимо.

Лоуренс чуть насмешливо приподнял брови, в его глазах явно зарождалась искорка уважения.

– Все так плохо.

– Гораздо хуже, чем вы думаете. К тому же вы невыносимо бесцеремонны.

Лоуренс смотрел на нее со снисходительной усмешкой.

– А вас, мисс Льюис, с таким ядовитым языком не назовешь образцом совершенства.

Виктория подняла голову и высокомерно посмотрела на него:

– В таком случае, лорд Рокфорд, мы одного поля ягоды.

– Мисс Льюис, догадываюсь, все это вывело вас из равновесия, но, учитывая сложившиеся обстоятельства, вы должны понять, меня это вывело из равновесия больше, чем вас.

– Следовательно, нас обоих устроит, если я покину этот дом. Буду приходить сюда каждый день, чтобы находиться рядом с матерью, если не возражаете. Находиться здесь мне противно, к тому же не хочу служить яблоком раздора между братьями.

– Вы не яблоко раздора.

– Вам меня не провести.

Черные брови Лоуренса насмешливо взмыли вверх.

– А что вы скажете в Эшкомбе? Дескать, хозяин Стоунгрейв-Холл выгнал вас?

– Нет. Я не из тех, кто сплетничает. – Виктория застыла и посмотрела на него в упор. – Ваш брат явно расстроен тем, что моя мать здесь. Откровенно говоря, я бы рискнула сказать, что он говорит о ней с нескрываемой враждебностью. Чем это объяснить?

– Это не имеет значения.

– Возможно, для вас, но не для меня. В чем дело? Думаете, моя бедная голова не выдержит правды? Что вы скрываете от меня?

По глазам Лоуренса ни о чем нельзя было догадаться. Чувствуя вину и страх, он избегал ее вопрошающего взгляда. Тихо выругавшись, понял: Виктория будет чувствовать себя обманутой, что бы он ни сказал ей сейчас, если откроется правда. Из-за этого, да и того обстоятельства, что он ничего не скажет ей, поскольку обещал Натану молчать о причине появления Бетти в Стоунгрейв-Холл, Виктория станет презирать его, когда все выплывет наружу. Но не так сильно, как он презирал себя.

– Натан не может понять, с какой стати умирающую женщину, когда-то работавшую на мою мать, привезли сюда и ухаживают за ней. Все объясняется просто. Моя мать очень любила Бетти и ясно дала понять, чтобы о ней позаботились, если понадобится.

– Я не верю вам. Здесь что-то другое. Я это чувствую. Ожесточенность вашего брата, даже осмелюсь сказать, он ненавидит мою мать. Это видно. Я слышала, как он говорил вам, что его нога не переступит порог этого дома, пока она не уедет отсюда, а это вынуждает меня предположить: нет дыма без огня. Натан говорил о том, что все узнают о грязном семейном белье. Поэтому я должна спросить, как женщина на пороге смерти могла стать такой страшной угрозой для вашей семьи.

– Мой брат разозлился. Он все преувеличивает.

– Я так не считаю. Вы что-то скрываете от меня. Клянусь, лорд Рокфорд, я все равно узнаю. А сейчас, если не возражаете, мне хотелось бы, чтобы вы ушли и позволили мне собрать вещи.

– Забудьте об этом, – холодно ответил Лоуренс. – Вы никуда не поедете.

– Не припомню, чтобы я просила у вас разрешения, – с вызовом ответила Виктория.

Лоуренс угрюмо смотрел на нее. Он не привык слышать возражений от взрослых людей, а этой девчонке все нипочем. В другой раз он бы открыто посмеялся над ее храбростью, однако еще не прошли раздражение и досада от разговора с братом.

Подавив неожиданное желание говорить вежливо, он резко выпалил:

– Этого и не требуется. Я все равно не дал бы разрешения.

– Тогда, пожалуйста, оставьте меня. Я жалею, что пришла сюда и познакомилась с вами. Я этого не желала, не напрашивалась. Это произошло помимо моей воли. – Виктория дышала так, будто ей не хватало воздуха. – Разве не понятно, вы мне неприятны!

Лоуренс смотрел на гордую юную красавицу, уставившуюся на него, точно разгневанный мстительный ангел, и понял, что та вот-вот расплачется. Он почувствовал угрызения совести, но тут же подавил это чувство.

– Знаю. Я стану вам еще неприятнее после того, как скажу все. – Лоуренс отвернулся, остановился в дверях и оглянулся. Гневный взгляд приковал ее к месту. – Я не шучу. Вы останетесь здесь. Если вашей матери ночью станет хуже, буду вынужден посылать за вами. Вы можете опоздать. Вы подумали об этом? – И вышел, оставив Викторию подавленной и опустошенной.

Конечно, он прав. Суровая правда заключалась в том, что мать столь больна и ее нельзя перевозить. А если покинет Холл, она рискует больше не застать ее живой.

Опустившись на кровать, Виктория думала, что не сможет покинуть это место, ругала лорда Рокфорда на чем свет стоит за то, что он оказался прав. Невидящим взором уставилась на закрытую дверь. Сердце сильно билось от досады. Ее охватили ранее не испытанные чувства: гнев, унижение, пронзительная боль. Казалось, что она осталась совсем одна. Неожиданно всего за один день жизнь запуталась. Виктория целые сутки не знала, что с ней происходит и чего от нее ждут, а теперь, похоже, не осталось иного выбора, как жить и ждать в доме чужого человека, пока все не закончится.

Несколько дней Виктория не виделась с лордом Рокфордом. Подозревала, что тот не теряет бдительности и держит всех на почтительном расстоянии, ловко прикрываясь маской вежливости. Окружающие относились к нему настороженно, точно к великолепному сильному хищнику, восхищались и одновременно боялись.

Виктория догадывалась, что ее присутствие в Стоунгрейв-Холл стало источником многих сплетен и пересудов среди слуг. Казалось, в каждом углу она натыкается на них, а их так много. Похоже, никто не знал, как к ней относиться. Виктория не была ни гостьей, ни членом семьи, всего лишь дочерью прежней горничной. Но она получила образование в какой-то элитной школе Йорка, поэтому не такая, как все. Однако, узнав, что ей предстоит есть либо на кухне, либо в своей комнате и пользоваться благосклонностью миссис Хью и Дженкинса, они смирились с ее присутствием в доме и занимались своими делами.

Желая подышать свежим воздухом, Виктория на короткое время покинула комнату больной матери. Почувствовав запах цветов, сделала глубокий вдох. Остановилась в уединенном месте парка. Достав из кармана апельсин, она села на каменную скамью и начала чистить его, засовывая кусочки шкурки в карман, чтобы потом выбросить.

Лоуренс, появившийся из-за постриженных в форме птиц кустов, заметил ее и застыл на месте. Неравнодушным взглядом зачарованно уставился на нее. Сидевшая на скамье мисс Льюис являла собой привлекательное зрелище. Чуть наклонив голову, сосредоточила все внимание на апельсине. Лоуренс отчетливо разглядел ее аристократический профиль с изящными скулами и маленьким носом. Солнечные лучи золотистыми бликами отражались на ее густых каштановых волосах, водопадом спускавшихся на плечи. Длинные изогнутые ресницы отбрасывали тени на гладкие щеки. Виктория прикусила нижнюю губу, продолжала делить апельсин и уже собралась полакомиться одной сочной долькой, когда заметила, что к ней приближается лорд Рокфорд. Она увидела его впервые после визита Натана и, вспомнив сердитую перепалку между ними, пыталась представить, как он сейчас относится к ней. И вдруг насторожилась. Украдкой взглянув на его точеный профиль, Виктория подивилась силе и гордости, отражавшейся в каждой черточке этого поразительно красивого лица.

Встав перед ней, Лоуренс уставился в ее лицо. Тело Виктории напряглось, на полупрозрачную кожу под глазами падали темные тени.

– Как дела у вашей матери? – тихо спросил он.

Викторию поразила его неожиданная доброта и вежливый голос.

– Она очень больна, – Виктория обрадовалась тому, что его злость после их последней встречи рассеялась, – уже не кашляет так часто и много спит. Думаю, это ненадолго.

Лоуренс кивнул, храня мрачное выражение лица. Виктория расстроилась, он это видел и решил проявить к ней заботу и доброту, чего требовало создавшееся положение. Сейчас она нуждалась в силе духа, который он мог поднять, а не в ужасных откровениях, что неизбежно случится потом.

– Мне грустно слышать это. Мисс Льюис, я не совсем бессердечен, не совсем равнодушен к вашему положению.

– Я это знаю.

– Я работал в кабинете, когда заметил, что вы вышли сюда. – Он бросил взгляд на парк. – В такой день грех сидеть в четырех стенах.

– И вы решили выйти.

– Вроде того. Хотел извиниться перед вами за тот день. Вы были расстроены…

– Расстроена и сердита, но я жду ответов на вопросы. – Виктория прервала его, желая казаться высокомерной, холодной и недоступной, но только не удрученной, ибо это означало бы слабость и беспомощность.

Лоуренс отвел взгляд, чтобы не видеть озадаченно-пристальное выражение ее больших глаз. Обнаружилось, что ему становится все труднее прибегать к уловкам и молчанию, к чему его вынудил Натан.

– Услышав слова брата, вы имели право рассердиться. Но я не сделал ничего такого, что могло бы вызвать ваш гнев, лишь хотел убедиться, что за вашей матерью ухаживают должным образом. – Лоуренс пристально взглянул на Викторию. – Вы и вправду считаете, что за это я заслужил враждебность с вашей стороны?

Она с трудом сглотнула и отвела взгляд, чувствуя себя смущенной, несчастной, не совсем правой, но и не совсем неправой.

– Я… я даже не знаю, что и думать. Не знаю, чего вы заслуживаете.

К ее удивлению, в глазах Лоуренса, наблюдавших за ней, не было заметно признаков обиды. Вместо этого он лишь скривил губы.

– Что бы вы ни хотели сказать, приберегите это для моего брата.

– Натан очень рассердился. Прошу прощения за то, что обвинила вас во вмешательстве, когда вы решили привести мою мать сюда. Возможно, по мне это не заметно, но я действительно благодарна и уверяю вас, лорд Рокфорд, у меня нет желания нарушать покой ваших домочадцев.

Этот искренний взгляд, испытующий, задумчивый, признательный, заставил Лоуренса почувствовать себя отвратительным мошенником. Он помолчал, затем широко улыбнулся:

– Спасибо. Я ценю вашу откровенность. Надеюсь, слуги оказывают вам должное внимание.

Виктория посмотрела в его голубые глаза и почувствовала, как ее тело покалывает. Она захлопала глазами, нахмурилась.

– Хорошо, что вы спросили. Да, спасибо. Все очень добры ко мне.

– А дом вам нравится?

– Очень, кому же он может не нравиться? – спросила Виктория с восторгом и теплотой в голосе. Она опустила глаза. Возникло странное ощущение, будто ее нервы оголились. Непонятное ощущение. Хотелось приписать его ветерку, но ведь было совсем не холодно.

Лоуренс, стоявший рядом, приподнял брови, на его губах играла улыбка хищника. Платье Виктории вряд ли можно было назвать модным, но оно ладно облегало фигуру, подчеркивая ее изящность, что вызвало у Лоуренса желание ощутить ее теплоту.

– Вы с братом близки? – осмелилась спросить Виктория.

Подняв голову, он поймал ее взгляд.

– Близки настолько, насколько могут быть братья. До тех пор пока он не женился на Диане Эллингем и не купил Грейндж, расположенный на полпути между этим местом и Кранбеком. В мое отсутствие он управлял имением.

– Теперь вы вернулись и можете заняться этим сами. – После некоторой заминки Виктория пыталась поймать его взгляд.

– Временно. Я веду дела в Лондоне, где провожу большую часть времени. Либо там, либо на борту своего корабля, на котором часто ухожу в другие края.

– Это интересно. Как называется ваш корабль?

– Мисс Льюис, я владею целой флотилией, правда, мне больше нравится «Сарацин». Видите ли, это было мое первое судно. Я очень горжусь им.

– Разве кораблям обычно не присваивают женские имена?

– Только не у меня.

– Почему?

– Так надежнее.

– А женщины ненадежны. – Виктория наклонила голову.

В ответ он криво улыбнулся, как человек, потерявший вкус к жизни, и покачал головой.

– Вижу, вы циник, лорд Рокфорд, – заметила Виктория и улыбнулась.

– Совершенно верно, но меня не изменить. Вы бывали в Лондоне?

– Нет, но мне всегда хотелось побывать там. Моя подруга Амелия Фенвик собирается туда этим летом вместе с родителями. Ее бабушка леди Элсуорти живет в северной части Лондона. Меня пригласили поехать с ними.

– И?..

– Я отклонила приглашение, когда мать в таком положении.

– Да, разумеется. Кстати, как ваша рука? Надеюсь, лучше.

– Да, спасибо, намного лучше.

– Я рад слышать это. Идем. Прогуляемся немного.

Виктория заметила, что Лоуренс не просил, а приказывал. Какое-то время они шли молча, потом он остановился и взглянул на ее апельсин:

– Смотрится аппетитно. Вы собирались отведать его, но я помешал. Не стесняйтесь меня.

Не зная, что делать, Виктория отправила сочную дольку себе в рот. Во рту разлилась пикантная сладость, по подбородку заструился сок.

Лоуренс смотрел на нее, испытывая соблазн наклониться запечатлеть на ее устах сочный поцелуй. Она стала искать носовой платок и, к своему стыду, обнаружила, что не может найти.

Лоуренс тихо рассмеялся:

– Похоже, апельсин вкусный.

Виктория кивнула и робко улыбнулась, прикрыв от смущения рот тыльной стороной ладони.

– Кажется, я забыла носовой платок.

– Вот, позвольте мне. – Лоуренс достал свой платок, встал перед ней, осторожно взял ее одной рукой за подбородок, а другой несколько раз провел по нему платком. Закончив, он опустил одну руку, оставив другую на прежнем месте. Взгляд Лоуренса был прикован к устам Виктории, он провел большим пальцем по ее губам так нежно, будто их задели крылья бабочки.

Внизу живота Виктории что-то шевельнулось, она уставилась на него. Будто прочитав ее мысли, тот заглянул ей в глаза. Когда их взгляды встретились, она потеряла дар речи, с трудом сглотнула, чувствуя, как вдруг краснеет ее лицо и все тело охватывает жар. Она была не в силах отвести взгляд, затаила дыхание. Сердце громко стучало. Бездонные голубые глаза Лоуренса напоминали два тлеющих сапфира. Он медленно повернул голову, наверное предоставляя ей время отойти от него. Или закричать. Или остановить его. Виктория продолжала стоять.

Оба смущенно смотрели друг на друга. Между ними витало нечто волшебное, точно натянутая струна скрипки. Кажется, парк уменьшился, солнце стало ярко-золотистым. Его лучи играли на настороженном лице Виктории, нежных щеках, отражались в глазах.

Зачарованный ее янтарными знойными глазами, Лоуренс не мог отвести взгляд. И снова Виктория бросила вызов его ожиданиям. Вместо того чтобы бежать в праведном гневе, приличествующем воспитанной девушке, она застыла невинной соблазнительницей, исполненной изяществом и скромным очарованием. Чего она ждала от него? Лоуренс находил ее физически желанной, но опасался, что при более длительном знакомстве она станет для него неотразимой. Ее грудь быстро вздымалась в томном предвкушении, в руках все еще был апельсин. Их разделяли несколько дюймов, лица почти прикасались, Виктория продолжала стоять на месте. Лоуренс чувствовал ее теплое нежное дыхание на своей руке, изучил каждый замысловатый изгиб завитушек ее роскошных волос. Не мог понять, почему она ослепила его. Сложилось впечатление, будто он слишком долго смотрит на яркий свет солнца. Виктория притягивала таинственной силой, преодолевая врожденное чувство осторожности и воли. Чем больше Лоуренс приближался к ней, тем безнадежнее терялся, его чувства устремились к какому-то возвышенному блаженству. Виктория стояла перед ним пленительной богиней. Солнечные лучи играли на серебристой шелковой вышивке ее платья. Лоуренс смотрел на нее не только с физическим вожделением, ее глаза обещали возвышенное дружеское общение, которого ему уже давно не хватало. Сознание пробуждалось, в памяти мучительно воскресло другое время, другая девушка. Инстинкт самосохранения предупреждал его о тысяче опасностей, однако, точно мерцающие отблески пламени, больно раня неумолимую волю, все еще теплилась надежда.