Я изо всех сил стараюсь сохранить спокойствие, несмотря на то, что мое тело содрогается от угрозы потерять контроль над собой. Когда его большой палец проводит по моей нижней губе, раздвигает рот и кладет на язык белую таблетку, из моих глаз скатывается еще одна слезинка.

– Глотай, – тихо приказывает он.

И я глотаю, с надеждой, что это означает, что я больше не буду помнить ничего из этого.

– Хорошая девочка, – хвалит он.

Да пошел ты.

А потом он проводит пальцем по моему позвоночнику, оставляя мурашки.

– Не волнуйся, принцесса, может быть, я сумею уберечь эти швы, когда они придут сюда, – бормочет он, даря мне клочок надежды, за который я отказываюсь цепляться.

Я рычу в ответ и устремляю на него свой помутневший взгляд.

– А чем ты лучше? – шиплю я, испытывая его мораль. Она такая же мутная, как и матовое стекло.

Он медленно выпрямляется и бросает на меня загадочный взгляд.

– Думаю, ты никогда так и не узнаешь.

Развернувшись, он выходит из комнаты. И как только дверь захлопывается, из моих глаз скатывается еще несколько слезинок. А следом за ними обрушивается целый потоп. Я сворачиваюсь в клубок и закрываю рот рукой, пока мои рыдания вырываются наружу.

Я рыдаю до тех пор, пока мои глаза не опухают. Медленно вдыхаю и снова собираю себя по кусочкам. Получается не слишком хорошо, и некоторые мои части не на своих местах, но я больше не лежу в руинах, и это лучшее, что я могу сделать на данный момент.

Протерев глаза, с дрожью вздыхаю и рассматриваю свою новую комнату. Мне трудно оставаться в сознании, поскольку начинает действовать таблетка, а приступ жалости к себе пока не прошел, однако до сего момента у меня не было ни секунды, чтобы осмотреть тут все, пока никто не дышит в затылок.

Мне отвели небольшую комнату в задней части дома. Обстановка скудная: зеркало, бугристая кровать с потерявшей форму подушкой и колючим одеялом, тумбочка и комод.

Как и весь дом, деревянный пол скрипит при каждом шаге, и у меня возникает ощущение, что очень скоро я узнаю, в каких именно местах он не издает звуков.

С другой стороны, из закрытого на гвоздь окна открывается прекрасный вид на подъездную дорожку, и я могу видеть всех, кто входит и выходит, а еще у меня нет соседей.

До появления Франчески Рио сообщил мне, что к аукциону помимо меня готовят еще пять девушек. Франческа должна сделать из нас настоящих секс-рабынь. Научить, как себя вести, как выглядеть и чего не делать.

Но на самом деле она учит нас выживать в этом мире.

И я не вижу ни малейшего смысла во всем этом.

Чем более покладистыми, послушными и приятными мы будем, тем меньше вероятность того, что мы станем объектом ненужного насилия, сказал Рио. Но в том, что у покупателей будут жестокие, садистские наклонности, нет никаких сомнений, и какими бы идеальными маленькими карманными кисками мы ни оказались, нет никаких сомнений, что мы подвергнемся насилию.

Они хотят, чтобы мы поняли, что нам никуда не деться, поэтому мы должны вести себя правильно и принимать хорошие дни наравне с плохими. Но это не выживание, а подчинение.

Это согласие с тем, что однажды мы все здесь умрем. И больше никогда не увидим своих родных и близких. Не почувствуем свободы, смеха и независимости до конца наших жалких дней. Никогда не полюбим по-настоящему и не будем любимы.

Но я ни хрена не хочу с этим мириться.

Я вернусь домой, в поместье Парсонс.

Вернусь к Зейду.

Скрип рядом с кроватью выводит меня из глубокой дремы, в которой я пребываю уже, кажется, много-много лет. Просыпаюсь в холодном поту, дезориентированная и растерянная; вокруг только чернота и мягкий белый отблеск лунного света, проникающий в мое окно.

За толчками в моей груди слышен лишь шелест моего участившегося дыхания.

Проходит несколько секунд, прежде чем я вспоминаю, где нахожусь. И в тот момент, когда я это осознаю, волосы на моей шее встают дыбом.

За мной кто-то наблюдает.

Медленно сажусь на кровати, пока глаза привыкают к темноте, сгущающейся вокруг меня. Я поворачиваю голову и смотрю в окно, по которому стучит мелкий дождь.

Комнату озаряет яркая вспышка молнии, и я пользуюсь моментом, чтобы хорошенько осмотреться.

Здесь никого нет, по крайней мере, я никого не вижу.

Но я чувствую на себе тяжесть взгляда, который обжигает мне лицо, словно раскаленный утюг, оставленный на шелковом платье.

– Кто здесь? – шепчу я. Слова даются мне с трудом, горло пересохло от напряжения.

Мне никто не отвечает. Я бросаю взгляд в сторону тумбочки, на отметки сбоку. Там выцарапано шесть вертикальных палочек, но, учитывая, что на улице темно, должно быть, уже за полночь. Это седьмой день моего пребывания тут.

Прежде чем я дала таблетке взять надо мной верх в мой первый день здесь, я нацарапала на дешевом мягком дереве линию, чтобы считать дни, когда я очнусь от своей наркотической дремы.

Когда я просыпаюсь, Рио всегда рядом. Готов сопроводить меня в туалет или влить мне в горло супа или воды, пока я снова не вырублюсь. Он подмешивает наркотики в мою еду, и я знаю, что могу отказаться, но какой в этом смысл? Я не выберусь отсюда, если буду голодна и буду обезвожена. К тому же я поняла, что совсем не против принимать этот яд.

На вторую ночь я, слишком одурманенная, чтобы прятаться, выцарапывала очередную отметку на дереве, и он наблюдал за мной и по какой-то непостижимой причине, когда я сказала, что дни ускользают от меня, начал отмечать их за меня.

Он больше ничего не говорит и не упоминает ни о каких парнях, пытающихся воспользоваться моим телом, пока я в отключке. Хотя, если они и пытались, то вряд ли преуспели, поскольку, думаю, я бы заметила. Сомневаюсь, что кто-то из них потрудился бы взять с собой бутылочку со смазкой.

Так что либо Рио просто не хочет сообщать мне о своем добром поступке, либо никто и не пытался меня изнасиловать, я не знаю.

Слева от меня раздается еще один тихий скрип. Я перевожу взгляд в ту сторону – в угол моей комнаты.

– Кто ты? – спрашиваю я, несмотря на то что говорить мне не легче, чем в первый раз.

Задерживаю дыхание в ожидании ответа. Секунды тянутся, и вот едва слышно раздается еще один тихий скрип, как будто кто-то переместил свой вес с одной ноги на другую.

Через некоторое время после моего появления здесь я обнаружила, что часть штукатурки облупилась, обнажив деревянный остов. Две доски оказались полностью незащищены, и места между ними вполне достаточно, чтобы туда могли пробраться всевозможные жучки.

Когда я это поняла, у меня по коже поползли мурашки, но я быстро забыла о них, поскольку в этот момент вошел Рио с дымящимся супом в руках.

– Чего тебе нужно? – снова спрашиваю я.

Сверкнула еще одна вспышка молнии, настолько быстрая, что я едва успела понять, что именно увидела.

Там – между двумя деревянными досками – глаз. Широко раскрытый и пристально всматривающийся в меня. Так же внезапно комната снова погружается в темноту.

От неожиданности я дергаюсь и падаю с кровати, больно приземляясь на копчик. Но почти не чувствую боли: я в панике. Даже не в состоянии крикнуть и попросить о помощи, слишком увязла в ужасе, чтобы сделать хоть что-то, кроме как отчаянно забить ногами, отползая к стене, подальше от глаза.

Я прижимаюсь к ней всем телом, грудь тяжело вздымается, а сердце бешено колотится. Усиливается дождь, капли стучат в стекло со скоростью биения моего сердца.

Впиваюсь ногтями в дерево, когда сквозь стук в моих ушах слышу еще один глухой скрип.

Этот кто-то в моей комнате. Видит ли он меня сейчас, забившуюся в угол?

Делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание, ожидая, что вот-вот что-то произойдет. Кажется, что прямо сейчас лезвие гильотины опустится на мою шею.

Я жду, что доски проломит фигура – страшный демон из фильма ужасов, который, изогнувшись, на руках и ногах поползет ко мне с неестественной скоростью.

Что-то такое, на что я с удовольствием смотрела бы на экране, в безопасности и с хорошим звуковым сопровождением.

Но в этом месте я не в безопасности.

Следует еще одна вспышка молнии, а затем раздается громкий раскат грома.

Я вздрагиваю, ожидая увидеть глаз, который по-прежнему смотрит на меня из стены, но там ничего нет.

Из моего горла вырывается звук – что-то среднее между хрипом и смехом.

Должно быть, я схожу с ума. Иначе и быть не может.

Шатаясь, поднимаюсь на ноги, колени почти не слушаются из-за расшалившихся нервов. Но этого достаточно, чтобы на мгновение отвлечься от непрекращающейся боли в теле.

Я такая идиотка. Просто нелепо думать, что кто-то может прятаться в стенах. Но потом улыбка сползает с моего лица при одной отрезвляющей мысли.

Та девушка из «Сатанинских связей» – она наблюдала за людьми изнутри стен домов с привидениями, а потом убивала их. Но это не может быть она. Насколько я слышала, ее посадили в тюрьму.

В стенах никого нет, Адди. Ты бредишь.

Точно. Я брежу.

Решив доказать самой себе, что там никого нет, я решаю, что единственный способ узнать наверняка – это взглянуть поближе. Я на цыпочках подбираюсь к углу комнаты, каждый мой шаг оглашает громкий скрип половиц. У меня еще не было возможности изучить пол.

Было бы не так страшно, если бы я могла включить свет, но это слишком рискованно. Я не хочу привлекать их внимание. Это становится еще одной отрезвляющей мыслью – монстр в стене кажется мне меньшей опасностью, чем те, кто владеет этим домом.

Но если я когда-нибудь снова смогу заснуть, с наркотиками или без, то я должна быть уверена, что в стене никто не прячется, наблюдая за тем, как я сплю.

Снова сверкает молния, и я бросаюсь вперед, чтобы исследовать бездну за деревянными досками.

Там ничего нет, по крайней мере, я ничего не вижу. Я не настолько отважна, чтобы прижать глаз прямо к доскам, но этого расстояния достаточно, чтобы удовлетворить мое любопытство прямо перед тем, как я снова погружаюсь в темноту.

Шлепнув себя рукой по груди, я выдавливаю еще один смешок, отрывистый и нервный.

Возвращаясь к кровати, наступаю на какую-то неровность, и доска под ногами смещается. Замираю и смотрю вниз. Шевелю ногой, и дерево снова сдвигается, протестующе скрипя.

Мое любопытство разгорается, а вместе с ним появляется и искра возбуждения. Я приседаю так стремительно, как только позволяет мое тело, а это, признаться, чертовски медленно. Хотя я и выздоравливаю после аварии, все продолжает болеть от недостатка движения.

Я упираюсь руками в доску и сдвигаю ее вниз до упора, пока в полу не образуется щель.

Поддеваю край дерева, зашипев, когда ноготь болезненно отгибается назад, почти оторвавшись от пальца. Появляется кровь, но я не обращаю на нее внимания, решив узнать, не скрывается ли что-нибудь под этой половицей.

В конце концов нащупываю подходящее место и приподнимаю доску достаточно, чтобы просунуть под нее палец. Потом осторожно вытаскиваю деревяшку и заглядываю вниз, в черную бездну.

Выдохнув, погружаю руку в отверстие и ощупываю его, с ужасом ощущая, как мои пальцы натыкаются на тушки жуков и еще бог знает на что, но отвращение сменяется восторгом, когда я натыкаюсь на что-то твердое.

Хватаю это и едва не визжу, когда понимаю, что это дневник.

Быть того не может.

Я пялюсь на тетрадь в руке.

Найти дневник Джиджи в стене в поместье Парсонс было невероятным везением. Такое происходит, наверное, только в кино.

Но найти еще один дневник в полу?

Невероятно. Просто за гранью правдоподобности.

Но он в моих руках. Дешевый блокнот с обложкой из искусственной кожи, не такой роскошный, как дневник Джиджи. Материал потрескался и местами совсем облез, но сейчас это самая красивая вещь, которую я когда-либо видела.

Широко раскрыв глаза, открываю блокнот и чуть не вскрикиваю, обнаружив внутри несколько записей.

Я обвожу взглядом комнату, словно ища кого-то, чтобы удостовериться, что передо мной именно то, о чем я думаю.

Сейчас слишком темно, чтобы что-то прочитать, поэтому я засовываю дневник обратно и кладу половицу на место, пообещав себе прочитать его позже, когда будет достаточно светло. Затем я встаю, слишком взволнованная, чтобы жаловаться на боль, и падаю обратно в постель.

Сердце колотится, частично от эйфории, вызванной находкой еще одного дневника, частично от неверия.

Дьяволица? Если это ты, то… спасибо.

Укладываюсь, чувствуя, что теперь у меня есть за что ухватиться, чтобы встретить то, что ожидает меня завтра.

Буря, бушующая снаружи, убаюкивает меня, и как раз в тот момент, когда я погружаюсь в сон, за стеной раздаются шаги, медленно удаляющиеся от нее.

18 июня 2008

СЕГОДНЯ ТОТ САМЫЙ ДЕНЬ! Он сегодня. Я наконец-то выберусь из этой адской дыры. За два дня до решения моей судьбы. Что бы она там мне ни приготовила. Кажется, Франческа вообще не упоминала, что должно случиться 20-го. Но сегодня наша подготовка подошла к концу.

Меня продадут? Кто, мать его, знает… Я встречусь со своим предполагаемым хозяином, который захочет, чтобы я встала перед ним на колени и звала его «папочкой»?

Меня уже не будет здесь, чтобы подпитывать больные фантазии этих извращенцев.

Куда мне следует отправиться с Лайлой?

В горы? Может, куда-нибудь, где холодно и красиво? Скажем, на Аляску.

А кто сможет найти меня на Аляске? Ну, разве что медведи.

Молли