Клэр осматривает меня с ног до головы, и ее лицо недовольно кривится от моего повелительного тона. Она привыкла, чтобы люди у ее ног пускали сопли и повиновались ее приказам, словно металл, плавящийся в огне.

Но ей еще предстоит узнать, что я всегда отличался от обычных людей.

Фыркнув, она поворачивается ко мне спиной и идет вперед, будто ставя этим точку. Я никогда не учился нагонять страх на своих жертв специально, однако легко мог бы дать пару уроков, как это делается. Адди подтвердит.

Джей неотрывно пялится на меня, и в его ореховых глазах паника. Выражение его лица говорит само за себя: «Нас убьют».

Только если я чего-нибудь не сделаю, конечно. Мне есть что терять, и это стоит гораздо больше, чем моя собственная жизнь.

Ее спутник на куриных ножках, Патрик, пропускает нас на шаг вперед.

– Постарайся не пялиться на мою задницу, – произношу я.

В ответ он рычит и толкает меня в спину своей мясистой рукой, в другой руке угрожающе зажат пистолет. Медленно поворачиваю голову, чтобы взглянуть на него через плечо: глаза дикие, на лице ухмылка.

– Заткнись и топай, – огрызается он, но его выдает голос, дрогнувший на последнем слове. Должно быть, это трудно – изображать храбрость под взглядом чудовищного монстра со злобным оскалом.

Дымовая завеса начинает редеть. По пещере разбросаны тела, а в камень впитался целый океан крови. Я иду за Клэр; моя нога натыкается на оторванную руку, конечность катится прямо к мужской голове, на которой застыло выражение ужаса.

Вопли боли постепенно стихают, поскольку люди вокруг все еще продолжают умирать, и я не могу не восхититься тем фактом, что Сообщество пожертвовало жизнями стольких своих людей только для того, чтобы поймать меня. Это о многом говорит.

Я не просто угроза для них, я – катастрофа.

Клэр ведет нас к дверному проему, в котором исчезла после того, как передала мне нож. Я быстро обшариваю помещение глазами и не вижу никого из своих людей, однако какие-то куски тел все еще могут принадлежать им, а значит, все они мертвы.

Моя грудь сжимается, но я продолжаю надеяться, что это не так. Они понимали риск, на который шли, но их смерть – еще одна ответственность на моих плечах.

Мы идем за Клэр по тускло освещенному коридору, точной копии того, через который я попал в пещеру. По обе стороны на фоне черных стен и плитки зловеще поблескивают полоски светодиодных огней.

Коридор круто поднимается вверх: зал, который мы покидаем, находится под землей, так что все это шествие чертовски напоминает мне подъем в гору из-за боли во всем теле.

Джей напряженно шагает рядом, периодически поглядывая на меня со страхом и тревогой. Оно и понятно, ведь он еще никогда не оказывался в подобной ситуации. Он всегда сидел за компьютером, а не на передовой. Не знаю, как его приободрить. Я никогда не умел лгать и, хотя уверен, что вытащу нас отсюда живыми, предоставить гарантий все равно не смогу.

Через несколько минут Клэр распахивает дверь и выводит нас в темный переулок, едва освещенный светом луны и одинокого фонаря вдали. Пот, струящийся по моему лицу, мгновенно охлаждается морозным воздухом Сиэтла.

Не теряя времени, она ведет нас в конец переулка к невзрачному черному фургону с настолько плотно затонированными окнами, что сквозь стекло ничего не будет видно, даже если прижаться к нему лицом. Невероятно, черт возьми, преступному на вид, но никто не посмеет его остановить из-за номерных знаков. Одного имени Клэр будет достаточно, чтобы все отвернулись.

Чем ближе мы подходим к машине, тем больше напрягается Джей.

Я склоняюсь к его уху.

– Просто представь, что Клэр – твоя крестная фея, а это – карета из тыквы, которая увезет тебя к твоей принцессе.

– Или принцу, – поправляет Джей сквозь стиснутые зубы. Он обливается потом, его глаза широко распахнуты.

– Ну, против такого расклада я тоже не возражаю. – Я пожимаю плечами. – До тех пор, пока ты все еще можешь сделать меня дядюшкой Зейдом.

Он усмехается, глядя на меня так, словно я чокнулся.

– Ты правда думаешь, что после всего того дерьма, которое я вижу каждый день, у меня будут дети?

Я снова пожимаю плечами, поджав губы.

– А почему бы и нет? Дядюшка Зейд обеспечит их безопасность. Могу даже стать их личным телохранителем. Им это, может, и не понравится, но я, черт возьми, на это пойду.

Он качает головой, и на его губах появляется подобие улыбки; он наконец-то понимает, что я делаю.

Я даю ему будущее. Рисую картину того, как он выживет и обретет счастье, независимо от того, решит ли он разводить мини-гремлинов или нет.

Когда мы подходим к черному фургону, его задние двери широко распахиваются в стороны. Клэр поворачивается к нам и кивает головой в сторону темного салона, приказывая, чтобы мы залезали внутрь.

Я подмигиваю ей и ныряю в фургон, Джей – следом за мной, и до меня доносится ее раздраженное хмыканье.

Если бы на моем месте был кто-то другой, то я бы сказал ему не злить своих похитителей. На самом деле, зная, что сейчас Адди находится в точно такой же ситуации, я бы отшлепал ее по заднице, если бы узнал, что она ведет себя безрассудно. Самое умное – держать свой гребаный рот на замке и слушаться, пока не найдешь способ спастись.

Но похитить Зейда и затолкать в фургон простого обывателя – это не одно и то же. На данный момент я могу быть уверен, что они не убьют Адди. Она слишком ценна. А наблюдая, как разворачивается текущая ситуация, я все больше преисполняюсь уверенности, что этот раунд Клэр не выиграть.

Она, может, и умна, но не слишком, раз не стала вырубать мою задницу. Это дало бы ей солидный шанс на успех.

Я сажусь на холодную металлическую скамью, стискиваю зубы от боли и снова устремляю свой дикий взгляд на Клэр. Она стоит у дверей и смотрит на меня с легкой улыбкой. Ее завитые красные локоны блестят под светом фонаря, и на какое-то мгновение она кажется невинной. Женщиной, которая перенесла годы жестокого обращения во всевозможных формах и просто хочет жить спокойно.

Но потом мираж рассеивается, и я вижу женщину, которая стала всем тем, что она ненавидит.

Она бросает на меня предупреждающий взгляд и захлопывает двери. По обеим сторонам пола загораются светодиоды.

Джей устраивается на скамейке напротив, сразу же пристегивая ремень безопасности, прикрепленный к стенке фургона, а Патрик садится рядом со мной. Так близко, что он оказывается практически у меня на коленях.

Безразлично смотрю на него.

– Ты же не собираешься биться со мной на мечах, Патрик. Даю слово, я выиграю, – спокойно произношу я, глядя ему между ног.

Джей шипит, чтобы я заткнулся, однако я не отрываю взгляда от того места, где, по моему мнению, под надвинутым капюшоном скрываются глаза.

– Ты не в курсе, когда стоит заткнуться, да?

– А что я такого сказал? – спрашиваю я, изображая невинность. – Я подумал, что именно этого ты и хочешь, раз уж сел ко мне на колени.

– Трудно будет сражаться на мечах, если у тебя нет меча, – злобно отвечает Патрик.

Вскидываю бровь, не впечатленный его угрозой.

– Даже бензопиле требуется какое-то время, чтобы распилить дерево. Ты умрешь раньше, чем успеешь продвинуться так далеко.

– Продолжай болтать, – рявкает он, выходя из себя.

Ухмыляюсь, но замолкаю. Я бы продолжил его раздражать и дальше, если бы здесь не было Джея. Я бы сделал так, чтобы он на меня напал, желательно наставив на меня оружие. И у меня появилась бы прекрасная возможность обезоружить и убить его одним махом.

Но сейчас есть вероятность, что он наставит пушку на Джея, а я не хочу рисковать его жизнью, так что пока повременим. Патрик все равно умрет. И очень скоро.

Двигатель оживает, и металл под моей задницей начинает вибрировать. Автомобиль подается вперед, заставляя нас троих сильно качнуться в сторону и еще больше вжимая в меня Патрика.

Какую-то секунду мы смотрим друг на друга, и он медленно отодвигается на несколько сантиметров.

Вот о чем я, черт возьми, думал.

Теперь же, когда он не дышит мне в шею, я могу поразмышлять по-настоящему.

Однако проходит всего несколько мгновений, и мои мысли устремляются под откос: мертвое пространство, в которое я загнал свой разум, исчезает, и моя черная ярость пробуждается вновь.

Моя маленькая мышка у них.

Зажмуриваюсь и опускаю голову, пытаясь вернуть самообладание. Хрупкий слой решимости, сдерживающий мою тревогу и убийственную ярость, трескается. Панические мысли слишком тяжелы, и подобно человеку, стоящему на тонком льду, в конце концов я провалюсь в эту бездну.

Но я не могу этого допустить. Не сейчас.

Сейчас мне нужно сосредоточиться на том, как вытащить нас отсюда, а это достаточно проблематично, если все твое тело вопит от боли.

Как вариант, можно просто убить Патрика, однако это не поможет остановить машину, особенно если мою попытку сбежать услышат. Единственной альтернативой в этом случае будет стрельба из пистолета, пока я не попаду в водителя, и тогда мы все рискуем погибнуть. Или же мы с Джеем можем попытаться выпрыгнуть из фургона на ходу, однако мое тело слишком изранено, чтобы выдержать подобное.

Сделав долгий выдох, я поднимаю голову и вижу, что Джей уже смотрит на меня озабоченно. Его черные волосы прилипли ко лбу от пота, но сам он дрожит как осиновый лист. Нет, он определенно не годится на роль наемника.

Черт, вот же оно.

Паника Джея и моя агония заставили нас забыть об очень ценном инструменте. В наших ушах до сих пор стоят блютузовские чипы. Они крошечные, прозрачные, нелегальные и совершенно незаметны для постороннего человека, только если он не ищет именно их. Настолько незаметны, что Клэр даже и не подумала проверить.

Устройство в наших ушах активируется крошечной кнопкой или голосовой командой. А значит, Джей или я должны вслух произнести слово «звонок».

Я перевожу взгляд на Патрика.

– А мне предоставят право на звонок, когда мы доберемся до места?

Он усмехается.

– Смешно.

Ничего.

Черт, наверное, чип повредился при взрыве. Это объясняет, почему мои люди до сих пор не попытались выйти со мной на связь. Бросаю взгляд на Джея, он кивает, и с кончика его носа срывается капля пота.

– Да ладно тебе, чувак, моя бабуля болеет. Она, должно быть, беспокоится. – Я снова поворачиваюсь к Джею: – Разве ты не обещал своему брату, что сводишь его в «Чак & Чиз»^[1] сегодня?

Джей очень старается сохранить нейтральное выражение лица, и это еще одна причина, по которой он всегда остается в тылу. Парень просто никудышный актер.

– Да… Эээ… Наверное, нужно бы сделать звонок Барону и сказать ему, что я не смогу.

Боже мой, а еще заметнее нельзя было, Джей?

На самом деле Барон никакой не брат Джею, он один из моих людей, который может нам помочь.

На губах Джея появляется довольная ухмылка, но он быстро ее гасит. Должно быть, вызов прошел успешно, а значит, Барон останется на связи и, надеюсь, отследит наш маршрут, как только сообразит, что что-то не так.

Через несколько секунд Джей продолжает:

– Наверное, важно, чтобы он узнал, что нас держат в заложниках, верно?

Господи.

– Я бы предпочел, чтобы он так и не узнал, что с тобой случилось, и прожил остаток жизни в неведении, – отвечает Патрик, не замечая ужасной игры Джея. Потом он поворачивается ко мне: – Можешь продолжать играть в свои игры, но скоро тебе будет совсем не до смеха.

– И как скоро? – уточняю я.

Я не вижу его лица, но чувствую замешательство, излучаемое черной дырой в его капюшоне.

– Меня ждет бабуля.

Его кулак сжимается, и после этого единственного предупреждения он впечатывает его в мою щеку.

Моя голова откидывается в сторону, и по черепу расцветает боль. В любой другой день этот удар был бы вполне терпимым, но из-за того, что я только что пережил взрыв, мне кажется, будто в моей голове взорвалась еще одна бомба.

Инстинкты разом пробуждаются, кулаки сжимаются от желания ответить. Зверь в моей груди мечется и бушует, и мой шаткий контроль ослабевает еще немного.

Адди. Это все ради Адди.

С трудом, но мне все же удается сдержаться. Мне нужно дать нашим людям время добраться до нас; уверен, это произойдет быстро.

– Боже, неужто взрослый мужик не может позвонить своей гребаной бабушке? Козел.

Он пожимает плечами и отворачивается от меня, а я отодвигаюсь подальше. Пусть думает, что я боюсь его, но на самом деле я в двух секундах от того, чтобы оборвать его жизнь раньше времени.

И пока мы ждем, я пытаюсь успокоиться, сдержать свой кипящий гнев. Это длится целых десять минут, прежде чем меня снова швыряет вперед – уже во второй раз за сегодня.

В зад нашего фургона врезается что-то тяжелое, мы с Патриком слетаем со скамейки и врезаемся в перегородку, отделяющую кабину водителя от кузова.

Джея тоже дергает, но счастливого сукина сына удерживает пристегнутый ремень безопасности.

Боль в моем теле разгорается сразу в нескольких местах, и я стону, когда переворачиваюсь на спину, пытаясь отдышаться. Я уже даже не могу сказать, что именно у меня болит, потому что болит, черт побери, все.

С переднего сиденья доносится крик Клэр, требующей, чтобы водитель контролировал машину. Фургон продолжает вилять из стороны в сторону, так что, видимо, он не сильно преуспевает.

Следует еще один удар, и фургон дергается в сторону, где врезается во что-то твердое. На меня налетает Патрик, и пока мы оба катимся по направлению к Джею, изо рта у меня сыплются цветистые ругательства. Я врезаюсь спиной в стену, а сверху на меня приземляется это чудовище. От удара звенит в ушах, на то, чтобы сфокусироваться, уходит несколько секунд. Может, Патрик и непропорционален до чертиков, но он все равно чертовски тяжелый.

– Джей, скажи мне, что это те, о ком я думаю, – хриплю я, воспользовавшись хаосом, чтобы обхватить шею Патрика стальной хваткой. Его руки взлетают к моей кисти и царапают мне кожу, пока я медленно сдавливаю его дыхательные пути. Он борется, и мне приходится сжать челюсти, удерживая его.

Я ослаб, меня терзает нестерпимая боль, и мои мышцы уже перестают меня слушаться.

– Разумеется, они, – выдыхает Джей. По его бледному лицу ручьями льется пот.

– Хорошо, – бормочу я, а потом хватаю голову Патрика и дергаю ее в сторону, сломав ему шею и мгновенно убив его. – Это тебе за мою бабулю, хрен.

– Бро, но у тебя нет бабули.

10 июня 2008

Они накачали меня наркотиками. Я знаю сегодняшнюю дату только потому, что педофилы приедут 20-го и Франческа сказала, что у нас есть 10 дней, чтобы подготовиться. Остановите этих «поехавших», или как там это пишется. Эта надпись – последнее, что я запомнила перед тем, как они воткнули шприц в мою руку. Но если они думали, что это удержит меня от побега, то – УГАДАЙ ЧТО, ФРАНЧЕСКА? – я свалю отсюда к чертовой матери.

Сначала я вернусь за сестрой. А потом вытащу нас к чертям из этого ублюдского царства педофилов.

Пошли вы все.

Молли