Жариков хмуро поглядел на Оксану, но она не обратила на это никакого внимания и прошла прямо к его письменному столу.
– Что-нибудь случилось?
– Ты зачем чурку ко мне прислал?!
– Какая тебе разница. Деньги он заплатил хорошие.
– Ты хоть знаешь, что ему надо родить?!
– Ну, да. Мужской орган.
– Слушай, Жора! Ты переходишь чувство меры! Я хоть и шлюха, но еще не дошла до такой мерзости!
– Девочка! Успокойся. Ведь ты даже не увидишь, что родишь.
– Но ведь я об этом буду знать, представлять его… И он заказал его очень большим.
– Слушай. Я не могу вернуть ему деньги. Тем более, что ты с ним уже переспала. Кстати, проверила, наверное, его габариты.
– Ну, хватит! Верни ему деньги! Рожать я ему ничего не буду!
Глаза Жарикова жестко сузились.
– Ну вот, что, беби. Бизнес есть бизнес. Мы с тобой повязаны очень крепкой веревкой и бабки ты имеешь неплохие. Будешь брыкаться, никакой жалости не жди.
Оксана расплакалась. Жора мягко погладил ее по голове.
– Пойми. Это твоя работа. Успокойся. Через неделю я приду принимать роды. Кстати, не могла бы ты родить двойню, близняшек. Сегодня подошел один мужик и жалуется. Жена-дура из ревности усыпила его и кастрировала. Так что ты уж, подружка, расстарайся, пожалуйста. Только нужно с яичками.
Слезы у Оксаны мгновенно высохли. Она хотела резко отрубить отказом, но, увидев холодный взгляд Жарикова, осеклась и, кивнув в знак согласия, торопливо вышла из кабинета.
Она шла по тенистой улице, вытирая ладонью то и дело появляющиеся на глазах слезинки.
В свои двадцать лет она уже прошла большую жизненную школу. После десятилетки поехала в Уфу, поступила в медицинский институт, жила в общежитии. Там очень скоро потеряла невинность, а затем стала зарабатывать на жизнь проституцией. К родителям дорогу забыла надолго. Стеснялась. Институт пришлось бросить. Так продолжалось два года, пока не нарвалась на одного парня по прозвищу Хмырь, а потом не знала, как от него отделаться. Отъявленный и очень жестокий был бандюга. Частенько бил ее по пьянке, стараясь попасть по почкам, чтобы не оставлять следов побоев. Грамотным в этом отношении был сволочью.
Прожила она с ним около года и даже умудрилась забеременеть от него. К этому времени он стал ей до того ненавистен и омерзителен, что она с ужасом думала о том, что должна родить от него ребенка, так как он, узнав про ее беременность, не разрешил ей сделать аборт.
Однако самое ужасное ее ожидало впереди. Врачи не хотели сначала показывать ей новорожденного, но когда она стала биться в истерике, то принесли его. Увидев, наконец, своего ребенка, Оксана вскрикнула от ужаса и потеряла сознание. Да и было от чего. Родился у нее ребенок в виде головастика, с огромной головой и крохотными тельцем, ручками и ножками. И вместе с тем у него было взрослое лицо, копия Хмыря, когда он был в пьяном угаре, только с клыками вампира и жесткой густой свиной щетиной серых волос.
Когда же в роддом пришел Хмырь и увидел сына, то чуть не убил Оксану, крича: – Сука! Ты меня так ненавидела, что родила такого злобного уродца!
Врач с медсестрой с трудом оттащили его от Оксаны, но Хмырь вырвался и в бешенстве схватил ребенка и вышвырнул его в окно со второго этажа на асфальт.
Поймали его быстро и, учитывая и другие совершенные им преступления, дали пятнадцатилетний срок тюремного заключения.
Освободившись от Хмыря, Оксана тут же попала в цепкие лапы Жарикова, гинеколога, принимавшего у нее роды. Он сразу почуял в ней нечто необычное, утешал ее, долго расспрашивал о ее ощущениях, делал многочисленные анализы и даже стал ее любовником.
В довершение всего у Оксаны начали сдавать почки. То ли застудила она их, то ли это стало следствием побоев Хмыря, но дела у нее стали очень плохими. От сильных болей и слабости Оксана постоянно думала о почках. Она хотела жить, обрести свое счастье.
Благодаря регулярным обследованиям, проводимых по настоянию Жарикова, врачи с изумлением установили, что на месте отмирающих почек выросли новые, совершенно здоровые. И с этой поры Жариков перестал сомневаться в уникальных способностях девушки. Он вынуждал ее спать с теми мужчинами, которым необходима была пересадка тех или иных внутренних органов. И чудо! В течение одной-двух недель после зачатия в матке Оксаны появлялся вполне зрелый и здоровый орган – почки, печень, сердце… А Жариков тайком принимал у нее роды, затем передавал «ново-рожденные» органы другим врачам, занимающимся их трансплантацией. Таким образом, была налажена целая индустрия по пересадке внутренних органов. И никто не знал, откуда Жариков доставал эти органы. Он же заставлял больных мужчин иметь интимный контакт с Оксаной, так как это было необходимо для того, чтобы не происходило отторжения транспланти-руемых органов. На этом деле все участвующие имели весьма хорошие деньги.
Трамвай ехал мимо автовокзала и тут Оксану словно током дернуло. Поеду домой, – решила она, – Поплачусь мамочке. Она простит.
Город Девонпермь открылся сразу после очередного поворота дороги на спуске с перевала. При виде его у девушки защемило сердце. До того ей показался город родным. На автовокзале, ожидая автобус по маршруту номер один, она машинально пробежала взглядом по объявлениям. И вдруг оживилась, увидев несколько коротких фраз: – Кому очень плохо и некому помочь, обратитесь в кооператив «SOS» по телефону 5—34—87.
Девушка торопливо записала номер телефона. Утопающий хватается за соломинку. А вдруг помогут!
Сергей Петрович почесал подбородок, провел ладонью по колючей щетине. Мелькнула мысль – Отпустить, что ли бороду? Понравится ли Кире?
Направление мыслей изменилось. Кира, конечно, божественно красива и умна. Она – лучшая из всех, которых он дотоле знал. Но как она не брезгует спать с любым первым встречным мужиком!?
Он не ревновал ее, считая ревность ниже собственного достоинства. Но мысль об этом была неприятна. Он считал девушку своей собственностью, хотя и признавал за ней право распоряжаться собой, в том числе и своим телом.
– Позвоню-ка я ей, – решил Бариновский. – Надо развеяться. Увезу ее я в тундру, – запел он, встав и направившись в сауну. – Только почищу перышки.
Он набрал код видеофона. На экране появилось свежее лицо красивой девушки.
– Как ты, моя душа?
Девушка томно изогнула дуги бровей.
– Мне скучно.
– В таком случае есть повод повеселиться.
– Неплохо бы.
– Как ты относишься к охоте?
– Пострелять! – глаза ее зажглись азартным огнем. – На кабана!?
– Как прикажешь, душа моя.
– В Беловежскую пущу?
– Зачем же так далеко. Намедни егерь сказал, что появился огромный секач здесь, поблизости.
– Публика будет?
– Тебе нужны восхищенные зрители?
– Я хочу быть на королевской охоте и с соответствующей свитой.
– Будет сделано, моя королева. Мы зажарим кабана целиком на костре и запьем его бургундским.
– Великолепно! Когда выезжаем?
– Через пару дней.
– До встречи, мой король!
Кира вырвалась вперед, держа ружье на перевес. Бариновский и вся кавалькада остались далеко позади. Вскоре она очутилась на мыске, с трех сторон окруженного камышами. Впереди слышался шум загонщиков.
Внезапно из камышей выбежала самка кабана, за ней три пятнистых поросенка. Кира, почти не целясь, бабахнула по ней дуплетом. Свинья упала, как подкошенная, а поросята, испуганно визжа, прижались к ее туловищу.
Девушке стало не по себе. Стреляла она автоматически – сработал охотничий азарт. Но времени на жалость не осталось. Что-то огромное метнулось к ней справа, и конь, вздыбившись, с хрипом упал на землю. Из пропоротого клыками брюха вывалились кишки.
Кира успела соскочить с лошади, но зато уронила ружье и теперь стояла один на один с великолепным секачом. Бежать было некуда. Кругом топь, а единственную дорогу к суше преграждал умирающий конь и кабан с окровавленной мордой.
Она остервенело ударила пяткой по голове бросившегося в атаку секача, клыки которого при этом разорвали голенище сапога. Кира ударила во второй раз, но кабан упрямо лез к ней, загоняя в воду.
Девушка, наконец, вспомнила про охотничий нож, выхватила его и вонзила по самую рукоятку в массивную шею зверя. Кабан как бы нехотя повалился на бок и вскоре затих.
Тяжело дыша, Кира поставила ногу на поверженного зверя и горделиво огляделась. Сергей Петрович скакал к ней на коне весь белый от ужаса. Сзади неслись во весь опор остальные охотники. Увидев, что все обошлось благополучно, все облегченно вздохнули и тут же защелкали фотоаппара-тами, зажужжали видеокамерами…
Бариновский преклонил колено и величественным тоном произнес:
– Поздравляю, Ваше Величество, с королевской добычей!
Кира подошла к своему коню и нежно погладила его по шее.
– Бедный, бедный Муфлон. Помоги, Серж, ему умереть без мучений.
Она отошла подальше, чтобы не видеть предсмертный взгляд животного. Сергей Петрович разрядил ружье в ухо коня и тот успокоился навеки. Кира вся сжалась от этого выстрела, но затем успокоилась. – У каждого своя судьба, свой конец, – философски подумала она.
Охота удалась на славу. Самку кабана насадили на вертел и зажарили целиком. Кабанчиков егеря забрали с собой, сказав, что немного подкормив их, выпустят на волю. Кабана отдали загонщикам, договорившись с одним из них, что тот сделает им чучело его головы.
Жареное мясо запивали настоящим бургундским вином, как на настоящей королевской охоте.
На границе Томской и Омской областей, между Моисеевкой и Иголом, на окраине огромного Кыштовского болота, находился постоялый двор семейства Власовых. Семья была крепкая, большая. И про нее ходили всяческие слухи подозрительного толка. Санька давно хотел проехать туда, ибо кратчайший путь для беглых ссыльных проходил мимо избы Власова. Но Саньке не хотелось в это верить, так как Кыштовское болото считалось практически непроходимым.
Однажды поздно вечером постучали в окно. Санька вздрогнул от неожиданности, прикрутил фитиль керосиновой лампы, пытаясь разглядеть человека в черном проеме окна, пока не признал в нем Поповича, старшего караульного, и только после этого отпер дверь.
– Что случилось?
– Товарищ комендант. Тут такая история. Разрешите войти?
– Заходи. Садись. Рассказывай.
– Есть одна бабенка. Ничего из себя, ладная. Так вот… Прибежала она сегодня ко мне и стала рассказывать страшные истории о том, что как будто ее отец и братья заманивают беглых и охотников в болото, грабят их и убивают.
– Кто же это?!
– Маша Власова. Их дом на речке Чертале, за Моисеевкой.
– Так, так! – Санька возбужденно прошелся по комнате. – А за их домом находится Кыштовское болото! Интересно! Слушай. А с чего она вдруг разоткровенничалась? Почему раньше ничего не говорила про это?
Попович замялся, неловко комкая в своих больших, поросших рыжими волосах, руках шапку из собачей шкуры.
– Мы, в некотором роде… балуемся иногда.
– И давно вы балуетесь?
– Ну-у… годика два, уже.
– Хорошо. Почему же она только сегодня рассказала?
– Ей богу, не знаю! Как услышал эту историю, так сразу к Вам.
– Она знает, что ты ко мне пошел?
– Как можно! Нет, конечно! Я службу знаю. Сказал ей, что у меня сегодня ночное дежурство в комендатуре.
– Где она сейчас?
– Сказала, что пойдет домой.
– Ночью?!
– Ну, не совсем, конечно, домой. Подружка у нее здесь есть. Так она у нее всегда останавливается.
– Что за подружка?
– Галина Мыльджина.
– Жена капитана буксира?!
– Она самая.
– Елки-палки! Но почему же она так долго молчала?!
– Говорит, что очень боится отца. Он всем детям пригрозил, что если кто проболтается, тому голову отрежет. Прикажете ее арестовать?
– Ее-то за что?! Нет. Надо проследить за ней. Вот что, Алексей. Ты парень молодой, неженатый. Кто-нибудь знает, что ты с Машей встречаешься?
– Знают, конечно.
– Значит, и до ее родственников слух может дойти.
– Маша как-то обмолвилась, что отец запретил ей часто ездить в Новый Васюган. Видимо, что-то подозревает.
– Вот и хорошо. Пора Алексей и тебе наведаться в их дом. Пока, как бы тайком, на свидание. Надзиратели ведь тоже люди и до девок охочи.
– А если застанут?!
– Ну что сделаешь. Парень ты крепкий. Раз, другой наломают бока. Я думаю, стерпишь. А главное, держи уши топориком. Все слышать, все примечать. Нам их нужно брать только с поличным. Смекаешь?
– Не совсем, товарищ комендант.
– Объясняю. Когда они кого-нибудь мочить будут. Фу, черт. Я хотел сказать, когда будут грабить или убивать.
– Как же я буду знать об этом заранее?!
О проекте
О подписке