Цитаты из книг автора «Ханс-Улав Тюволд»

– Прямо как ты, брат, – говорит Руффин Расмуссен то одному из нас, то другому, – я захлебывался от отчаянья, оказавшись здесь впервые. Когда Хозяин сказал: «Поживи пока тут, Руффин, мы тебя скоро заберем!» – и покинул меня, я думал, что у меня сердце разорвется. Все стало чернющим, как ньюфаундленд. Я превратился в бледную тень самого себя. Вместо того чтобы выполнять свое предназначение – нести радость другим, я тонул в жалости к самому себе. И знаешь почему, Шлёпик? Ритуал мне знаком, я знаю, что последует дальше, но отвечаю: – Потому что ты сомневался, Руффин. Потому что ты сомневался. – Вот именно, я сомневался! Сомневался, что Хозяин вернется. А когда сомневаешься в Хозяине, то немудрено, что ты разуверился в себе, правда ведь? Согласно Руффину Расмуссену, сомнения – корень всяческого зла, и не исключено, что он прав. – Слепо почитай Хозяина твоего, – убеждает он, – чтобы продлились дни твои в Доме. – А если у тебя нету никакого Хозяина, – спросил я однажды на площадке, когда мы – или, точнее, он разглагольствовал на эту тему, – или если твой Хозяин свалился с лестницы и его больше нет? – Хозяин всегда возвращается! – торжественно провозгласил Руффин Расмуссен и усмехнулся. – Вопрос лишь в том, будем ли мы здесь, когда он явится?

Вместо того чтобы выполнять свое предназначение – нести радость другим, я тонул в жалости к самому себе.

Здесь верховодят группировки. Прежде всего, Раск и Руск, метисы какой-то неведомой охотничьей собаки, – они братья и вечно грызутся за первенство, но когда встречаются с остальными арестантами, тут же прекращают свои внутренние разборки. К этой отвратительной парочке примыкают легко внушаемые собаки, многие из них – вчерашние или завтрашние жертвы всеобщей травли, и эти двое издеваются над теми, кого хотят помучить.

Провести ночь в одном помещении с печальными собаками всех размеров и возрастов – это как очутиться посредине информационного урагана, полного отчаяния и отбивающего всякие ощущения. Запахи здесь набрасываются со всех сторон, даже когда вся наша стая спит.

Собачий пансионат «Прибрежный». Да не обманет это заманчивое название вас, как обмануло оно меня. Собачий пансионат «Прибрежный» – это старая добрая собачья тюрьма общего режима. Собачье братство днем. Запертая дверь в клетку по ночам. Никаких разрешений. Никакого обучения с целью улучшить социальную адаптацию после отбытия срока. Сколько мне тут сидеть, так же неясно, как и то, сколько я тут уже просидел. В тюрьме время ведет себя по-особому. Гоняется за собственным хвостом. Жизнь состоит преимущественно из сна и тоски. В целом все так, как и полагается. Меня кормят, хотя рацион намного менее разнообразный и продуманный, чем дома. Чересчур много сухого корма. (У меня имеется конспирологическая теория о сухом корме. Сухой корм придумали ветеринары, наживающиеся на снятии зубного камня у бедных псин, которые жрут это дерьмо. Но об этом можно и попозже поговорить.) Если бы «Международная амнистия», которую фру Торкильдсен финансировала много лет подряд, предприняла рейд по собачьему пансионату «Прибрежный», то накопала бы целый каталог нарушений, в том числе нехватку соуса, собачьих лакомств и других вкусностей. Никогда наверняка не знаешь, не перепадет ли тебе чего-нибудь вкусненького, я всегда так говорил, но в собачьем пансионате «Прибрежный» это правило не работает. Здесь точно знаешь, что ничего вкусненького тебе не перепадет, и осознание этого лично меня как собаку приводит в отчаяние. Хотя, вынужден признать, пансионатское питание в долгосрочной перспективе для здоровья полезнее, чем еда фру Торкильдсен. Таким здоровым, как тут, я себя никогда прежде не ощущал, несмотря на то что я, как уже упоминал, опасаюсь заработать зубной камень.

заперт Я взаперти ИЗ ЦИКЛА СТИХОТВОРЕНИЙ ШЛЁПИКА ТОРКИЛЬДСЕНА, ТОМЯЩЕГОСЯ В ЗАСТЕНКАХ ВПОЛНЕ ТЕРПИМОГО ПРИЮТА ДЛЯ СОБАК В РАЙОНЕ ДАЛЬНИЙ ЭНЕБАКК.

я почуял, что этот вонючий гном – из тех, кто со злобой и наслаждением бьет сапогом в брюхо каждому беззащитному созданию, которому случайно не выпало родиться человеком. Да и людям от него тоже наверняка достается. Оно всегда по этой схеме развивается: сперва жестокое обращение с животными, а потом и с людьми.

– Я вызываю поллюцию! – заорал гном. – Будьте так любезны, благодарю вас. – Фру Торкильдсен одарила его жалким подобием своей самой очаровательной улыбки.

И вот мы подошли к Царским вратам, готовые приобщиться к знаниям и почесухе, но врата оказались заперты, и вдобавок на них висела небольшая записка. Никаких рисунков на ней не было, поэтому мне пришлось терпеливо ждать, когда фру Торкильдсен наденет очки и прочитает мне ее содержание. Убийственное содержание. С первого ноября наш филиал прекращает работу. Если вы взяли у нас книгу и хотите ее сдать, то положите ее в красный ящик слева. Любите книги? Выберите все, что вам нравится, в зеленом шкафу справа. Спасибо вам, наши дорогие читатели, за сорок три чудесных года, что мы провели вместе! Фру Торкильдсен помолчала и, не сводя глаз с бумажки, проговорила: – Дерьмище.

– Знаешь, Шлёпик, – тихо проговорила фру Торкильдсен, – иногда я за тебя беспокоюсь. – Благодарю, – я кивнул, – я о вас тоже беспокоюсь.